оды.
Глава 20
Павших товарищей упокоили на рассвете и бодро пошли назад. От перевала к Висликофену идти было, конечно, легче: все вниз и вниз. В частях настроение было отличное. Солдаты уже и впрямь уверовали в счастливую звезду своего господина. К тому же у большинства из них не за горами был конец контракта. Это их радовало, за две кампании, против мужиков и против горцев, они кое-чем обзавелись и с нетерпением ждали время, когда награбленное, которое пока не отдавал генерал, можно будет получить и предаться приятной праздности. А вот генерал не был уверен, что за оставшийся месяц или чуть более закончит все дела с горцами. Посему спешил, спешил и спешил. Хоть обоз его заметно увеличился за счет захваченных у наемников телег, уже через два дня к ночи он подошел к городу.
Очень он волновался, что горожане поднимут мятеж против его гарнизона, но полковник Эберст сообщил, что в городе день назад приключилось уныние и началась суета. Людишки стали собираться на базарах и о чем-то говорить, после чего в их церквах зазвонили колокола. Эберст даже испугался, не набат ли к мятежу, стал закрывать все ворота, поднял солдат. Но напрасно. Оказалось, что местные людишки пошли молиться за упокой. Выяснилось, что приехавший купчишка рассказал, что при Бёльденгене Эшбахт разбил райслауферов и полковника Майфельда. И что сам полковник был в той битве тяжко ранен. Эберсту тут полегчало, а солдаты так и вовсе стали радоваться слишком, покупали себе вино. Пришлось их приструнить, иначе стычек в городе было бы не избежать. А в Висликофене городской совет объявил день траура.
Что ж, это радовало. Генерал разбил лагерь возле города, на южной дороге. Роха и Пруфф посчитали и сказали, что пороха у них еще на один такой бой, как при Бёльденгене. Волков велел вывезти весь порох из города, но этот порох оказался плох, ни Пруффу, ни Рохе он не нравился. Это был старый порох, каким люди Волкова уже не пользовались. Горцы совсем не спешили за новинками, по старинке уповая на силу своей пехоты. И ему пришлось на следующий день отправить крепкий отряд в лагерь к реке за порохом: там хорошего пороха имелось в достатке.
А пока было у него два свободных дня, генерал собирался решить, что делать дальше. Волков после завтрака звал к себе офицеров. Дорфус на столе, меж стаканов с вином, разложил уже изрядно потрепанную карту.
– Господа, – начал генерал, – надобно решить, что делать дальше. Перед нами две цели. Арвен, тут он, на юго-востоке, – Волков ткнул пальцем, – два дня пути вместе с обозом. Оттуда один день пути на юг – и будет столица земли Брегген Шаффхаузен. Там заседает совет земли, там сидит и ландаман, их первый консул, там и казна земли. А это, – генерал ткнул в другую точку, – первый по богатству город этой земли Мюлибах. Он в одном дне пути отсюда, ровно на юг. Возьмем Арвен, затем Шаффхаузен, может, захватим ландамана, – так и закончим войну, а возьмем Мюлибах – будет большая добыча. Отдам его вам и солдатам.
Волков хотел хоть чуть-чуть заинтересовать солдат и офицеров, потому что те уже, как ему казалось, все больше думали о конце войны. Поэтому и предлагал им богатый город.
Офицеры всматривались в карту, переглядывались, задумчиво хмурились, тут капитан Пруфф и говорит:
– Так возьмем Мюлибах.
Ну, с ним-то все ясно, он вообще был жадноват, но его поддерживает и Эберст:
– Всего день пути отсюда, это хорошо: близко и есть куда быстро отступить в случае неудачи. Да, идти лучше на Мюлибах.
– А он и вправду так богат, как говорят? – поинтересовался Роха, глядя на капитана Дорфуса.
Ни Кленк, ни фон Реддернауф оказались не против похода на Мюлибах, это кавалера удивило, он-то думал, что офицеры, как и солдаты, хотят побыстрее закончить кампанию. Даже Карлу Брюнхвальду – и тому идея с Мюлибахом понравилась, полковник только поинтересовался подробностями:
– А каковы там стены? Башни? Гарнизон? Возьмем ли город? Есть ли пушки?
Дорфус вновь заговорил о том, что города тут беспечны, гарнизоны были бы хороши, но сотню лет у своих стен врагов не видели. Пушек раньше, месяц назад, не было. Если и привезли, то только что. Также капитан рассказывал, что горожане, как и все горцы, сами воинственны, но многие из них ушли воевать за короля – тот предлагал им большие деньги. Так что на улицах придется биться с горожанами, а не с постоянными и обученными гарнизонами. А хоть и хороши горожане будут в бою, но это уже не деревенское крепкое мужичье, которое вовсе поражений не знает. Горожане есть горожане, они изнеженные.
В общем, к удивлению кавалера, все до единого офицеры предпочли добычу окончанию войны. Они все верили в победу, они не боялись продолжения войны. После их ухода он остался за столом в одиночестве. Генерал думал о том, что офицеры зачастую являются проводниками воли солдат, они лучше него знают, что происходит в ротах. Поэтому Волков не понимал: неужели и солдаты захотят пойти на Мюлибах грабить, вместо того чтобы закончить войну. Впрочем, такое было возможно, так как от Мюлибаха до реки, до мирного берега, всего два дня пути, не то что от Арвена. Может, они просто не хотели уходить далеко от реки.
Все-таки, может быть, солдаты волновались? А вот сам генерал был почти спокоен. Да, волнение, что мучило его перед кампанией, давно растаяло. Он, кажется, нашел то, что нужно в войне с горцами, кровавыми ошибками и тяжким собственным опытом нащупал тот брод, по которому можно пройти эту войну. И этому его спокойствию были причины, это не было спокойствием самодовольства. Он стал видеть, в чем превосходит противника. Фон Реддернауф говорил генералу, что не встречает конных разъездов врага, – значит, он о горцах знает больше, чем они о нем. Горцы собираются и ходят со своими обозами медленно, так, выходит, он должен ходить быстро, всюду опережая врагов, ловя врага мелкие отряды и без потерь уничтожая их. Они сильны в пехотном строю, так не связывайся с ними, не бодайся с быком, бей их пушками и мушкетами. И всюду будь в численном превосходстве. Да, генерал нашел средство против горцев, но при всем при этом он очень хотел закончить эту кампанию миром. Бумагой с печатью земли Брегген за подписью ландамана, бумагой, утвержденной советом земли. А разграбление Мюлибаха никак к этому не вело.
Но его люди хотели идти на Мюлибах – по сути, продолжать войну. Решение, конечно, принимать ему и только ему, но все-таки он рассчитывал, что в этом решении офицеры будут с ним солидарны.
Но на войне часто и очень часто все вдруг идет не так, как планировалось. И какие бы ни были планы, их приходится менять.
К вечеру, к радости всех, с гор на западе налетели тучи, и по иссушенной зноем земле прошелся ливень. Так он был хорош, что подмочил ковры в шатре генерала, так как обленившийся Гюнтер не попросил саперов, ставивших шатер, окопать его от дождя. Дождей-то не было, почитай, с начала кампании. Кавалер уже все высказал нерадивому слуге и решил ложиться, ведь ночь была на дворе, когда к нему пришел сержант Франк и сказал, что генерала добивается какой-то местный.
– Купец? – не без удивления спросил генерал. С удивлением – потому, что ни одного купца, кроме рюммиконских, приезжавших просить за свой город, за все время кампании он не видел, ни один купец из местных не желал торговать ни с ним, ни с его людьми.
– Нет, не купец, оборванец какой-то. Молодой совсем.
Волков молча смотрел на сержанта, ожидая разъяснений. И тот продолжал:
– Говорит, что ваш старый знакомец. Еще говорит, что знает капитана Дорфуса. Но капитана я не нашел.
– Вот как… – Генерал стал догадываться. – А ну, зови его.
Да, это оказался как раз тот, о ком генерал подумал. Только теперь это был уже не мальчишка-свинопас, а долговязый белобрысый юноша на вид пятнадцати лет.
– Клаус Швайнштайгер, ты ли это? – улыбнулся ему кавалер.
– Я, господин, я, – поклонился тот.
– Тебя не узнать, вон как вырос…
– Зато вы, господин, все в своей поре.
– Вина выпьешь?
– Не откажусь, господин, хоть времени у меня немного. А лучше мне поесть дайте. Хочу до утра уехать к себе. А весь день в соседнем леске просидел подле вашего лагеря.
– В леске? Зачем? – спрашивал Волков, перед этим отдав денщику распоряжение насчет вина.
– Мне ваш умный человек велел беречься, – отвечал юноша, – вот я ночи и дожидался, чтобы при свете дня со стен города не увидали или с дороги, что я в ваш лагерь приехал.
– Молодец, свинопас, правильно. Ладно, говори, что случилось?
– В прошлый раз вы мне обещали серебра, если я что скажу вам, что вам знать не положено.
– Будет тебе серебро, если скажешь что ценное.
– Хорошо, помните о слове своем. В общем, мои земляки из Бирлинга собрались в войско. Из деревни будет сорок человек при трех телегах.
– Сорок человек? – переспросил кавалер. Число казалось пустячным, но он все равно насторожился.
– Но те сорок только из нашей деревни, из соседних двух деревень еще три десятка будет.
– И что, куда пошли?
– Пойдут на восток, к Арвену, там в Гуссенской долине генерал Каненбах будет их ждать, всем велено туда идти, туда же придет и войско от соседей в помощь.
Свинопас замолчал, видя, как благодушие генерала вдруг исчезло и доброе лицо его за мгновение стало каменным и темным.
И генерал вдруг рявкнул так, что юноша вздрогнул:
– Сержант!
Тут же полог шатра всколыхнулся, и внутри появился сержант Франк.
– Капитана Дорфуса ко мне, быстро!
– Сказали мне, что он отъехал в город, по бабам, – отвечал сержант.
– Разыскать, – продолжал генерал, – и немедля ко мне! С картой!
Он даже встал и подошел к столу, на который Гюнтер только что поставил поднос с вином и стаканами. Налил себе сам, отпил немалую часть и спросил:
– К какому дню вашим людям надобно быть в этой самой Гуссенской долине?
– Про то я не знаю, но вышли они вчера; как вышли, так я к вам поехал.
– Значит, собраться они еще не успели, – самому себе сказал Волков.