Я не поставлю этой красоты
Коль красота тут есть — превыше духа
Отважного.
Коли подскажет сердце
Тебе, жена, пришельца уберечь,
Когда жены он требует по праву,
Отдай жену ему и сбереги;
А скажешь «нет» — ну, что же? Не впервые
Мне принимать удар судьбы: дурной
Зато себя ты выставишь навеки.
А что меня достойно, справедливо
И за душу больней тебя возьмет,
То я скажу, припав к отца могиле:
«О старец, каменной гробницы житель!
Я требую супруги от тебя!
Верни ее: сам Зевс ее доверил
Тебе, чтоб мужу ты ее сберег.
Не можешь, знаю, мертвою рукою
Ее живому передать: внуши ж
Ты дочери, чтоб имени отца
Священного на жертву злым укорам
Не отдавала вещая, когда
К тебе в чертог глубокий доноситься
Моления людские будут. Все
В ее руках теперь. И ты, подземный
Аид, мне будь союзником! Иль мало
Из-за нее ты принял тел людских
Там, под булата моего грозою?
Ты получил вперед награду: дай же
Иль им вторичной жизнью зацвести,
Иль ей со славой отчею сравняться
И возвратить супругу мне мою».
А если вы отнимете ее,
К ее словам прибавить я имею
Еще одно. Мы клятвою связали
Себя, — и вот что будет, дева. Если
Придет твой брат, я с ним вступаю в бой:
Иль он падет, иль я — рассказ несложен.
А если вызова не примет он
И голодом просителей у гроба
Неволить вздумает, — ее убить
Поклялся я и тот же меч двуострый
И в собственную грудь вонзить — вот здесь,
На насыпи могильной, чтобы крови
Струи в подземный терем потекли.
И двое нас на тесаном гробу
Уляжется тебе укором вечным
И на позор отцу. Но на моей
Жене ни брат твой, ни другой, царевна,
Не женится. Коль не домой и в Спарту,
Ее возьму в обитель мертвых я.
Вот речь моя. А слез и женских жалоб
Не жди: не жалким — сильным быть хочу.
Коль хочешь — убивай: позорной смерти
Я не приму. Но лучше — снизойди
К моим словам: тогда и я Елену
Верну себе, и ты — венец святой.
Тебе вершить, юница, эти речи:
Всех примири благим своим судом.
Во мне и кровь и ум благочестивы.
Я и себя блюду, и честь отца
Не запятнаю; брату же услугу
Себе в позор не вправе оказать.
Великая святыня Правды в сердце[49]
Воздвигнута моем; она — Нерея
Дар, Менелая, — я сохраню ее.
И раз улыбка Геры над тобою
Я с нею заодно. Киприда же…
Гневить ее не буду, но не с нею
Мои пути: я — дева навсегда.
В чем ты отца корил за прагом смерти,
В том я с тобой согласна: я б виновна
Была, не возвратив тебе жены;
Ведь он бы вас соединил, будь жив он.
А за дела такие есть возмездье
И под землей, и здесь для всех людей.
Хоть не живет умерший, дух его
Сам вечен, в вечный принятый эфир.
И вот ответ мой краткий: вашей тайны
Не выдам я и брата дерзновенью
Мирволить не намерена; ему
Не на позор я окажу услугу,
Направив грешника на путь добра.
Исход придумайте вы сами; я же,
Покинув вас, в молчанье погружусь.
С мольбы богам начните. Ты, Елена,
Киприду упроси тебя вернуть
На родину; а Геру — чтобы ласки
Своей не изменяла. Ты ж, отец
Почивший наш, — покуда в этом сердце
Не смолкнет кровь, не будешь средь людей
Прославлен нечестивцем, и хвала
Вкруг имени великого не смолкнет.
Нет для неправды прочного успеха,
Но правде и надежда верный друг!
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Елена и Менелай в том же положении, как и до прихода Феонои.
От девы нам препятствия не будет;
Речь за тобой отныне, Менелай.
Придумай способ общего спасенья.
Послушай же… Своя ты в этом доме,
И, верно ж, ты имеешь там друзей.
К чему ведешь ты речь? Знать, есть надежда
Счастливого исхода нам с тобой?
Кто тут у вас приставлен к колесницам?
Ты лошадей могла бы раздобыть?
Конечно да. Но незнакомой степью,
Средь варваров, далеко ль убежим?
Да, ты права… А если бы с тираном
Украдкою покончить? Вот и меч.
Нет, вещая б тебя не допустила
Убить царя, — он брат ей, не забудь.
Но корабля здесь нет же для побега,
А мой — увы! — похоронен в волнах.
Послушай женской мудрости. Согласен
При жизни ты за мертвого прослыть?
Примета все ж. Но коль к добру — готов я,
Хоть и живой, за мертвого прослыть.
Пред варваром тебя оплачу я,
Я волосы сниму, надену траур.
Не вижу здесь спасения для нас…
Какой-то стариной от средства веет.
Я умолю тирана, чтобы дал
Мне помянуть погибшего в пучине.
Но что же даст тебе пустой обряд?
Без корабля куда ж уйдем, Елена?
Пускай ладью снарядит нам, — убор
Почившему свезти в объятья моря.
Все хорошо придумано. А вдруг
Предложит царь поминки, но на суше?
Обычая в Элладе, скажем, нет,
Чтоб поминать на суше утонувших.
Да, это так. Конечно, я с тобой
Плыву, убор везем мы вместе в море.
Ты должен быть готов, да и твои
Товарищи, какие уцелели.
О, только б нам на якоре ладью!
Все, как один, там будут, и с мечами.
Об этом ты заботься. Только б нам
В попутчики послали боги ветер!
Я ль муками того не заслужил?
Но вестника кто смерти разыграет?
Ты сам. Скажи, что уцелел один
И что Атрид погиб перед тобою.
Да, мой наряд к рассказу подойдет:
Я потерпел крушенье — это видно.
Наряд нам в руку. Не с руки потеря
Была; на пользу вышла и беда.
Итак, войти ль с тобой мне во дворец?
Иль у гробницы пребывать спокойно?
Останься здесь. На случай, если б царь
На произвол решился, — гроб защитой,
А меч угрозой будет. Во дворце
Я локоны скосить отдам железу,
А светлых риз отраду заменю
Одеждою печальной, и ланиты
Следы ногтей кровавые хранить[50]
Обречены. На острие ножа
Моя судьба. Обман угадан — смерть;
А удался — ты, родина, спасенье!
Владычица! Ты, ложа красота
Кронидова, пошли желанный отдых
На долю двух несчастных: к небесам
С мольбой подъяв десницы, мы взываем
К твоим чертогам звездным. Ты же, дочь
Дионы[51], ты, Киприда, — ты, Парисом
Венчанная ценой моей измены,
О, не губи нас! Или мало муки,
Иль мало я позора приняла,
Отдав чужому — не себя, но имя?
Коль умереть должна я, пусть же дома
Умру, по крайней мере. О, зачем же
Ты в нашем горе ненасытна так?
Ах, все любовь, измены, и коварства
Ты создаешь, и негу роковую,
От коей дом в потоках крови тонет…
А если б в меру ты сердца ласкала,
Из всех богинь была бы ты желанней
Для человека; так я и сужу.