Сейчас, конечно, обстоятельства изменились: он сам решил приехать сюда и принять участие в жизни этой базы отдыха. На следующем этаже занимались писатели, внизу – мастерская акварели, еще ниже, должно быть, массаж или холотропное дыхание, а под ними, судя по всему, вновь собралась группа африканских танцев. Везде люди жили, дышали, пытались получить удовольствие или повысить личностный потенциал. На всех этажах они совершенствовали или пытались совершенствовать свои социальные, сексуальные и профессиональные навыки или обрести свое место в космосе. Они, что называется, “работали над собой”. Его же клонило в сон; он перестал желать, перестал искать, он был нигде; медленно, поэтапно его дух возносился в царство небытия, к чистому экстазу неприсутствия в мире. Впервые с тринадцати лет Брюно почувствовал себя почти счастливым.
НЕ ПОДСКАЖЕТЕ, ГДЕ ТУТ
БЛИЖАЙШАЯ КОНДИТЕРСКАЯ?
Он вернулся в палатку и проспал три часа. Проснулся в отличной форме, к тому же у него встал. Сексуальная неудовлетворенность вызывает у мужчин тревогу, которая проявляется в виде сильного спазма, локализующегося где-то в области желудка; сперма словно приливает в низ живота, протягивая свои щупальца до самой груди. Член горячий, ноет и слегка сочится. Он не мастурбировал с воскресенья, и, видимо, зря. Последний миф западной цивилизации гласит, что секс необходим, заниматься сексом можно и нужно. Он надел плавки и, хохотнув, сунул в сумку несколько презервативов. Уже много лет он всегда носил при себе презервативы, но они ни разу ему не пригодились. К тому же у блядей их навалом.
Пляж кишел жлобами в шортах и красотками в стрингах, что очень обнадеживало. Он купил кулек жареной картошки и, побродив между курортницами, выбрал себе девицу лет двадцати с потрясающей высокой грудью, круглой и упругой, и широкими венчиками карамельного оттенка вокруг сосков.
– Здравствуйте… – сказал он. И умолк; лицо девушки озабоченно сморщилось. – Здравствуйте, – повторил он, – не подскажете, где тут ближайшая кондитерская?
– Чё? – спросила она, приподнявшись на локте. Тут он заметил, что у нее в ушах плеер, и пошел назад, махнув рукой, как Питер Фальк в “Коломбо”. Настаивать не имеет смысла: все слишком тонко и звонко, зачем усложнять себе жизнь.
Двигаясь наискосок к морю, он пытался удержать в памяти ее грудь. Вдруг прямо перед ним из волн вынырнули три девочки; он бы дал им лет по четырнадцать, не больше. Он заметил их полотенца и расстелил свое в нескольких метрах от них; они не обратили на него никакого внимания. Он быстро снял футболку, прикрылся ею, перевернулся на бок и достал член. Синхронным движением они скатали вниз купальники, чтобы загорели сиськи. Брюно, не успев даже к себе прикоснуться, бурно кончил прямо в футболку. Застонал и обмяк на песке. Дело сделано.
РИТУАЛЫ ПРИМИТИВНЫ
В ЧАС АПЕРИТИВНЫЙ
Аперитив, один из самых задушевных моментов дня в “Пространстве возможностей”, обычно проходил в музыкальном сопровождении. В этот вечер трое парней играли на тамтаме, а полсотни пространцев приплясывали на месте, размахивая руками во все стороны. Оказалось, это танец урожая, его разучивали на семинарах по африканским танцам; как правило, по прошествии нескольких часов отдельные участники впадали – или делали вид, что впадают, – в состояние транса. В литературном или устаревшем смысле слова под трансом понимается чрезвычайно острая тревога или страх при мысли о надвигающейся опасности. “Я лучше по миру пойду, чем иметь такие трансы” (Эмиль Золя). Брюно угостил католичку бокалом пино де шарант.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Софи, – ответила она.
– Ты не танцуешь? – спросил он.
– Нет, – ответила она. – Африканские танцы это не мое, они слишком…
Слишком что? Он понял ее замешательство. Слишком примитивные? Нет, конечно. Слишком ритмичные? Это все уже попахивает расизмом. Слова не скажи теперь об этой африканской танцевальной херне. Бедная Софи, она хотела как лучше. У нее симпатичное лицо, черные волосы, голубые глаза и невероятно белая кожа. Грудь, наверное, маленькая, но очень чувствительная. Наверное, она бретонка.
– Ты из Бретани? – спросил он.
– Да, из Сен-Брие! – радостно воскликнула она. – Зато я обожаю бразильские танцы. – добавила она, видимо извиняясь за свою нелюбовь к африканским танцам. Этого оказалось достаточно, чтобы Брюно пришел в отчаяние. Его давно достала эта идиотская бразиломания. С чего вдруг Бразилия? Насколько ему известно, Бразилия – говенная страна, населенная придурками, помешанными на футболе и автогонках. Там царят насилие, коррупция и нищета. Если и есть на свете поганая страна, то это как раз Бразилия в чистом виде.
– Софи! – с жаром воскликнул Брюно. – Я бы смотался в Бразилию на каникулы. Проехался бы по фавеллам. В бронированном микроавтобусе. Полюбовался бы восьмилетними убийцами, которые спят и видят, как стать паханами; юными проститутками, умирающими от СПИДа в тринадцать лет. Чего мне бояться, я в домике. Так я проведу утро, а днем поваляюсь на пляже, в гуще богатейших наркодилеров и сутенеров. В пылу разгульной жизни я и думать забуду о меланхолии западного человека. Софи, ты права: как только вернусь, наведу справки в турагентстве “Нувель фронтьер”.
Софи некоторое время смотрела на него, лицо ее стало задумчивым, она озабоченно наморщила лоб.
– Как ты, должно быть, настрадался… – грустно произнесла она наконец.
– Софи, – снова воскликнул Брюно, – а ты знаешь, что Ницше писал о Шекспире? “Что должен выстрадать человек, чтобы почувствовать необходимость стать шутом!”[22] Шекспир всегда казался мне переоцененным автором, но он и впрямь тот еще шут. – Он запнулся, с удивлением осознав, что и правда страдает. Женщины бывают такими добрыми; на агрессивность отвечают пониманием, на цинизм – нежностью. Какой мужик так бы отреагировал? – Софи, я хочу полизать тебе. – с чувством произнес он, но на этот раз она его не услышала. Она повернулась к лыжному инструктору, который три дня назад лапал ее за жопу, и завела с ним разговор.
Брюно аж оцепенел на несколько секунд, а потом пересек лужайку в обратном направлении, к парковке. Супермаркет “Леклер” в Руайане открыт до десяти вечера. Гуляя между стеллажами, он размышлял об Аристотеле, утверждавшем, что низкорослая женщина принадлежит к иному виду, нежели все остальное человечество. “В низкорослом мужчине я еще вижу человека, – писал философ, – но низкорослая женщина, по моему мнению, относится к новому виду существ”[23]. Чем объяснить такое странное утверждение, идущее вразрез с присущим Стагириту здравым смыслом? Он купил бутылку виски, консервированные равиоли и пачку имбирного печенья. Вернулся он уже затемно. Проходя мимо джакузи, он услышал шепот и приглушенный смех. Он остановился с мешком из “Леклера” в руках и раздвинул ветки. Там, похоже, сидели две или три пары: они замолчали, и теперь до него доносилось только журчание воды. Луна вышла из-за облаков. Тут появилась еще одна парочка, они стали раздеваться. Шепот возобновился. Брюно положил на землю полиэтиленовый пакет, вынул член и снова принялся мастурбировать. Он кончил почти сразу, как раз в тот момент, когда женщина вошла в горячую воду. Сегодня уже пятница, придется продлить свое пребывание здесь еще на неделю. Надо как-то самоорганизоваться, завести себе телку, с людьми пообщаться.
6
В ночь с пятницы на субботу он плохо спал, ему приснился мучительный сон. Он принял обличье поросенка с пухлым безволосым телом. Его вместе с его свинскими товарищами затягивало в бескрайний темный тоннель с ржавыми стенками, имеющий форму воронки. Водоворот, в который они попали, не отличался особой мощью, так что иногда ему удавалось зацепиться лапами за бортик; но следом набегала более сильная волна, и он снова опускался на несколько метров. Временами он различал белесую плоть одного из своих спутников, которого неумолимо засасывало вглубь. Они бились в темноте и тишине, нарушаемой лишь мимолетным шарканьем копыт по металлическим стенкам. Однако по мере того, как он погружался, со дна тоннеля до него все явственнее доносился приглушенный рокот машин. Постепенно он осознал, что водоворот тащит их к турбинам с огромными и острыми как бритва лопастями.
Позже его отрубленная голова валялась на лугу в нескольких метрах от устья воронки. Череп раскололся надвое сверху донизу, но его неповрежденная часть, лежавшая на траве, была еще в сознании. Он знал, что муравьи постепенно проберутся в обнажившееся серое вещество, сожрут его нейроны, и тогда сознание навеки покинет его. Пока же его единственный оставшийся глаз обозревал горизонт. Травянистая поверхность, казалось, простиралась в бесконечную даль. Под серебристо-белым небом вращались против часовой стрелки огромные зубчатые колеса. Возможно, это и есть конец времен; по крайней мере, мир, каким он его знал, подошел к концу.
За завтраком он познакомился с ведущим мастерской по акварели, ветераном 68-го из Бретани. Поль Ле Дантек оказался одним из основателей “Пространства” и братом нынешнего директора. В индейской куртке, с длинной седой бородой и трискелем на шнурке, он являл собой наглядный образец приветливого доисторического хипаря. В пятьдесят пять лет этот старпер жил припеваючи. Вставал на рассвете, гулял по холмам, наблюдал за птичками. Потом наливал себе кружку кофе с кальвадосом и, не обращая внимания на суету вокруг, сворачивал самокрутку. Мастерская акварели начиналась только в десять, так что у них полно было времени поболтать.
– Ты, как заслуженный пространец. – Брюно натужно хмыкнул, чтобы установить хотя бы видимость взаимопонимания, – наверняка помнишь, как тут все начиналось в семидесятые, сексуальное освобождение, всякое-разное.
– Какое на хрен освобождение! – проворчал старикан. – Всегда находились телки, на групповухах сидевшие в углу. И чуваки, которые просто дрочили в одиночку. Ничего не изменилось, приятель.