Обращение к философии денег у Зиммеля позволяет нам увидеть сердцевину этой проблематики. Если мы изучаем социальную жизнь, мы сталкиваемся с тем, что люди ведут себя некоторым образом, пытаясь чего-то достичь, поскольку они чего-то хотят. Но чего они могут хотеть и откуда берется их хотение? Какова природа, исток этого хотения, реализующегося в их поведении, которое мы наблюдаем как социологи и пытаемся понять? Потому что пока речь идет о традиционных культурах, о досовременной социальности, Gemeinschaft, и там все более или менее понятно: устойчивые предпочтения идут от группы, общности к каждому из тех, кто действует. Поэтому все равно, исследовать всех вместе или каждого по отдельности, потому что выбор каждого предопределен характеристиками той группы или того обобществления, в котором он находится. Но когда наступает новая эпоха модерна, индивидуализации или индивидуального выбора, что тогда? Как этот выбор совершается? Это и есть главный вопрос. Тённис говорит, что это выбор, основанный на своеволии, но он не дает ближайших характеристик этого своеволия, кроме эгоизма. Дюркгейм говорит нам, что это, безусловно, более рациональный выбор, но благодаря такой рациональности человек получает более широкий обзор и понимание того, насколько он связан с другими людьми. Но иногда нам кажется, что Дюркгейм слишком оптимистично смотрит на вещи. Зиммель, гораздо более чувствительный к подземным толчкам истории теоретик, говорит нам, что денежная культура, бесхарактерность, интеллектуализм – все это есть то новое, что появляется в ситуации, когда внятных целей больше нет. Нет целей, которые могли быть определены как ценности. Место целей как ценности заняло средство, превратившееся в универсальную ценность. Затем приходит Вебер, который создает, в виду такой постановки вопроса, свою собственную оригинальную социологию.
Хронологически дело обстоит чуть ли не так, что Вебер принимает эстафетную палочку у Зиммеля, хотя, конечно, было бы заблуждением выстраивать такие последовательности. Я сам вроде бы ответственен за такое заблуждение, но лишь в одном отношении: если предположить, что Зиммель не написал бы потом «Большой социологии», а только большую часть статей, в нее вошедших, и мы могли бы прерваться на втором издании «Философии денег» 1906-го года, то где-то в это время, в этой среде, где творит Зиммель и кажется, что социология – это он, Зиммель (далеко не все так считали), в это время появляется Вебер, 1904 год. Это первый подступ Вебера к ческой методологии, хотя сам он слова «социология» еще долго будет избегать. Тот Вебер, который важен и ценен для нас, начинается в 1903–1904 годов. В наше время, говорит Вебер, мы видим, как это средство, деньги, превратилось в самоцель. Как это могло произойти? Действительно ли оно является самоцелью? Как выглядит та культура, которая определяет собой социальную жизнь в этот веберовско-зиммелевский период, ключевой для нашей дисциплины творчества? Все это уже предметы наших следующих разговоров. Попутно только хочу заметить, что Зиммель совсем из нашего горизонта не уйдет, он появится большими кусками, по меньшей мере, еще два раза. Первый раз – когда мы будем говорить о проблеме понимания у Вебера, и второй – когда речь пойдет о понятии господства. Но это позже. На сегодня все.
Лекция 11Макс Вебер. Биография и труды
Сегодня у нас начинается последняя большая тема – социология Макса Вебера. Обычно я старался оставить на него побольше времени, но сколько ни оставляй, все равно не хватит. Вебер – это целый мир. Правда, было однажды сказано в шутку об одном графомане – он написал как-то маленькое стихотворение, и человек, судящий его, отказался читать, обосновывая это так: нет, этого я читать не буду, о море воды нельзя судить по чайной ложке. У нас та же проблема, хотя Вебер не был графоманом. Но ощущение того, что я вам рассказываю совсем-совсем мало и только приоткрывается занавес, чтобы войти в этот удивительный мир, всегда сопровождает меня, когда я читаю лекции о Вебере. Хотя – как посмотреть. Есть такой знаменитый социолог Рэндалл Коллинз, сейчас окончательно «забронзовевший» и ставший памятником самому себе, но когда-то, когда он был моложе и кидался на все, что движется, он изображал из себя веберианского социолога, пытался сделать себе имя как исследователь и последователь Вебера. И была у него довольно известная книга «Веберианская социологическая теория»[119] – он там занимался подсчетами, из которых получалось, что ежели разделить количество печатных листов с текстами Вебера на количество рабочих дней, то удельный вес каждого рабочего дня будет не так уж велик и написал он, дескать, не так уж смертельно много. Что есть, то есть, хотя Коллинз ориентировался на общедоступные тогда источники, так сказать, на то, что читал весь мир, а теперь мы можем взглянуть на полное собрание сочинений Вебера, там куда больше текстов. Но тексты Вебера очень густые, чаще всего – сложно построенные, с чудовищными примечаниями в сносках, с уточнениями и отступлениями… Кстати, я упоминал про книгу Вольфа Лепениеса «Три культуры», там он пишет, примерно, так: чудовищный стиль Вебера – это не какая-то недоработка или неумение писать внятно, но своеобразный вызов читателю. Чтение требует аскезы, кто не может продраться через эти определения, пусть проваливает, в науке ему нечего делать. Ну, мы к этому еще подойдем.
Годы его жизни 1864–1920. Родился он в Эрфурте, умер в Мюнхене, прах захоронен в Гейдельберге. О жизни Вебера, сравнительно короткой и благополучной, можно рассказывать часами, я постараюсь ограничиться лишь немногим, тем, что требуется не вообще для понимания его трудов, а именно в контексте курса.
Прибавление. Основным источником биографических сведений о Вебере, которые я много лет приводил на лекциях, была знаменитая книга Марианны Вебер «Max Weber. Ein Lebensbild», что в буквальном переводе означает «Макс Вебер. Картина жизни». Уже более десяти лет она доступна на русском языке в переводе Маргариты Иосифовны Левиной, которая первой и больше всех переводила у нас самого Макса Вебера[120]. Книга очень тенденциозная, конечно, много способствовавшая становлению своеобразного культа Вебера в Германии, да и влиянию самой Марианны Вебер. Кто-то ядовито заметил по поводу этой биографии, что Марианна возродила древний обычай жен бросаться на погребальный костер своего мужа. Она очень старалась написать не просто биографию, но выдающееся литературное произведение, достойное своего героя. К лучшим образцам немецкой биографической прозы его нельзя отнести, дарования ее были несколько более скромными, чем амбиции, но читается книга все равно на одном дыхании, и я не хотел бы портить вам удовольствие, что-то скажу, но, в общем, читайте сами. Недавно, когда со дня рождения Вебера миновало сто пятьдесят лет, вышли две хорошие биографические книги, но хороши они по-разному. Книга Юргена Каубе[121] – это работа журналиста. Он прочитал массу источников и исследований, там все культурно и увлекательно написано, она, по-моему, много лучше вышедшей лет за десять до того биографии Вебера, написанной билефельдским историком Радкау. Вот книга Радкау мне не понравилась, она широко доступна на английском и валяется в сети, но я ее рекомендовать не хочу, хотя это труд ученого об ученом. А Каубе сам не исследователь, ни в смысле историко-биографическом, ни в смысле социально-научном. Он не открывает неведомых фактов из биографии Вебера и лишь по чужим рассказам знает, в чем состоит его научный вклад. А там, где нет внутреннего ощущения научного этоса, какого-то внутреннего сродства, которое делает труды Вебера интеллектуально завораживающими для ученых, в дело вступают иногда более, иногда менее убедительные соображения житейского плана. Убедительными они кажутся современному читателю, и можно предположить, что еще через столетие покажутся скучными или смехотворными, но это не причина, чтобы сейчас Каубе не читать, хотя там есть местами странности в переводе. Наоборот, поскольку в части основных биографических данных и в рассказе об эпохе она вполне находится на уровне лучшей научной журналистики нашего времени, лучше полагаться именно на нее. Другая книга, к сожалению, пока не переведена, хотя заслуживает этого куда больше. Дирк Кеслер – один из самых известных исследователей Вебера, да и вообще известный социолог, хотя настоящую славу ему составили не столько работы по интерпретации идей Вебера, сколько биографические труды. Недостаток его книги – продолжение достоинств. Тысячестраничный том оказался настолько основательным, что повествование о главном герое стартует, правда, сразу с описания похорон, но затем автор делает огромную петлю и забирается в далекое прошлое, подробно рассказывая о состоянии дел в Германии, о родителях и родственниках социолога и многом другом. Не каждый решится погрузиться в эти бездны, но предприятие того стоит. Среди множества достоинств книги сразу укажу на очень хорошее повествование о Максе Вебере-старшем, которого мы знаем в изображении Марианны Вебер как энергичного и очень жизнелюбивого либерального политика, в некотором роде ставшего жертвой своего эгоизма. Кеслер показывает его как высокопрофессионального управленца, занимавшегося в Эрфурте, а потом и в Берлине социальными вопросами и коммунальными делами. Вернемся к основным моментам биографии Вебера, чтобы у нас потом были опорные точки.
Происхождение. Да, место рождения – Эрфурт, но родной город его отца – Билефельд. Сейчас это пусть и не очень большой город, но все же значительный, в искусственно созданной, исторически не существовавшей земле Северный Рейн-Вестфалия. Здесь один из самых знаменитых новых университетов Германии, а для тех, кто ходит у нас в продуктовые магазины, Билефельд сегодня – знаменитая фирма полуфабрикатов «Doktor Oetker». Но в XIX веке все было иначе, главным в этом городке было производство льна. До сих пор в центре Билефельда ст