Индия глотнула больше, чем ожидал Люкер. Она встала и вытащила из другого ящика комода стопку фотографий поменьше и передала отцу.
– Это с той же пленки?
– Да, – сказала она. – Они идут не по порядку. Но все со второй пленки.
На первых фотографиях были архитектурные детали дома: в основном створки окон и башня веранды, которая выступала из дюны перед ним.
– Они так же хороши, как и другие, – удивленно сказал Люкер, – я не вижу…
И он увидел.
Что-то опиралось на башню, на темную черепицу. Очертания исхудавшей фигуры – не больше, чем скелет, завернутый в ткань плоти, – по-видимому, что-то пыталось ускользнуть от объектива камеры, прижавшись к стене башни. Но выступающие ребра немного выделялись на фоне неба, как и подбородок и челюсть запрокинутой головы. Виднелись колени и тонкие бедра, но голени и ступни были зарыты в песок, покрывавший крышу веранды. Что бы там ни стояло, оно имело такой же цвет, что и серо-черная черепица. Длинные пальцы иссохшей руки торчали на залитой солнцем стороне башни. Казалось, что кого-то – или что-то – застали врасплох, и оно убегало прочь, подальше от глаз Индии и Одессы.
Люкер взглянул на Индию – она снова плакала.
– Индия, – сказал он, – когда ты делала этот снимок…
– Я ничего не видела, – прошептала она, – там ничего не было.
Люкер быстро перелистал все фотографии заново.
– Это была самая худшая, – сказала Индия, – но посмотри…
На каждом снимке она указывала на то, что Люкер упустил: вот темная костлявая рука лежит на подоконнике; а вот темная иссохшая рука перебирает истлевшие занавески в комнатах третьего дома. Люкер недоверчиво покачал головой.
– Ненавижу это, – прошептал он. – Я говорил тебе не…
Индия все еще держала в руке две фотографии лицом вниз.
– Это самые худшие?
Индия кивнула.
– Хочешь увидеть, что там?
– Нет, – сказал он, – конечно, не хочу, но покажи.
Она перевернула первую фотографию и вложила ему в руку. Это было изображение веранды, показывающее красивый изгиб дюны, захватывающей дом со стороны лагуны. Но Люкер сразу увидел жирное серое существо, прятавшееся за невысокими перилами крыльца. Из-за скрюченного положения и того, что большая часть существа скрывалась за перилами, было невозможно восстановить его форму – и Люкер подумал, что это может быть оживший зародыш слона. Виднелась только часть головы от круглого плоского уха до круглого плоского глаза. Белый зрачок смотрел в объектив камеры.
– Меня от него тошнит, – сухо сказала Индия.
На следующей фотографии, переданной Индией отцу, была запечатлена спальня второго этажа. Все остальные кадры этой комнаты были испорчены отражениями в стеклах. На ней же виднелись только перемычки оконной рамы, а стекло как будто вовсе отсутствовало.
В дальнем конце комнаты был шифоньер, и во внутреннем зеркале открытой дверцы отражалась та часть комнаты, которую нельзя было увидеть напрямую с того места, где стояла Индия. У внешней стены спальни на краю песчаной дюны, просочившейся через разбитое окно, притаилась женщина. Она ухмылялась в камеру; ее глаза были черными с белыми зрачками. Впившийся когтями в ее плечо попугай выгнулся и расправил крылья.
– Это Нэйлз, – сказала Индия.
– И Мэриэн Сэвидж, – продолжил отец.
Глава 23
– Фокусы, – сказала Одесса, когда ей показали фотографии третьего дома, сделанные Индией. – Это все фокусы. – Она бегло осмотрела их и вернула хозяйке.
– Но это же фотографии, Одесса. Ты не можешь смотреть на них и говорить мне, что это игра света и тени – потому что я знаю, что это не так. На крыше что-то есть: видно грудь, подбородок и ноги, и еще что-то прячется на крыльце, потому что смотрит прямо в камеру, а тут эта мертвая женщина наверху – и я знаю, кто это, я видела ее в гробу на похоронах!
Одесса была непреклонна.
– Это фокусы. Все фокусы.
Индия покачала головой и посмотрела на отца.
– Как она может так говорить? – взмолилась она. – Никто не игрался с камерой или пленкой. Пленку проявляли в аптеке, там все автоматически, никто даже и не смотрит на нее! И я видела негативы. Все это там тоже есть.
– Нет, – ответила Одесса, – там ничего не было. Духи пробрались в камеру, вот и все. Когда ты фотографировала, их там не было. Они залезли в камеру и попали на пленку.
– Я бы заметила их, если бы они там были, – вяло ответила Индия, Одесса и Люкер кивнули, соглашаясь с ней.
Они сидели на застекленной веранде Малого дома ранним воскресным утром второго июля. Ли и Дофин уехали на летнее цветочное шоу в Оружейной палате – не только для того, чтобы умаслить Лоутона, но и затем, чтобы проследить за Большой Барбарой и убедиться, что в ее пластиковом стакане имбирный эль[10], а не шампанское.
Люкер поерзал с минуту, а потом заговорил тоном, в котором читались раздосадованное смирение и капитуляция.
– Индия, послушай, – сказал он, – штуки, которые ты видишь на фотографии, не существуют в реальности.
– Я не понимаю, – жалобно сказала Индия, поскольку осознала, что скептицизм отца был искренним.
– Это элементали, – тихо сказал он. – Это элементали разыгрывали тебя – разыгрывали нас всех.
– Не понимаю, о чем ты. Элементали – что такое элементали?
– Это духи третьего дома, – ответил Люкер. Он смешал еще выпивку и сделал порцию и для Индии – лишь чуть послабее, чем себе.
– Ты знал об этом больше, чем рассказал мне, – сказала Индия, и он мрачно кивнул. – Вы двое обращались со мной, как с ребенком! Ну а теперь скажите мне, почему я должна смотреть на эти фотографии с монстрами и мертвецами и говорить себе: «Эй, Индия, их на самом деле там не было…»
Одесса сидела в кресле-качалке, скрестив руки на груди: она ничего не скажет. Говорить должен Люкер.
– Что же, – начал он, – тебе следует знать, что есть два вида духов. Добрые и злые…
– Я не верю в духов, – воскликнула Индия.
– Да заткнись же ты! Ты наделала эти чертовы фотографии, а теперь хочешь знать, что на них – так я расскажу тебе, и попробуй только сказать мне, что не веришь! Я тоже ни во что не верю. Бог помер, а дьявол-то и не в курсе! Но я знаю достаточно, чтобы понимать, что не стоит заходить в третий дом – и прямо сейчас расскажу тебе, так что сядь, заткнись и не скули. Это сложно.
Индия притихла.
– Ну, начнем с того, что есть добрые духи и злые духи…
Индия закатила глаза и сделала большой глоток.
– И, сдается мне, ты догадываешься, какие духи в третьем доме. И эти злые духи, что в третьем доме, называются элементалями.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю что?
– Откуда ты знаешь, что они называются элементалями? В смысле, мне кажется, что ты на самом деле не особо-то в них разбираешься – и тут вдруг даешь им такое громкое имя…
– Так их назвала Мэри-Скот, – сказала Одесса. – Мэри-Скот сходила к священнику, а затем вернулась и сказала, что это элементали.
– И ты слушаешь то, что говорит священник? – осуждающе спросила Индия отца.
Люкер пожал плечами.
– Это… удобное название, Индия, вот и все. Звучит лучше, чем духи или привидения. Все, что мы на самом деле знаем, – это то, что они живут в третьем доме в Бельдаме, и они злые.
– И их называют элементалями, потому что они принадлежат природным стихиям или типа того?
– Правильно.
– Эка невидаль, – сказала она. – Так как, черт возьми, они попали в третий дом?
Люкер пожал плечами, Одесса эхом повторила движение.
– Ну ладно, – сказала Индия. – Значит, они там. Значит, их трое. И один из них – штука, которая висит на крыше, другой из них похож на абортированную лягушку размером с колли, а третий – мать Дофина.
– Нет, – сказала Одесса.
– Нет, – повторил Люкер. – В этом вся суть элементалей. Мы не знаем, какие они и на что похожи. У них нет реальной формы. Мы даже не знаем, есть ли у них настоящие тела или нет. Они появились на твоей пленке, но ты их не видела, когда снимала, верно?
– Верно.
– Они могли быть в самой камере.
– Ага, – презрительно ответила Индия, – а может, они подошли и наклеили свои портреты на объектив.
– Что-то вроде, – сказал Люкер. – Видишь ли, дело в том, что ты не можешь ожидать от духов – и особенно элементалей – того, что они будут действовать так, как мы с тобой. Изображения на негативе не означают, что элементали действительно были в том месте – лишь то, что в доме есть духи.
– Но как они выглядят?
– Они ни на что не похожи, – сказала Одесса, – это лишь фокусы и злоба. Они и то и это, и ничего из этого не будет тем, чего ты от них ожидаешь. Они выглядят так, как хотят.
– Верно, – сказал Люкер. – Может, они знали, что ты ненавидишь лягушек, и поэтому надели костюм лягушки.
– Я люблю лягушек, – сказала Индия. – А ненавижу – ящериц.
– Не в этом дело. Дело в том, что они могут выглядеть как угодно. Даже как Мэриэн Сэвидж…
– Или Марта-Энн, – безжалостно продолжила Индия, взглянув на Одессу.
– Или вообще все что угодно. Понимаешь, они хотят тебя обмануть, Индия. Они хотят, чтобы ты посмотрела на эти фотографии и сказала: «Боже мой, их трое, и они принимают вот такую форму, такую и такую, но, если я смогу не попадаться им на глаза, со мной все будет в порядке».
На несколько мгновений Индия задумалась над этой информацией: дело пахло безумием.
– Но почему они просто не показывают себя такими, какие есть на самом деле?
– Потому что у них нет определенной формы, – сказал Люкер. – Потому что они просто существуют.
– Тогда зачем они так напрягаются? Я про то, что, смотря на фотографии – а они не поддельные, – невольно думаешь, кто-то явно работает без выходных. Зачем им нас так обманывать?
– Не знаю, – коротко ответила Одесса. – Никто этого не знает.
– Тогда они опасны? – повернулась Индия к ней.
Одесса пристально посмотрела на девочку.
– Взгляни на свою ногу, деточка.