А до рассвета Волков собрал офицеров на совет. Просил их высказать мнение. И все согласились идти на Шаффхаузен с тем порохом, что есть, так как возвращаться в Висликофен за пополнением запасов – это потерять четыре дня. Возник вопрос, что делать с пленными. Роха предлагал порезать хотя бы наемников, чтобы не отягощать войско, но Волков отказался это делать. Он хотел, чтобы инициатором резни были люди Бреггена, а не он. Пусть люди кантона сами откажутся от наемников. Мало того, он послал к пленным Максимилиана, чтобы тот сказал им, что генерал – человек богобоязненный и лишней крови человеческой не желает, поэтому он отведет их к Шаффхаузену, и там наниматели пусть их судьбу и решают. Максимилиан пришел и сказал, что пленные наемники после слов его стали грустны, так как не верили они, что кантон Брегген к их судьбе проявит участие, а не наплюет на них, как это уже бывало. Раненых врагов убивать не стали, бросили у деревни, Волков велел взять с собой лишь раненых офицеров.
В общем, еще по росе и утреннему туману войско вышло и от деревни Рэ свернуло на юго-запад к Шаффхаузену.
– Пусть все, кто верит в Господа Всемогущего, помолятся, чтобы даровал нам помощь в дороге и деле ратном, – распорядился генерал и сам был для всех примером.
До города добрались с трудом, дорога стала каменистой и шла вверх и вверх, а ближе к Шаффхаузену стала к тому же извиваться. Кони сбивали копыта, но тянули и тянули пушки и телеги. Даже привыкшие к походам солдаты и те устали.
– Скажите людям своим, что дело это последнее: коли возьмем город, так повернем вниз к реке, – говорил офицерам Волков, видя, как измотаны его солдаты.
И не врал им. В общем, кампания подходила к концу, он чувствовал, что людям приходится делать над собой усилие, чтобы двигаться. Генерал боялся, что боевой дух в его войске слабеет с каждым днем и солдаты все больше ждут окончания своих контрактов.
Подошли к Шаффхаузену, а город-то непрост. Волков даже обозлился на Дорфуса, почему он говорил, что город слаб. Где он слаб? В каком месте? С какой стороны к нему подступиться? Стены слабы, низки, башни стары, мосты сто лет не поднимались? Так все это городу и не понадобится, если в нем найдется тысяча людей, которые не захотят Шаффхаузен сдать.
Южной стеной город был повернут к большой горе и уходил на нее своим южным краем и самой южной стеной. С запада и севера его обтекает река, хоть и мелкая из-за сухого лета, но весьма быстрая. Через нее было два моста: большой деревянный и малый старый каменный. В том-то и дело, что мосты были: один сожгли, второй частично разломали. Горожане, наученные горьким опытом Висликофена, постарались. Они и стену северную, за рекой и с большими воротами, вроде как стали укреплять.
Приехал Пруфф, он всегда прибывал последний – капитан не отходил от своих пушек, а они тянулись в конце колонны, – встал рядом с офицерами и, лишь взглянув на город, сказал:
– Дурни, укрепляют эту стену, и пусть, мы ее бить не будем. Пушчонки у них там… Раз, два… Три, кажется, пушки вижу, затеют возню, а я тут много ниже их пушек буду. Да и далеко по стене бить, ядра силу теряют.
Его уверенность, его тон сразу приободрили офицеров, но полковник Брюнхвальд спросил:
– А какую же будем?
– Так восточную, вон и горка хорошая есть, почти что со стеной вровень, – сразу отвечал артиллерист, он махнул плетью на восток, – вон, оттуда бить будем, я еще с дороги приметил, что стена там крива. Древняя стена, долго не простоит.
– А пушки? – спросил Волков, разглядывая город врага. – Горцы же перетащат их на восточную стену.
– Обязательно перетащат, – пообещал Пруфф. – Так что подраться придется.
– А победите? – с некоторой неуверенностью спрашивал генерал.
– А как иначе? У нас полукартауна есть, у них калибры маленькие, полукартауне не чета, да и пушкари… – Артиллерист поморщился. – Когда эти городские олухи стреляли в последний раз? Неведомо. А у моих людей так звон от пальбы в ушах уже сколько времени не унимается. Поглядите на их одежу, там места нет без прожженных дыр. Нет, моим людям эти городские неровня.
Тут с ним трудно было спорить. Волков и сам видел, он порой удивлялся, как наловчились часто и точно бить канониры Пруффа. Ни ядром, ни картечью не мазали.
– На ту сторону реки придется переходить, – заметил капитан Кленк.
– Придется, придется, – соглашался Пруфф и снова указывал плетью, – вон те посады с восточной стороны частью разберем, – он махнул плетью еще раз, словно смахивал что-то безжалостно, – частью пожжем к дьяволу.
– Будь я на их месте, увидав пушки, сразу сделал бы вылазку, – заметил Брюнхвальд.
– Истинно, истинно, – согласился артиллерист, – так и сделают. Как господин Шуберт разровняет мне площадку, как только сожжем домишки вокруг и выставим орудия, жди вылазки.
– Господин полковник, – заговорил Волков, – восточная стена ваша, перед воротами поставьте палисады.
– Будет исполнено, господин генерал, – отвечал Брюнхвальд.
– Господин капитан, – продолжал Волков.
– Да, господин генерал, – откликался Кленк.
– Южнее пушек выставьте сильные пикеты, чтобы со склона горы к позициям артиллерии не подобрались. Господин фон Реддернауф, у вас дело все то же, я хочу все знать, все видеть, что происходит вокруг, и сейчас, и ночью тоже.
– Да, генерал, – отвечал кавалерист.
– Инженер Шуберт, вам быть в подчинении у капитана Пруффа. Майор Роха, начинайте жечь посады, где вам укажут артиллеристы.
Кажется, Волков отдал все нужные распоряжения, но было еще одно дело, и для этого ему потребовался не кто иной, как молодой прапорщик.
– Максимилиан! – окликнул знаменосца генерал.
– Я здесь, – отозвался тот.
– Хочу, чтобы вы съездили к стене и переговорили с ними.
– С кем? – немного растерялся знаменосец. – С горцами?
Волков не счел нужным отвечать, а лишь с укором посмотрел на прапорщика и продолжил:
– Возьмите трубача, четверых гвардейцев и ветки зелени. Подъедете к стене и крикните им, что я желаю говорить со старшим.
– А если они не захотят?
– Не загадывайте, скажите, о чем я прошу, а уж коли спросят зачем, так ответите, что, дескать, не знаю я, что делать с пленными солдатами и пленным генералом. И если не захотят они о них говорить, так я всех пленных велю казнить прямо здесь, под стенами, чтобы горожане полюбоваться могли. Буду казнить и тут же в реку мертвых кидать. Так и скажите.
Максимилиан кивнул.
– Да, генерал, сейчас же и поеду.
– Максимилиан, – остановил его генерал.
– Да, генерал.
– Горцы хамы, будут браниться, задираться, так вы не отвечайте, не поддавайтесь, я за хладнокровие вас и выбрал.
– Да, генерал, – ответил прапорщик и пошел исполнять наказ.
А генерал, хоть время шло к вечеру, взяв с собой людей, поехал к южной стороне города посмотреть склон и гору. Он хотел знать, можно ли из южных ворот вывести незаметно людей для вылазки.
Стрелки Рохи тем временем под вой старых баб тащивших из домов все, что можно было спасти, и угрюмые проклятия не спрятавшихся в городе мужиков, стали поджигать первые дома, стоявшие возле пригорка, на котором суетились саперы и артиллеристы. Роха, Шуберт и Пруфф наблюдали за этим с пригорка, который выравнивали под пушки саперы. И артиллерист указывал майору, которые дома жечь. Пруфф снова направил свою плеть и сказал:
– Вот все те дома, что левее кирхи ихней, к дьяволу.
– Вон те? – уточнял Роха.
– Да, будут мешать мне. И те, что у реки, тоже запалите, чтобы вся стена оказалась у моих ребят как на ладони.
– Сейчас запалю.
А Пруфф продолжал:
– Господин Шуберт, – он опять указывал плетью, – тут, фронтом к стене, поставьте корзины, насыпьте в них землю, пусть корзины будут в рост человеческий. Как они на эту стену пушки перетащат, сии корзины будут весьма полезны для укрытия от их огня. Тут насыпь сделайте, уклоном от бруствера, чтобы орудия после отката сами назад скатывались. Чтобы прислуга меньше уставала.
– Каков угол уклона? – спрашивал инженер.
– Двадцати градусов будет довольно.
В общем, все люди его были при деле, хоть и не видел генерал сам, что они делают, но был уверен в том, что делают они все как надо. Так как те, кто делать все правильно не умел, на войнах нечасто до седых висков доживали.
Волков объехал город по кругу и убедился, что Пруфф выбрал стену для устройства пролома верно. Генерал увидел, как саперы и артиллеристы, дружно помогая лошадям, уже тянут через реку полукартауну. На берег летят пепел и легкие угольки от горящих домов, лошади волнуются в реке, когда ветер доносит до них жар и дым, но возницы упрямо ведут их на другой берег, прямо в пожарище, а саперы укладывают на берег доски, чтобы колеса тяжеленных орудий не вязли в сыром речном берегу. Жаль, что сегодня орудия не успеют сделать по стене ни одного выстрела. Ну ничего, Пруфф и Шуберт дело свое знают, может, уже на рассвете спесивые горожане услышат раскаты рукотворного грома, от которого им станет не по себе.
Все шло по плану. По его плану. По его желанию.
Кавалер уже объехал весь город, пообедал, поговорил с Шубертом, а Максимилиана все не было. Генерал начал волноваться. Но, слава богу, тут прапорщик появился.
– Ну, чего же вы так долго?
– Ответа ждал, – отвечал молодой человек.
Кавалер отставил стакан, уставился на прапорщика.
– И что же они сказали?
– Сказали, что ландаман даст ответ утром.
– Ландаман? – переспросил генерал. – Так и сказали – «ландаман»?
– Так и сказал, там на воротах сержант какой-то был, я с ним говорил.
Волков задумался: «Ландаман. Значит, он в городе. Это хорошо. Даст ответ утром. Прекрасно. Значит, при удаче с ним самим дело иметь придется. Хотелось бы говорить с ним лично, а не с его помощниками. Было бы превосходно, если бы удалось вместо войны закончить тут все переговорами. Нужно начать с вопроса с пленными и попытаться прийти к миру».