Он вспомнил вчерашний разговор с Кристианой и подумал, что ему удалось бы полюбить ее большие и малые губы, пусть немного обвисшие, но мягкие. Как и большинство мужчин, он просыпался в возбужденном состоянии. В рассветном полумраке, оттененное густой, всклокоченной копной черных волос, лицо Кристианы казалось очень бледным. Когда он вошел в нее, она приоткрыла глаза. Она явно удивилась, но ноги развела. Он задвигался в ней, но понял, что постепенно сдувается. Его охватила глубокая печаль, смешанная с тревогой и стыдом.
– Хочешь, я надену презерватив? – спросил он.
– Да, будь добр. Они тут, в косметичке.
Он вскрыл упаковку; это были Durex Technica. Естественно, в резинке он совсем обмяк.
– Прости, – сказал он, – мне очень жаль.
– Все в порядке, – нежно сказала она, – иди ко мне.
СПИД и правда стал настоящим благословением для мужчин того поколения. Иногда достаточно просто вытащить презерватив, чтобы член обмяк. “Я так и не смог к ним приноровиться…” Завершив этот краткий церемониал, мужчина, не уронив своего мужского достоинства, мог вернуться в постель, прижаться к женскому телу и спокойно уснуть.
После завтрака они спустились к пруду, прошли вдоль пирамиды. На берегу никого не было. Они улеглись на солнечной лужайке, Кристиана сняла с него бермуды и принялась дрочить ему. Она делала это очень нежно и деликатно. Позже, когда благодаря ей их приняли в круг свободных парочек, Брюно наконец осознал, что в этой компании мало кто так умеет. Большинство женщин дрочили грубо, пренебрегая нюансами. Слишком сильно сжимали член и трясли им в каком-то дурацком исступлении, вероятно пытаясь подражать актрисам из порнофильмов. Может, на экране оно и выглядит эффектно, но в жизни результат получался весьма плачевный, да и вообще больно. А вот Кристиана, напротив, прикасалась к нему легонько, постоянно смачивая пальцы и нежно поглаживая чувствительные места. Мимо них прошла женщина в индийской тунике и села у воды. Брюно глубоко вдохнул, стараясь не кончить. Кристиана улыбнулась; солнце начинало припекать. Он подумал, что вторая неделя в “Пространстве” обещает быть очень даже приятной. Возможно, они будут видеться и дальше и состарятся бок о бок. Время от времени она будет дарить ему мгновения физического счастья, и они вместе переживут угасание страсти. Так пройдет несколько лет, и они станут старыми; на этом для них завершится комедия плотской любви.
Пока Кристиана принимала душ, Брюно изучал состав купленного им накануне в “Леклере” крема “ревитализирующего с микрокапсулами”. Если на упаковке подчеркивалась прежде всего новизна концепции “микрокапсул”, то на вкладыше подробно расписывались три его главные достоинства – защита от вредного воздействия УФ-излучения, комбинация высокоэффективных активных компонентов, обеспечивающих длительное увлажнение, и нейтрализация свободных радикалов. Это захватывающее чтение прервала Катрин, бывшая феминистка, переквалифицировавшаяся в специалистку по египетским таро. Она только что вернулась, и не считала нужным это скрывать, с семинара по личностному развитию “Станцуй свою работу”. Участники искали свое призвание при помощи ряда символических игр; игры эти постепенно помогали им раскрыть своего “внутреннего героя”. В конце первого дня выяснилось, что Катрин – в чем-то ведьма, но и в чем-то отчасти львица, а это, по идее, сулило ей ответственную должность менеджера активных продаж.
Брюно хмыкнул.
В этот момент появилась Кристиана, обернув полотенце вокруг талии. Катрин осеклась, не сумев скрыть досады, и быстро смылась под предлогом семинара по дзен-медитации и аргентинскому танго.
– Я думала, ты у нас больше по тантре и бухгалтерии… – бросила ей вслед Кристиана.
– Вы знакомы?
– О да, с этой дурой мы знакомы уже лет двадцать. Она тоже ездит в “Пространство” с самого начала, практически со дня основания.
Она тряхнула волосами и закрутила полотенце в тюрбан. Они вместе пошли в трейлер. Брюно вдруг захотелось взять ее за руку. Он так и сделал.
– Я всегда на дух феминисток не выносила… – добавила Кристиана, когда они были уже на полпути. – Эти стервы не переставая талдычили о мытье посуды и справедливом распределении домашних обязанностей, они буквально помешались на мытье посуды. Иногда вскользь упоминали о готовке и пылесосах, но посуда – их самый главный пунктик. Всего за несколько лет им удавалось превратить своих мужиков в раздражительных импотентов и невротиков. Тогда – и это стало систематическим явлением – они принимались ностальгировать по мужской силе. В итоге они бросали своих дружков и трахались с каким-нибудь тупым латиноамериканским мачо. Меня всегда поражала тяга интеллектуалок к бандитам, жлобам и придуркам. Короче, залучив к себе в койку пару-тройку из них – телкам покруче доставалось больше, – они заделывали с ними ребенка и дальше знай себе варили домашнее варенье по рецептам из “Мари-Клер”. Вечная история.
– Ну это все в прошлом… – примирительно сказал Брюно.
Вторую половину дня они провели у бассейна. Напротив них, на противоположном конце, юные девицы прыгали на месте, вырывая друг у друга плеер.
– Хорошенькие, правда? – заметила Кристиана. – Блондинка с маленькими сиськами вполне себе красотка. – И она легла на пляжное полотенце. – Передай мне крем.
Кристиана ни в какие кружки не записывалась. И уверяла, что испытывает даже некоторое отвращение к этим шизофреническим затеям.
– Может, я слишком строга, – сказала она, – но мне ли не знать этих активисток шестьдесят восьмого на пятом десятке, я сама недалеко от них ушла. Они стареют в одиночестве, их вагины виртуально мертвы. Пообщайся с ними, и минут через пять поймешь, что сами они ничуть не верят в байки о чакрах, кристаллах и световых вибрациях. Они изо всех сил стараются в них поверить, и порой им удается продержаться те два часа, что длится семинар. Они ощущают присутствие Ангела и пробуждение внутреннего цветка у себя в животе; семинар заканчивается, и они снова оказываются в тоскливом одиночестве, старые и страшные. И ну рыдать. Ты не замечал? Тут все то и дело рыдают, особенно после дзен-кружков. По правде говоря, им выбирать не приходится, у них ведь к тому же нет ни гроша в кармане. Почти все они разорились на психоанализе. Мантры и карты Таро – это полный бред, зато дешевле психоанализа.
– И плюс еще дантисты. – туманно заметил Брюно. Он положил голову ей между ног, у него слипались глаза.
Когда стемнело, они опять отправились в джакузи; он сказал, что не хочет сейчас кончать. Вернувшись в трейлер, они занялись любовью.
– Да ладно, – сказала Кристиана, увидев, что он протянул руку за презервативом.
Он вошел в нее и почувствовал, что она счастлива. Все-таки ощущение близости – одно из самых удивительных свойств плотской любви, если она сопровождается хоть толикой взаимной симпатии. С первых же минут переходишь на “ты”, и кажется, что твоя любовница, даже если вы познакомились только вчера, имеет право на определенные признания с твоей стороны, на которые ты не решишься ни с кем другим на свете. То, что в ту ночь Брюно рассказал Кристиане, он никогда никому не рассказывал, даже Мишелю, и уж тем более своему психиатру. Он рассказал ей о своем детстве, о смерти бабушки, об унижениях в интернате для мальчиков. Он говорил о своем отрочестве, о том, как дрочил в поезде, сидя в нескольких метрах от девочек; он рассказал ей о летних каникулах в доме своего отца. Кристиана слушала и гладила его по голове.
Они провели вместе всю неделю, а накануне отъезда Брюно пошли поужинать в рыбный ресторан в Сен-Жорж-де-Дидонне. Вечер был теплым и безветренным, и пламя свечей на их столике едва мерцало. Из ресторана открывался вид на устье Жиронды, вдали виднелся мыс Грав.
– Глядя на лунную дорожку на воде, – сказал Брюно, – я с необыкновенной ясностью осознаю, что у нас нет ничего, абсолютно ничего общего с этим миром.
– Тебе правда надо уезжать?
– Да, я должен провести две недели с сыном. Вообще-то я собирался уехать еще на прошлой неделе, так что теперь уж точно нельзя откладывать. Его мать улетает послезавтра, у нее уже все забронировано.
– Сколько лет твоему сыну?
– Двенадцать.
Кристиана задумалась и отпила глоток мюскаде. Она надела длинное платье, накрасилась и выглядела очень молодо. Сквозь кружевной лиф просвечивала грудь, огоньки свечей плясали в ее глазах.
– По-моему, я немножко влюбилась… – сказала она. Брюно ждал, боясь пошевелиться, в полном оцепенении. – Я живу в Нуайоне, – продолжала она. – С сыном у меня не возникало проблем, пока ему не исполнилось тринадцать. Возможно, он скучал по отцу, не знаю. Да и вообще, нужен ли детям отец? Он-то в сыне точно не нуждался. Поначалу он забирал его время от времени, они ходили в кино или в “Макдоналдс”, но он старался всегда привести его обратно пораньше. Потом он стал появляться все реже и реже, а когда переехал на юг со своей новой девушкой, то и вовсе пропал. Так что я воспитывала сына практически одна и, наверное, слишком многое ему позволяла. Два года назад он взял в привычку уходить по вечерам, тусовался в сомнительных компаниях. Многих это удивляет, но Нуайон – довольно опасный город. У нас много черных и арабов, Национальный фронт на последних выборах набрал 40 %. Я живу в многоквартирном доме на окраине, дверцу моего почтового ящика просто вырвали, я не могу ничего оставить в подвале. Мне часто бывает страшно, иногда поблизости раздаются выстрелы. Вернувшись домой, я запираюсь на все замки и никогда не выхожу на улицу ночью. Случается, сижу в розовом Минителе[24], и все. Сын приходит поздно, а то и вообще не приходит. Я не смею ему ничего сказать, боюсь, что он меня ударит.
– Нуайон далеко от Парижа?
– Ну что ты, – улыбнулась она, – это в Уазе, всего в восьмидесяти километрах… – Она замолчала и снова улыбнулась; ее лицо в эту минуту светилось нежностью и надеждой. – Я любила жизнь, – добавила она. – Я любила жизнь, я была от природы чувственной и ласковой, мне всегда нравилось заниматься любовью. Что-то пошло не так, я не совсем понимаю что, но что-то пошло не так в моей жизни.