– Не заморачивайся, – сказал Брюно, – она уже не разговаривает.
Может, и нет, но она явно в сознании. Узнала ли она его? Вряд ли. А вдруг она принимает его за отца. Скорее всего. Мишель знал, что поразительно похож на своего отца в том же возрасте. Что бы там ни говорили, некоторые люди, как ни крути, играют в нашей судьбе первостепенную роль, сообщая ей новый поворот, четко рассекая ее на две части. И для Жанин, переименовавшей себя в Джейн, жизнь поделилась на до и после отца Мишеля. До встречи с ним она была, по сути, шикарной буржуазной распутницей, а после превратилась в нечто другое, куда более катастрофическое. Слово “встреча” всего лишь фигура речи, на самом деле никакой встречи не состоялось. Они свиделись, произвели на свет потомство, и все. Ей так и не удалось постичь тайну, скрытую в душе Марка Джерзински, не удалось даже приблизиться к ней. Думала ли она об этом в конце своей бесславной жизни? Вовсе не исключено. Брюно рухнул на стул рядом с ее кроватью.
– Ты просто старая блядь, – сказал он назидательным тоном. – Скоро ты сдохнешь, и поделом тебе. – Мишель сел напротив него, в ее изголовье, и закурил. – Хочешь, чтобы тебя кремировали? – вдохновенно продолжал Брюно. – В добрый час, кремируем. А то, что от тебя останется, я ссыплю в горшок и каждое утро, как проснусь, буду ссать на твой прах. – Он довольно покивал; Джейн что-то прохрипела.
Тут появился Черный Хиппи.
– Выпьете что-нибудь? – ледяным тоном спросил он.
– Конечно, дружище! – завопил Брюно. – Что за вопрос? Давай накатим, Мудон! – Молодой человек вышел и вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами. Брюно наполнил стакан до краев и отхлебнул.
– Извините его, он переживает… – еле слышно сказал Мишель.
– Точно, – подтвердил его единоутробный брат. – Дай нам поскорбеть, Мудон. – Прищелкнув языком, он допил виски и налил себе еще. – Пусть лучше не высовываются пидоры эти. – заметил он. – Она оставила им все, что у нее было, а они прекрасно знают, что дети имеют неотъемлемое право на наследство. Вздумай мы оспорить завещание, мы бы точно выиграли.
Мишель промолчал, у него не было никакого желания обсуждать этот вопрос. Внезапно наступила тишина. В соседней комнате тоже никто не разговаривал, было слышно только хриплое, слабеющее дыхание умирающей.
– Она хотела оставаться молодой, вот и все… – сказал Мишель усталым, примиряющим голосом. – Хотела общаться с молодежью, но главное, не с собственными детьми, мы своим видом напоминали ей, что она принадлежит к старшему поколению. Это не так трудно объяснить и понять. Я бы уехал прямо сейчас. Думаешь, она скоро умрет?
Брюно в недоумении пожал плечами. Мишель встал и вышел в другую комнату; Седой Хиппи сидел там один, занятый чисткой органической моркови. Он попытался расспросить его, выяснить, что именно сказал доктор, но старый маргинал мог сообщить лишь смутные и не относящиеся к делу сведения.
– Она была солнечным человеком. – сообщил он, держа в руке морковку. – Мы думаем, она готова к смерти, поскольку достигла достаточно высокого уровня духовной самореализации.
Что он имеет в виду? Но зачем вдаваться в подробности. Очевидно, этот старый дурак вообще ничего не говорит, просто издает ртом некие звуки. Мишель нетерпеливо отвернулся и пошел к Брюно.
– Чертовы хиппи. – сказал он, садясь, – до сих пор убеждены, что религия – это индивидуальный опыт, основанный на медитации, духовном поиске и проч. Им невдомек, что это, напротив, вполне себе общественная деятельность, основанная на всяких установленных обрядах, правилах и церемониях. Огюст Конт вот полагал, что у религии одна задача – привести человечество к состоянию единства.
– Сам ты Огюст Конт! – сердито перебил его Брюно. – Если не веришь в вечную жизнь, никакая религия невозможна. А если общество невозможно без религии, как ты, похоже, считаешь, то и никакое общество невозможно. Ты мне напоминаешь социологов, которые воображают, будто культ молодости – это мимолетное веяние моды, которое зародилось в пятидесятые, пережило свой звездный час в восьмидесятые и т. д. В действительности человек всегда страшился смерти и не мог без ужаса воспринимать перспективу собственной кончины или даже просто деградации. Из всех земных благ физическая молодость, очевидно, является самым ценным, а сегодня мы верим только в земные блага. Если Христос не воскрес, – откровенно говорит апостол Павел, – тщетна и вера наша. А Христос не воскрес, он проиграл битву со смертью. Я написал сценарий для фильма на тему Нового Иерусалима. Действие происходит на райском острове, населенном сплошь голыми бабами и маленькими собачонками. В результате биологической катастрофы мужчины все вымерли, равно как и почти все виды животных. Время остановилось, климат тут всегда ровный и мягкий, деревья плодоносят круглый год. Женщины – неизменно свежие и половозрелые, собачки – неизменно шустрые и радостные. Женщины купаются и ласкают друг друга, собачки играют и резвятся вокруг. Они там всевозможных цветов и пород: пудели, фокстерьеры, брюссельские грифоны, ши-тцу, спаниели кавалер-кинг-чарльзы, йоркширы, болонки кудрявые, вести, бигль-харьеры. Единственный большой пес, мудрый и дружелюбный лабрадор, выступает у них в роли главного советчика. Единственный мужской след тут – видеокассета с подборкой телевизионных выступлений Эдуара Балладюра[38]. Эти записи оказывают седативное действие на некоторых женщин, а также на большинство собак. Еще у них есть кассета с передачей “Жизнь животных”, которую ведет Клод Дарже; ее никогда никто не смотрит, она просто служит напоминанием о варварстве былых времен.
– То есть тебе там разрешают писать… – тихо сказал Мишель. Он не удивился. Большинство психиатров положительно относятся к писанине своих пациентов. Не то чтобы они усматривают в этом процессе какой-то терапевтический смысл, но чем бы дитя ни тешилось, считают они, все лучше, чем резать запястья бритвой.
– На острове все же случаются драмы местного значения, – взволнованно продолжал Брюно. – Как-то раз, например, одна собачка заплыла слишком далеко в море. К счастью, хозяйка увидела, что ее песик попал в беду, прыгнула в лодку и, изо всех сил налегая на весла, сумела его выудить в последний момент. Бедный зверек наглотался воды и потерял сознание, и нам кажется, что он вот-вот умрет; но хозяйке удается его откачать, сделав ему искусственное дыхание, так что все обошлось, и собачка снова повеселела.
Он внезапно умолк. Теперь вид у него был безмятежный, чуть ли не восторженный. Мишель посмотрел на часы, огляделся. Его мать не издавала больше никаких звуков. Было около двенадцати, вокруг царил удивительный покой. Он встал и вышел в большую комнату. Седой Хиппи исчез, бросив биоморковку на произвол судьбы. Он налил себе пива и подошел к окну. Из него насколько хватало глаз виднелись поросшие еловым лесом склоны. Между заснеженными вершинами мерцали вдали голубоватые воды озера. Какой мягкий, напоенный ароматами воздух; чудесное весеннее утро.
Трудно сказать, сколько он так простоял на одном месте, его сознание, оторванное от тела, спокойно парило между горными пиками, как вдруг его вернул на землю громкий звук, который он сначала принял за вой. Несколько секунд у него ушло на перестройку слухового восприятия, и он поспешил в спальню. Так и сидя в изножье кровати, Брюно распевал во все горло:
Явились все, столпились здесь,
Едва услышав эту весть,
Что умирает маммаааа.
Непоследователен… непоследователен, переменчив и нелеп есть человек. Брюно встал и следующий куплет спел еще громче:
Явились все, столпились здесь,
И даже дальняя родня,
И даже Джорджо, сын-беглец,
В семье паршивая овцаааа.[39]
В тишине, наступившей после этого вокального номера, было отчетливо слышно, как муха пролетела через всю комнату и приземлилась Джейн прямо на лицо. Для двукрылых характерно наличие единственной пары перепончатых крыльев, крепящихся к среднему сегменту груди, пары жужжалец (служащих для равновесия в полете), встроенных в третий сегмент, и колюще-сосущих ротовых хоботков. Когда муха выбралась на поверхность глаза, Мишель понял, что тут что-то не так. Он подошел к Джейн, но не дотронулся до нее. “Мне кажется, она умерла”, – сказал он, приглядевшись.
Врач сразу подтвердил его заключение. Он пришел вместе со служащим мэрии, и вот тут-то начались проблемы. Куда они желают перевезти тело? Например, в семейный склеп? Мишель понятия не имел куда; он был измучен и потерян. Если бы им удалось наладить теплые и нежные семейные отношения, они бы не оказались в такой ситуации, не выставили бы себя на посмешище перед местным чиновником, который, надо отметить, вел себя безупречно. Брюно был совершенно безучастен к происходящему: сидя чуть поодаль, он играл в тетрис на портативной консоли.
– Ну что ж… – продолжал чиновник, – мы предлагаем вам участок на кладбище в Саорже. Далековато будет добираться, особенно если вы не местные, но с точки зрения транспорта это, разумеется, самый практичный вариант. Погребение может состояться прямо сегодня днем, в данный момент у нас аншлага нет. Полагаю, с разрешением на захоронение проблем не возникнет?
– Никаких проблем! – воскликнул доктор с излишним энтузиазмом. – Я все принес. – Он с задорной улыбкой помахал небольшой пачкой бланков.
– Блядь, продул. – вполголоса сказал Брюно. И действительно, его “Геймбой” заиграл веселую мелодию.
– Вы тоже согласны на захоронение, месье Клеман? – спросил чиновник, повысив голос.
– Ни в коем случае! – Брюно аж подскочил. – Мать хотела, чтобы ее кремировали, для нее это было крайне важно!
Чиновник надулся. В коммуне Саорж нет нужной установки для кремации, тут требуется очень специфическое оборудование, а оно не рентабельно при низком спросе. Нет, честно, кремация все осложнит.