— Он способный ученик, и легкое чтение только пойдет ему на пользу. Полагаю, в вопросах лечения медсестра разбирается лучше, чем учителя.
— Хм-м-м, — задумчиво протянула мать мальчика. — Что ж, отнесу книгу наверх вместе с чаем.
Переворачивать страницы оказалось нелегко: мать настояла, чтобы он надел белые хлопковые перчатки. Эти перчатки помогали защитить кожу от попыток расчесать пятна, которые, подсыхая, зудели все сильнее. Каламиновый лосьон облегчал зуд — мать уже отправила служанку за двумя новыми бутылками, — и врач посоветовал принимать горячие ванны с большим количеством английской соли. Тем не менее однажды мальчик в расстроенных чувствах сорвал перчатки и до крови расчесал лоб. Теперь он послюнявил хлопковый палец и теребил страницу, пока та не перевернулась.
Без сомнения, приключения Шерлока Холмса позволяли немного отдохнуть от елизаветинских писателей, которых мальчик проходил в школе, хотя ему и нравилась ритмичность старого английского языка Шекспира, сэра Филипа Сидни и Кристофера Марлоу. Больше всех мальчик любил Сидни. Он сам считал себя немного поэтом и даже поклялся, что еще до совершеннолетия опубликует свои работы. Он представлял, как сидит в обшитом дубовыми панелями кабинете в кентском Пензхерст-Плейс, где Сидни сочинял своей возлюбленной письма в стихах. Современники говорили, что не было человека благороднее Сидни, а мальчик считал, что благородство — сама по себе достойная цель, ведь он хотел стать истинным благородным англичанином. И писать романтические поэмы о любви, как Сидни. Однако он отвлекся от Шерлока Холмса. Мальчик вернулся к книге, но мысли его продолжали блуждать, вновь и вновь возвращаясь к тому, что он видел и слышал, когда шел больной из школы. Была ли это игра его воображения? Действительно ли он слышал ссору между мужчиной и женщиной — любовниками, в чем он теперь не сомневался? Мальчик полагал, что, окажись на его месте Холмс, великий сыщик пробормотал бы: «Игра началась».
В ходе каждой болезни случается поворотный момент, когда худшее уже позади, но здоровью еще только предстоит восстановиться. Особенно это состояние угнетает молодых людей, которые жаждут развлечь себя в долгие часы выздоровления. Зудящая кожа по-прежнему доставляла дискомфорт, однако теперь мальчика охватил зуд иного рода. Он желал событий, желал чего-то более увлекательного, нежели шаги на лестнице, возвещавшие приход матери с завтраком, ленчем, чаем или ужином. Она полагала, что, оставаясь в одиночестве, ее сын читал, писал или спал, и до определенного момента это соответствовало действительности. Однако теперь он хотел размяться. И удовлетворить свое любопытство.
Когда мальчик дочитал «Этюд в багровых тонах», ему в голову пришла идея, поэтому он взял блокнот и карандаш и принялся вновь перелистывать страницы. Перечитал отрывок здесь, предложение там. Скопировал целые абзацы и попытался как-то упорядочить их. Согласно книге, которая включала вполне пристойную биографию сэра Артура Конан Дойла, а также несколько страниц, посвященных человеку, который послужил прототипом Шерлока Холмса, великий сыщик мог раскрыть любое преступление за три дня. Три дня. Сегодня был вторник, а значит, если он посвятит среду, четверг и пятницу делу — теперь мальчик называл случившееся с ним «делом», — к концу недели все ответы будут получены. Время имело решающее значение, поскольку врач постановил, что в субботу и воскресенье мальчик сможет встать с постели, а в понедельник отправится в школу. Три дня.
Он вновь проконсультировался с книгой. Холмс учил Ватсона — мальчику нравился Ватсон, он казался человечней и дружелюбней холодного расчетливого Холмса, — что очень важно мыслить в обратном направлении, причем аналитически. Мальчик не знал, как применить этот подход на практике, однако принялся записывать все, что помнил, начиная с того момента, когда прибыл домой из школы. Это оказалось нелегко, поскольку часть пути он проделал в тележке торговца, среди подвядших овощей, и сильнее всего в память ему врезался аромат капусты. По версии Холмса, еще один существенный момент заключался в том, что сыщик должен пешком обследовать место совершения преступления. Мальчик начал составлять план.
Каждый день после ленча его мать и тетя отправлялись на прогулку, которая длилась несколько часов. Покинув дом, скажем, в час дня, они возвращались не позже четырех, к чаю. В их отсутствие бабушка спала в кресле, и разбудить ее не смог бы и пушечный выстрел. Поскольку мальчик лежал в постели, мать перед уходом прощалась с ним с лестницы, а по возвращении приносила ему чашку чая и два простых овсяных печенья. Иногда вместе с ней приходила тетя, и они обсуждали домашнее задание или газетную статью о национальном импорте, а покинув комнату, тетя за дверью обязательно говорила матери: «Он такой чувствительный!» — или что-нибудь в этом роде.
Мальчик решил уйти из дома в среду, как только они отправятся на прогулку после ленча, однако ему следовало непременно вернуться к чаю. Три дня, по три часа каждый день. Разумеется, за это время Холмс решил бы задачу.
Мальчик тайком собрал необходимые инструменты. Шерлок Холмс всегда имел при себе мерную ленту и лупу, и достать их не составило труда — первую мальчик взял из материнской корзинки для шитья, вторую — из бабушкиного прикроватного столика. И ему обязательно требовалась маскировка — не в последнюю очередь для того, чтобы скрыть багровые пятна на лице. Косметическая пудра с тетиного туалетного столика прекрасно справилась с задачей: теперь казалось, что у мальчика вовсе не корь, а всего лишь россыпь прыщей, обычных для его возраста. Собрав все необходимое по методике Шерлока Холмса, мальчик сел на кровать и задержал дыхание. По правде говоря, ему было нехорошо и над верхней губой собрались капельки пота. Он осушил стакан воды и скользнул под одеяло.
— Увидимся, дорогой! Мы вернемся к чаю! — крикнула мать с лестницы.
— Пока, — отозвался мальчик.
Он подождал, пока закроется дверь, и дал женщинам время дойти до конца улицы, затем выпрыгнул из кровати и напоследок засунул под одеяло подушку, чтобы можно было подумать, что он спит.
— Игра определенно началась, — прошептал он, крадясь мимо гостиной, где похрапывала и причмокивала во сне бабушка.
Чтобы не слишком быстрым шагом добраться до Маргарет-стрит, потребовалось целых двадцать минут. «Мыслить в обратном направлении», — напомнил себе мальчик. Он сверился со своими записями — утром он записал все, что смог вспомнить, от того момента, как покинул школу, до того, как попал домой в тот судьбоносный день. Закрыв глаза, он вызвал в памяти приближающийся автомобиль и напуганную лошадь. Да! Попятившись, она задела забор. Мальчик достал лупу и очень медленно двинулся вдоль забора, который тянулся перед домами. Вот это место — честно сказать, он бы увидел его и без лупы. Несколько планок отсутствовало — жилец дома вытащил сломанные деревяшки и сложил в саду.
— Что ты ищешь? — Голос доносился из открытой двери. Там стояла женщина в сером шерстяном платье и цветастом переднике. В обычный день мальчик просто скользнул бы по ней взглядом, но сегодня заметил, что у нее бурсит, — иначе зачем ей обрезать тапочки на уровне сустава большого пальца? Она читала газету — кончики ее пальцев почернели, — скорее всего у окна — иначе как бы ей удалось увидеть его возле забора? Кроме того, она, по-видимому, была вдовой, поскольку дом такого размера не предполагал наличия экономки или повара, а будь она замужем, чистила бы сейчас картошку на кухне, вместо того чтобы читать газеты. Очевидно, эта женщина жила в свое удовольствие. Тот факт, что планки были сложены в кучу, а забор до сих пор не починили, также свидетельствовал об отсутствии мужчины.
— Меня заинтересовал ваш забор. Полагаю, в этом месте автомобиль напугал лошадь торговца.
— Ты это видел, парень?
— Не совсем, мадам. Я был болен, но я слышал шум, а также слышал, как торговец, который любезно проводил меня домой, рассказывал об этой неприятности моей матери.
— Неприятности? Хотела бы я найти того мерзавца, который сотворил это с моим забором, ох хотела бы! Я бы ему показала неприятность. Если встретишь его на улице, обязательно сообщи мне!
— Да, миссис…
— Тингли. Миссис Тингли. Мистер Тингли скончался в прошлом году, иначе он бы уже залатал эту дыру.
— А вас не было дома, когда это случилось, миссис Тингли?
Женщина покачала головой.
— Один раз в неделю я хожу в зал для собраний при церкви, играть в вист. Все дамы с нашей улицы ходят туда, поэтому здесь тихо, иначе мерзавцу не удалось бы так легко отделаться.
— А, ясно, — сказал мальчик. — Что ж, всего доброго, миссис Тингли.
Он пошел дальше, но через несколько шагов остановился, чтобы сделать запись в блокноте. Он мог писать на ходу, однако в таком случае ничего не стоило упустить важную деталь. А хороший сыщик никогда не упустит важную деталь.
Холмс постоянно измерял и считал шаги, чтобы установить рост человека. Хотя сейчас у мальчика не было особых поводов этим заниматься, мысль сосчитать шаги и записать результат в блокнот ему понравилась. Кто знает, для чего это может пригодиться впоследствии? Убедившись в том, что его никто не видит, он вернулся к дому миссис Тингли и, взяв дыру в заборе в качестве отправной точки, зашагал — как он надеялся — по направлению к дому, в котором имели место ссора и выстрел. По правде говоря, он понятия не имел, к чему считать шаги, однако не сомневался, что рано или поздно они ему понадобятся. Каждые три шага он останавливался, чтобы оглядеться. Да, это было… здесь. Он посмотрел на дом. Этот? Попытался вспомнить тот день, воспроизвести свои ощущения — и почувствовал себя нехорошо. Мальчик сглотнул и пожалел, что не захватил с собой фляжку с водой — во рту пересохло. Однако это натолкнуло его на мысль. Он прошел по дорожке, бдительно осматриваясь на случай, если увидит отпечаток ступни или некий предмет, спрятанный под гортензиями. Ничего. Тогда он постучал в дверь и подождал.