– лишь визуальные проявления, и я, конечно, могу принять то, что вижу их. Просто делаю вид, что это фотография, вот и все. Изображение может шокировать, но никогда не причинит вреда.
Индия подняла штанину и показала синяки.
Глава 24
В тот день Индия не смогла заставить отца продолжить рассказ. Она хотела узнать историю Мэри-Скот, но Одесса запретила.
– Ты сегодня уже много узнала, деточка. Ты достаточно услышала, – сказала она.
На следующее утро Ли взяла Индию с собой за покупками, пообещав новые шмотки и обед в лучшем ресторане города, а Люкер провел это время в гостях у одноклассника. В школе они не особо дружили, но теперь нашли точки соприкосновения. Так что Люкер вернулся в Малый дом душевно отдохнувшим.
Позвонил Дофин – ему нужна была не Ли, а сам Люкер.
– Слушай, – сказал он, – я здесь, у твоих родителей, и тебе лучше подойти.
– Зачем? – мрачно спросил Люкер, догадываясь.
– Лоутон разговаривал с Большой Барбарой, и она расстроилась.
– Что он ей сказал?
– Люкер, послушай, почему бы тебе просто не прийти? Если Ли там, скажи ей, чтобы тоже подошла.
Люкер понял, что его мать напилась; ничто другое не могло объяснить сдержанный, трагический тон голоса Дофина. Он тут же вышел из дома, сказав горничным, чтобы Ли, как только они с Индией вернутся, заскочила к матери.
Большая Барбара была в не лучшем состоянии. Когда Дофин пришел к ней, она уже выпила пять больших бокалов бурбона. Она была угрюмой и рассеянной, с непривычки от спиртного ей стало плохо. Она плакала, потому что Дофин видел, как ее рвало в ванной. Когда пришел Люкер, Большая Барбара сказала, что Лоутон уехал час назад. Она понятия не имела, где он теперь.
Рыдая, она сидела у изножья своей кровати. Люкер принес из ванной смоченную тряпочку и нежно вытер ей лицо. Дофин хотел уйти, но ни Люкер, ни Большая Барбара ему не позволили. Он должен был сидеть напротив них, и неважно, насколько неловко себя при этом чувствовал.
– Ох, ребята! – всхлипывала Большая Барбара. – Мне так стыдно! Вы так усердно работали со мной в Бельдаме, и я думала, что у меня все так хорошо получается, а теперь я вернулась в Мобил на денек, и посмотрите на меня! Я не могу пройти по прямой, даже если она будет нарисована креозотом[11]! Не знаю даже, что вы обо мне думаете!
– Мы вообще ничего о тебе не думаем, – попытался успокоить ее Дофин.
– Что тебе сказал Лоутон, Барбара? – спросил сын.
Большая Барбара судорожно икала до тех пор, пока Люкер не похлопал ее по спине.
– Люкер, – причитала она, – ты был прав, я ошиблась!
– Он сказал, что хочет с тобой развестись, – понял Люкер.
– Когда он приехал в Бельдам, то сказал мне, что с этого момента все будет хорошо. А сегодня я вернулась – и он говорит, что передумал и будет разводиться во что бы то ни стало. Я сказала ему, что бросила пить, а он ответил, что это не имеет значения.
– Барбара, – сказал Люкер, – должно было случиться что-то, что заставило бы его вот так передумать. Что произошло?
– Ох, ничего! Ничего особенного! – воскликнула она. – Сегодня мы были на том обеде, в Ротари-клубе, Молодежной палате или еще где, я сидела напротив Лоутона, и все говорили о заполнении налоговых деклараций. На таких собраниях только и говорят о налогах или охоте. И все жаловались, как много им нужно заплатить, а я взяла и ляпнула: «Ну что ж, вам всем стоит прийти и получиться у Лоутона – посмотрите, что он вытворяет с налоговой формой и наточенным карандашом…» И это все, что я сказала, честное слово. Но Лоутон глянул на меня так, как будто я дала показания против него на суде.
А потом мы сразу же садимся в машину – даже на десерт не остались – и он снова начинает говорить о подписании бумаг. Говорит, что не имеет значения, пьяная я или трезвая, все равно язык за зубами держать не умею. Я говорю: «Лоутон, ты в самом деле хочешь сказать, что мухлюешь с налогами?» А он: «Конечно, а ты как думала?» А я ответила: «Даже и мысли не было! Просто хотела рассказать, как круто ты детализируешь вычеты в этом огромном бланке» – честное слово, это все, что я имела в виду! Но он не слушал, высадил меня здесь, а сам сказал, что едет к адвокату, и мне даже не пришлось махать рукой на прощание!
– Итак, ты вошла в дом и побежала к бару, – мрачно заключил Люкер.
– Даже обувь не сняла, – вздохнула Большая Барбара. – В машине Лоутон сказал мне, что нет такого понятия, как «бывший алкоголик», есть только алкоголики, которые говорят всем, что больше не пьют. Сказал, что я могу оставаться в доме, если повешу в холле карту, чтобы не заблудиться после четвертой бутылки за день.
– Барбара, – сказал Люкер, – тебе нужно было воткнуть пальцы ему между ребер и вырвать печень – я бы сделал именно так. Тогда ему не придется возиться с разводом.
– Знаю, – вздохнула Большая Барбара, – но я тогда вообще не соображала. И знаете что?
– Что? – серьезно спросил Дофин.
– Я думаю, – сказала она, осторожно глядя на сына и зятя и кладя руку на бедро Люкера, – я думаю, что позволю Лоутону получить развод. Думаю, это принесет мне не меньше пользы, чем ему.
Люкер не решился ответить и просто присвистнул.
– Ты думаешь… – начал Дофин, но остановился, потому что знал, что хотел сказать.
– А я объясню вам, почему так решила. Это из-за пьянства. Я сейчас не очень соображаю, но вчера вечером и сегодня утром мой разум был трезв. Про бурбон даже не задумывалась – мысли об алкоголе и не приходили мне в голову. Сегодня за завтраком я выпила целый стакан грейпфрутового сока, и только после того, как посуда отправилась в раковину, подумала, что туда можно было добавить водку. Если это не исцеление, тогда я не знаю, что это!
Дофин одобряюще кивнул.
– Я вылечилась, сказала я себе. И знаете, старалась-то я для Лоутона, потому что он не хотел быть женатым на пьянице. На себя было плевать – на самом деле мне даже нравилось налимониваться каждый вечер, и – мне больно это говорить – по большому счету меня вообще не волновало, что вы, дети, об этом думаете. Если бы вы просто сказали мне остановиться, я бы не послушалась. Я бы пошла на свадебный прием с ожерельем из бутылок на шее – и все равно, что подумают другие! Но Лоутон не хотел быть женатым на пьянице, так что я решила бросить пить. Все время, пока страдала в Бельдаме, думала, что я больше не пью, что больше не алкоголик, и когда вернусь к Лоутону, он скажет мне: «Боже милостивый, Большая Барбара, ты можешь водить мою карету!» Но оказалось, что Лоутон просто не хочет быть моим супругом! Он высадил меня на подъездной дорожке и сказал: «Иди внутрь и выпей, Барбара, тебе станет легче!»
Дофин покачал головой, как будто не поверил, – хотя знал Лоутона МакКрэя, и история звучала вполне правдоподобно.
– Тебе следовало взять ложку, – сказал Люкер, – и выковырять его глаза прямо из орбит.
– И я подумала, что если его забота обо мне кончается на этом, то уже ничего нельзя поделать. Пусть остается со своей разведенкой! Если его изберут в Конгресс, ей придется нелегко в Вашингтоне. Курчавые разведенки понятия не имеют, как устраивать вечеринки для политиков – ни малейшего понятия!
– Ты можешь жить у нас с Ли, – сказал Дофин. – Позволь Лоутону забрать все, что он пожелает, не хочу, чтобы ты беспокоилась о… вещах. – Он имел в виду деньги. – Мы с Ли позаботимся о тебе, мы все можем переехать в Большой дом. Ох, я уверен, с этого момента у нас все будет хорошо!
– Теперь ты наконец протрезвела и понимаешь, что за мудак этот человек, – сказал Люкер.
– Индия от тебя понабралась, – вздохнула Большая Барбара. – Лоутон говорит, что у него там какие-то бумаги, и он хочет, чтобы я подписала их у Уорда Бенсона в среду. Он хочет развода по обоюдному согласию. Я скажу ему, что буду счастлива подписать документы о разводе, буду счастлива передать все свои акции компании по производству удобрений, все права на добычу полезных ископаемых, которые есть у меня в округе Ковингтон. Я пойду и скажу ему, что он может взять все, кроме Бельдама. Умно придумано, да? Бельдам останется моим. Это единственное, что я заберу. И тогда нам больше не придется беспокоиться о вмешательстве нефтяных компаний. Я отдам Лоутону все до нитки, лишь бы Бельдам остался у меня. В среду утром я подпишу эти бумаги, и уже к вечеру мы вернемся в Бельдам.
Большая Барбара улыбнулась сквозь рыдания, предвкушая это счастливое будущее.
Глава 25
Лоутон МакКрэй водил знакомство с Лулой Перл Торндайк девять лет. Когда-то она была бедной, но в ее скромном ореховом саду всего через три недели после того, как ураган «Клара» растерзал и унес все, кроме четырех деревьев, обнаружили нефть. Именно Лула надоумила его попытаться продать Бельдам и познакомила с Сонни Джо Блэком, главным местным представителем нефтяной компании на алабамской «ручке кастрюли». Сонни Джо Блэк под огромным секретом и рассказал Лоутону о планируемом бурении у побережья округа Болдуин.
Лоутон проявил довольно заметный интерес к предложенной сделке – и, посовещавшись со своим начальством, Сонни Джо Блэк вернулся с предложением: два миллиона долларов за Бельдам, поровну поделенные между Лоутоном и Дофином Сэвиджем. Дофину нефтяная компания официально сообщит, что Лоутону досталось гораздо меньше – за меньший земельный участок. Фактически Лоутону заплатят за помощь в организации сделки. Миллион долларов позволил бы ему разнообразить свой бизнес – мужчина в пятьдесят три заслуживает чего-то большего, чем банальные удобрения.
Первая организованная Лоутоном встреча Сонни Джо Блэка с Дофином прошла, по его мнению, хорошо; но вот вторая, в Мобиле, когда Дофин вернулся в город знакомиться с завещанием Мэриэн Сэвидж, оказалась разочаровывающе безрезультатной. Похоже, Дофин не собирался отдавать дома без боя. Лоутон намекнул зятю, что просто ждал, когда будет названа достаточно высокая цена за их с Большой Барбарой дом, но это был просто блеф. Без целого земельного участка под названием «Бельдам» нефтяной компании было нечего делать, а бумаги Лоутона включали лишь его дом – всего пятнадцать метров береговой линии и четыреста пятьдесят квадратных метров собственности. Всем остальным владел и распоряжался Дофин.