Приятно посидев за бутылочкой хорошего вина и мило поболтав обо всем на свете, они прониклись друг к другу симпатией и подружились.
– Скажу тебе по секрету, – перешла Изольда на шепот, будто тут ее кто-то мог подслушивать, – зам директора одного из телеканалов, не буду называть его фамилии, он бывший исследователь Арктики и Антарктики, хорошо знает животных Заполярья, называет Эдика, за глаза, конечно, «тюленем, морским слоном». Правда, похож на секача?
Лена улыбнулась, притронувшись к носу. Изольда хихикнула.
– Он у него набухает каждый раз, нос его, как только мелькнет новая женская юбка. Имей в виду! Коварный тип! Но щедрый. Георг в сравнении с ним – так, мелюзга.
Паутинные нити жемчуга
Елену, легко общавшуюся со старыми знакомыми и шутя заводившую новых, прошедший вечер напряг: как-то сразу много всего сошлось, и довольно тревожного. Всё это предполагало продолжение, а его-то как раз девушке и не хотелось. И «пугальщик», и Георг, и Эдик, да и певичка с Изольдой внесли в душу Лены сильное смущение.
Впереди был свободный день. Елена взяла билет на пятичасовой поезд «Сапсан», и в десять вечера пила с тетушкой ароматный чай с каким-то фантастическим тортом, который Кольгриме был доставлен не иначе, как с кухни Бурбонов. За чаем девушка поведала о своих тревогах. Тетушка к ним отнеслась серьезно.
– Что сама надумала? – спросила Кольгрима.
– Не знаю пока. Боюсь, Эдик предложит такое, от чего не откажешься.
– В этом можешь не сомневаться.
– Изольда благословила… То ли они сговорились? Самое здравое, говорит, стать его фавориткой. Прям, Людовик Четырнадцатый.
– Не хочешь?
– А что делать, если такой Московский Версаль?
Кольгрима вздохнула:
– Полночь скоро, племянница. У меня режим. Ложись. Завтра покумекаем. Может, сама еще что надумаешь во сне…
– Не до сна, тетушка.
– А ты поспи. Спокойной ночи!
Лена не заметила, как уснула.
Следующий день выдался хлопотным. В соседней квартире ночью случилась драка с поножовщиной, и до обеда подъезд гудел от топота казенных ног и гула казенных голосов.
– Первый раз такое, – бормотала Кольгрима, прощаясь с Еленой. – Вроде тихие соседи. Жаль, толком не поговорили. Главное – оставайся собой. Меньше фантазируй. Родителям привет. Хорошо, что не забываешь о них. Личные заботы – не повод, чтобы отлынивать от дочерней заботы. В холодильнике возьми торт.
– Он у тебя бездонный, холодильник!
– Как и я, племянница. Не люблю дна. «На дне» хорошо лишь актерам в пьесе.
И опять понеслись дни. Стоило на минуту задуматься о беге времени, и оно словно останавливалось, мешая делать дела, не терпящие отсрочки. Эдуард Аркадьевич не стал долго тянуть с «интересным предложением» и тут же предъявил Елене его в виде ультиматума: «покровительство или тормоза». Какое-то время девушка элементарно динамила мецената – больше для приличия, так как понимала, что категорический отказ означает отказ от Останкино.
Господин учредитель нескольких организаций культуры, разумеется, делал скидку на неискушенность избранницы, но, с другой стороны, для занятого человека, каким он считал себя, несколько вечеров убить на уговоры красавицы означало немыслимую трату времени. Получив в очередной вечер облом, продюсер в сердцах бросил секретарю-референту: «Ломается, Клару Цеткин строит! Что ж, подберем для Клары кораллы. На завтра возьми билеты в Венецию».
Секретаря-референта по имени Ради Эдуард Аркадьевич нашел в Таиланде лет десять назад. Тогда она была что называется «морковкой», искушенной в эротическом массаже. Всякий раз, как у шефа случался творческий застой, то есть когда очередная красавица была только на подходе, Ради умело и приятно снимала ему напряжение. Тайка доставляла господину удовольствие не только своим именем и ласками (ее имя переводится на русский именно как «удовольствие»), но и услугами иного рода, поскольку вместе с ней в Россию из Патайи выехало еще два молодых тайца-родственника, не гнушавшихся никакой грязной работы. Разумеется, они вскоре получили российское гражданство. Если учесть, что Ради знала три европейских языка и три азиатских (когда только выучила?!), то ее участие в деятельности человека такого масштаба и полета как Эдуард Аркадьевич было просто бесценно.
Надо сказать, что «ломание» Елены сказывалось и на атмосфере студий. Эдик, хоть и воспитанный в интеллигентной семье, был человеком грубым и любил устраивать телевизионным кнехтам разносы. От полярника депутата все знали, что в период брачных игр и битв с соперниками морские слоны надувают не только нос, а вообще всю морду, поэтому в последние две недели в коридорах и кабинетах чуть ли не ежедневно звучало: «Ахтунг! Ахтунг! Секач в студии! Опять с надутой мордой! Сейчас начнет покрывать всех!» Покрывал шеф с любимой прибауткой: «Я опухаю!» Эта студенческая шутка родилась в оттепель шестидесятых годов, когда население столицы стало опухать от глотков свободы. Родители Эдика и до этого жили в тепле, но им тоже понравилась эта формулировка молодецких эмоций. Понятно, что и сынок перенял эту присказку. Эдуард Аркадьевич получал наивысшее наслаждение от двух сладостных процессов: покровительства юным талантам и разноса подчиненных, и когда эти процессы тормозились или напротив, шли как по маслу (Эдику в принципе было всё равно), он и опухал.
Утром следующего дня девушка получила от воздыхателя ключи от Audi TT.
– Пора, Леночка, обзавестись представительской тачкой. То, что нужно леди – стильный дизайн, мощный мотор и спортивный характер. Салон отделан кожей. Словом, для элиты.
Девушка выразила свою благодарность, чмокнув благодетеля в щечку. Тот, галантно шаркнув ногой, со вздохом предложил ей сегодня же «прошвырнуться в Венецию».
– Там мой клуб, два гондольера и прочее. Вот билеты. Леночка, прошу быть снисходительной к поклоннику вашей редкой красоты и талантов! Им подстать только Венеция!
После такого щедрого подарка-покупки Елена поняла, что это «всё». «Тетушка, помоги!» – воззвала она внутри себя, но в ответ было молчание. «Значит, всё».
После перелета и вечерней прогулки на гондоле парочка уютно посидела в ресторанчике, принадлежавшем Эдуарду Аркадьевичу, а перед отходом ко сну полюбовались на откровенно эротичный танец, исполненный трио – Ради и ее родственниками.
В номере Эдуард Аркадьевич переоделся в роскошный красный халат, а спутнице предложил переодеться в жемчужные россыпи. Селадон открыл богатую шкатулку, наполненную жемчугом – колье, сережками, браслетами, подвесками, длинными нитями и еще чем-то, чему и слов нет в русском языке.
– Жемчуг – Жемчужине! – торжественно провозгласил Эдик и стал перед зеркалом принаряжать красавицу, вздрагивавшую от прикосновения его влажных пальцев.
– Si la Perle des perles?11 – оторвавшись от зеркала, лукаво взглянула на поклонника Елена. Ей было приятно, хотя и с осадком, что она потихоньку осваивает лицемерие.
– Что ты сказала? Нравится?
– Очень! – созналась Елена.
– Английская пословица есть: «Large pearl comes only in deep areas».* Ты, Леночка, такая умница, я уж не говорю – красавица, ты самая глубокая по уму из всех, кого я знаю…
– Марианская впадина. Эдик, погружайтесь в меня осторожно…
__________________
* «Крупный жемчуг попадается только на глубоких местах» (англ.).
Елена осеклась, поняв, что прозвучало двусмысленно, но «тюлень», похоже, не заметил пикантности. Он уложил «Жемчужину» на постель и стал на ее теле, как на столе, перекладывать нити жемчуга с места на место и фотографировать. В какой-то момент девушке стало противно и, не дожидаясь апофеоза любви, она натурально зевнула и предложила страдальцу очередной «завтрак».
– Эдик, оставим праздничный салют на завтра. Я так устала.
Против ожидания Эдик согласился.
– Хорошо, Леночка. Дай я тебя укрою одеяльцем. – И он заботливо подоткнул одеяло, чтоб не дуло. – Я буду в номере напротив. Buona notte!
– Sogni d'oro!12
Эдуард Аркадьевич вышел из номера, на ходу сбросив с себя халат – так, чтобы недотрога смогла восхититься его мужской статью, и голым прошел в номер напротив, где ему тут же были предоставлены тайские удовольствия.
– С девчонками иметь дело себе дороже! – урчал шеф в сильных руках референта-массажистки, мявших истинно тюленьи спину, плечи и шею, включая апоплексический загривок. – Куда понятнее с опытными женщинами. Вот ты знаешь, что я хочу, и делаешь это. Читала «Лолиту» Набокова? Вот чего в ней хорошего, в этой худосочной нимфетке?
Ради улыбнулась:
– Не вертись, мешаешь. Есть любители и нимфеток.
– Идиоты! А эта кочевряжится. Боюсь, что холодна. Надо разогреть девчонку. Завтра с ребятами приготовь мне праздничный ужин. Барбитурат13 в шкатулке.
Я опухаю!
На другой день, вместе с Ради, бегло изъяснявшейся на итальянском, Эдик и Елена прокатились на гондоле по Гранд-каналу, побывали на площади Святого Марка, во Дворце дожей и, утомленные прогулкой, вечером пришли в тот же ресторанчик, что и накануне. К ним присоседились родственники Ради, телосложением сущие мальчики, но со взрослыми лицами. Они улыбались и говорили что-то по-тайски. Ради перевела:
– Восхищаются вами, Хелен.
– Скажите им, что они прекрасно выглядят, – не осталась в долгу и Елена.
Вечер прошел замечательно. Лена пила вина больше, чем обычно. Сегодня должно было окончательно оформиться ее «падение в звезды», но она хотела подготовить себя к нему так, чтобы не наблюдать ясным взором некоторые отталкивающие детали. Красавица не заметила, как перестала контролировать себя и даже не отреагировала на эротический танец тайцев. Более того, сморенная усталостью, алкоголем, напряженным ожиданием «апофеоза», а может, и еще чем, она задремала, не убирая улыбку с лица.