Элементал и другие рассказы — страница 35 из 36

— Иди ты к чёрту, — пролаяла телефонная трубка.

— Но, Кэтрин, — умолял Питер, — ты должна прийти. У меня... у меня полный бардак.

За две мили отсюда Кэтрин развалилась на сво­ей кровати, помахивая руками с только что на­крашенными лаком ногтями.

— Я пластмассовая игрушка в белом парике, — ты помнишь?

— Прости меня за это. Но ты единственная, кто может мне помочь. Если она увидит тебя, то, воз­можно, поймёт, что у неё нет никакой надежды, и уйдёт.

— Послушай-ка, — Кэтрин села и сжала теле­фонную трубку крепче, — насколько я понимаю, у тебя там какая-то шлюха, и я, по-твоему, должна вышвырнуть её?

— Не совсем так, — Питер тревожно посмотрел в сторону кухни. Звуки оттуда говорили, что для него готовился завтрак. — Когда я сказал «она», на самом деле я имел в виду «оно».

— Оно! — словесная пуля ударила ему в ухо. — Ты пытаешься шутить?

Он яростно замотал головой.

— Поверь же мне, нет ничего забавного в том, что здесь происходит. Пожалуйста, приезжай, и я постараюсь всё тебе объяснить.

Кэтрин бросила трубку, и новый звонок зажуж­жал, как разъярённая оса или предсмертный хрип надежды. С дрожащим вздохом Питер оглядел комнату; в квартире уже царила атмосфера полно­го порядка. Все подушки были взбиты; его рабочий стол напоминал хорошо оборудованную канцеляр­скую конторку, а на блокноте лежал цветок розы.

Осмелев, он пробрался в кухню и издал вздох облегчения, когда увидел, что никакой еды там не было приготовлено. Это, скорее всего, было не в её силах, но на столе стоял поднос с тарелкой, ножом и вилкой, чашкой с блюдцем, и электрический чайник стоял себе спокойно на газовой плите. Ни­что не указывало на чьё-либо вторжение, но что-то очень холодное прикоснулось к его руке, и он стремглав побежал в ванную — единственное ме­сто, как подсказывал ему инстинкт, куда она ни­когда не войдёт. Он побрился, затем неторопливо принял ванну, а через некоторое время раздался мягкий стук в дверь, который могла бы устроить любящая жена, чтобы напомнить медлительному мужу, что завтрак готов, и ему следует поторо­питься, иначе еда испортится. Он причесался и заметил, что красный знак от её губ начал исче­зать, но он всё ещё ощущал лёгкий холод на левой руке, и он снова вздрогнул, когда деликатный стук повторился.

— Уходи, — отозвался он, а потом закричал. — Уходи, чёрт бы тебя побрал! — Он рывком открыл дверь, вышел в коридор, его кулаки были сжаты, и, подгоняемый страхом, он яростно завопил: — Можешь ли ты понять своей маленькой глупой го­ловой, что ты мне не нужна. Ты слышишь меня? Я не люблю тебя. Я ненавижу тебя. Я ненавижу... не­навижу... ненавижу...

Мягкое девичье хихиканье раздалось из гости­ной. В новом приступе гнева он ринулся в откры­тую дверь и, схватив книгу, запустил ей в проти­воположную стену. Хихиканье повторилось, но те­перь оно звучало со стороны окна. Схватив подуш­ку, Питер швырнул её в окно. Она ударилась о ра­му, потом отскочила в его сторону, а затем после­довал настоящий ливень из книг, домашних тапок, пары брюк, а после — кухонных ножей и украше­ний с каминной полки. Это было действие безот­ветственного ребёнка, который только учится иг­рать, — ребёнка, который хихикал сдержанным, но восхищённым смехом. Фарфоровая собака скользящим ударом стукнула Питера по лбу, и он рухнул на стул со стоном:

— Пожалуйста, уходи... пожалуйста, уходи.

Белая фигура порхала вокруг него; холодные, холодные руки ласкали его несчастный лоб, неж­ные ледяные губы касались его рта, а мягкий голос бормотал что-то успокаивающее, хотя слова были совершенно непонятны, пока он сопротивлялся, как зверь, попавший в капкан, визжа, когда об­жигающий холод пронизывал его плоть.

Дверной звонок резанул по его сознанию, как раскалённый нож, и она мгновенно исчезла; раз­бросанные книги на полу и ледяные прикоснове­ния к его лицу и рукам оставались единственными свидетельствами безумной битвы. Когда он открыл дверь, перед ним стояла Кэтрин, и на её лице за­стыло угрюмое выражение. Она оглядела его свер­ху донизу, а затем огрызнулась:

— Что ж, я здесь вопреки своему желанию. Мне можно войти, или я отправлюсь обратно домой?

— Прости, — он посторонился, чтобы она вошла, и она прошла мимо него, выражая негодование каждой линией своего напряжённого тела. В гостиной она осмотрела опустошение, вскинув брови.

— Кажется, ты недавно хорошо повеселился, а, судя по твоему лицу, она, должно быть, пользуется несмываемой губной помадой.

Питер понизил свой голос.

— Это безумная история. Ты не поверишь.

— Нет, я полагаю, что, действительно, не пове­рю, — она убрала фарфоровую собаку со стула и села на него. — Но я хочу послушать.

— Она. — его взгляд перескакивал с двери в

спальню на кухню. — Она.

— А у неё, что, нет имени? — спросила Кэтрин, глядя на него сузившимися глазами.

— Я не знаю, — он покачал головой. — Полагаю, что когда-то было.

— И что это должно значить? — Кэтрин почти улыбнулась, но сразу же быстро нахмурилась. — Что это за чёртова воинствующая нимфоманка? Призрак?

Он развернулся и удивлённо уставился на неё.

— Да! Как ты только догадалась?

— Я допускаю, — заметила она спокойно, — что это одна из не самых смешных твоих шуток.

— Хотелось бы, чтобы это было так. Она до сих пор где-то здесь — в спальне, на кухне, на потолке. Я не знаю. Но она здесь.

— Позволь мне всё это прояснить, — Кэтрин по­ложила ногу на ногу и внимательно посмотрела в его истерзанное лицо. — Ты что — честно пыта­ешься рассказать мне, что э-э... призрак положил на тебя глаз?

Он кивнул.

— И что заставило этот фантом влюбиться в те­бя? Все мы знаем, что ты обладаешь сокрушитель­ным очарованием, но мне хотелось бы думать, что при этих обстоятельствах возможности страстного ухаживания весьма ограничены.

— Она странница, — начал Питер.

— Что ты говоришь? — пробормотала Кэтрин. — Это имеет смысл. Я тоже немного постранствовала в своё время.

— Пожалуйста, будь посерьёзнее, — он сел на стул напротив неё, выглядя довольно жалко в сво­ём стремлении быть понятым. — Я впервые увидел её в усадьбе Клэйверингов. Позавчера. Она была на скамейке.

— Я никогда не знала, что в тебе это есть, — су­хо заметила Кэтрин. — Девка на скамейке. И куда только катится мир?

— Пожалуйста, выслушай. Я полагаю, мне стало её жалко. Я имею в виду, что она выглядела такой одинокой, такой усталой и...

— Продолжай, — настояла Кэтрин. — С каждой минутой это становится всё более захватывающим.

— Я сказал ей, что люблю её. Тогда мне каза­лось, что так оно и есть. Она принадлежала тому саду, другому веку, и ещё тогда светила луна. Ты понимаешь?

Кэтрин не ответила, но продолжала смотреть с отсутствующим выражением лица.

— Я и вообразить не мог, что она последует за мной, я не понимал, какой холодный ужас.

Он внезапно прервался и посмотрел широко раскрытыми глазами на кухонную дверь. Оттуда выходила белая фигура с печальным лицом; она медленно двигалась по направлению к нему, и, бросив быстрый взгляд на сидящую девушку, встала за её спиной. Меланхолические глаза смот­рели на неё.

— Что ещё? — спросила Кэтрин.

— Ты что, не видишь её? — прошептал он. — Ты должна. Она стоит прямо за твоей спиной и смотрит на меня, — он стал сжимать руки, тихонь­ко постанывая. — Она не хочет уходить, и она.

она. она.

— Даже будучи сумасшедшим, ты верен себе, — спокойно сказала Кэтрин.

Он начал говорить быстро, не отводя глаз от не­подвижной фигуры.

— Ты должна помочь мне. Помочь мне, ты по­нимаешь? Её надо убедить, чтобы она поняла, что я не люблю её. Не могу любить её. это исключе­но. и тут только один путь. Один-единственный путь. Давай займёмся с тобой любовью. Сейчас же. прямо на её глазах. Тогда она поймет, что для неё это безнадёжно. тогда она уйдёт.

— Ты бедный, безумный ублюдок, — мягко ска­зала Кэтрин.

— Ради Бога, разуй свои глаза.

Он выкрикнул эти слова, затем, вскочив на но­ги, схватил девушку и развернул её. Крепко держа её за плечи, он толкал её вперёд, пока её лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица привиде­ния.

— Гляди, чёрт тебя побери! Кто здесь сума­сшедший? Гляди на это проклятое мёртвое лицо, смотри в эти налитые кровью лунные глаза! Смот­ри! А? Ты видишь? Теперь убеждена?

— Питер, — Кэтрин говорила спокойно, хотя в её голосе слышалось опасение. — Питер, отпусти меня.

Его руки опустились, и она тут же обошла стол и встала прямо напротив него; она была бледна, и её рука, приглаживавшая растрёпанные волосы, дрожала.

— Питер, тебе нужна помощь. Ты должен обра­титься к врачу. Ты меня слышишь? Обратиться к врачу... Ты болен.

— Только ты можешь помочь мне.

Он уселся на стул в полной уверенности, что не­подвижная фигура не сдвинулась с места и про­должала смотреть на него своими большими печальными глазами. Кэтрин покачала головой и на­правилась обратно к двери в зал.

— Нет, я не смогу помочь тебе. Это не моего ума дело. Сделай, как я говорю. обратись к врачу.

Она выбежала из комнаты, и он услышал, как входная дверь захлопнулась, после чего на комнату спустилась тишина. Ужасная, леденящая кровь тишина.

Его плечи затряслись, по щекам потекли слёзы, а Странница медленно двинулась по направлению к нему, с беззащитным видом ища укрытия, в отчаянном поиске надежды. Питер Уэйнрайт погля­дел вверх, и, когда он увидел великое страдание, отражённое в этих тёмных, печальных глазах, он на время забыл свой страх и попытался объяснить ей.

— Я из плоти, — он протянул вперёд свои ладо­ни, раскрыл их, потом снова сложил. — Я из плоти и крови. А ты. ты дух. У меня есть тело, а у тебя... ничего. Мы не можем быть вместе. Понимаешь? Это то же самое, что и смешивать огонь и воду. Те­бе надо найти такого же, как ты сама. Понима­ешь?

Она медленно подняла свои руки и протянула их к нему ладонями вверх; обтрёпанные рукава за­дрались, и он с нарастающим ужасом смотрел на её запястья; две зияющие раны ухмылялись ему своими кроваво-красными ртами. Какое-то время он был не в состоянии говорить, затем попытался спросить её хриплым, сдавленным голосом: