– Господин Фолькоф, полагаю для нашего дома выгодным сочетать вас браком.
Бруно покосился на своего приятеля Михеля Цеберинга – мол, ты слышал? Но тот даже посмотреть в его сторону не решился, сидел, чуть выпучив глаза. Генерал ожидал, что молодой человек теперь начнет задавать дурацкие вопросы, говорить какие-нибудь глупости, но Бруно был не таков, повернулся к Волкову и сказал спокойно:
– Думаю, дядя, вы нашли для меня хорошую невесту.
– В этом даже не сомневайтесь, – произнес кавалер, а про себя удивился спокойствию и выдержке племянника, – ваша невеста представляет один из самых известных домов – она из дома Райхердов.
– Райхерды! О, мы слышали о них, – откликнулся дружок племянника Михель Цеберинг с большим уважением. – У них много барж на реке и много складов.
Волков лишь взглянул строго, и тот сразу замолчал.
– Что ж, это действительно знаменитый род, – произнес Бруно.
– Вашей невесте… – Кавалер сделал паузу. – Она немолода, ей уже двадцать пять, она вдова, и у нее двое детей. Надеюсь, друг мой, вас это не оттолкнет.
Второй раз за этот разговор племянник покосился на своего приятеля, но тот и на этот раз ничего не сказал. После взгляда генерала он почти не решился бы говорить снова. Поэтому Бруно поглядел на дядю.
– А не очень ли она стара? – вымолвил юноша. – А пригожа ли?
«Волнуется он. Что ж, волноваться тут надобно, дело-то серьезное».
– Я ее не видал, – сказал генерал. – Но этот брак – союз домов, дорогой мой племянник, тут, как говорят, с лица воду не пить. Всякая женщина из фамилии Райхерд – желанная невеста.
– Да, я знаю, дядя, знаю, – согласился Бруно, – я во всем хочу походить на вас, вы тоже женились не из приязни, а чтобы сочетаться с домом графов Маленов.
«Будь они трижды прокляты».
А молодой человек продолжал:
– Жена нужна для дела, а уж для приязни я заведу себе в доме сердечного друга, как сделали вы.
– Не нужно держать в доме сердечного друга, – назидательно сказал Волков. – Для того я и строю дом на берегу реки. Две дамы под одной крышей не уживаются.
– Истинно, – вдруг кивнул Ёган, – две волчицы в одном логове нипочем не уживутся.
Все, кто присутствовал при этом разговоре, посмотрели на него, и он замолчал смущенно.
– Я понял, дядя.
– Вот и прекрасно, друг мой, смотрины будут через тринадцать дней в Лейденице. Там вы и увидите свою невесту. А пока езжайте в Мален и купите себе хорошую одежду. Нет… Поезжайте в Ланн, там живут лучшие портные, что есть по эту сторону гор. Денег я вам дам, коня возьмете из моих конюшен. А еще в помощь я пошлю с вами господ Габелькната и Румениге. Они из Ланна, они там все знают.
– Дядя, а можно мне такой костюм, как у вас? Тот, что синий.
Волков кивнул и сказал:
– Отправляйтесь завтра же. Купите и шапку себе лучшую.
– Дядя, у меня есть дела, может, мне их закончить?
– Главное дело для вас сейчас – это свадьба, – назидательно произнес кавалер, – а дела ваши закончит за вас ваш товарищ. – Волков указал на Михеля Цеберинга.
Тот сразу согласился:
– Езжайте, Бруно, раз так, я тут все дела сам поделаю.
Глава 34
Дел у него было много и трат никак не меньше, но впервые в жизни Волков доподлинно не знал, сколько у него денег. Он получал – тратил, получал – тратил, ничего не записывая. Надеялся на свою хорошую память на числа. Но в конце концов у него все спуталось в голове. Золото, полученное от банкиров за серебро, золото, полученное с горцев, – единственное, о чем он имел представление, но ведь и до этого у него было золото. А серебру он давно счет потерял. Не было у него человека, чтобы вел счет его деньгам. Кавалер доверял Максимилиану, но молодой человек к деньгам относился достаточно пренебрежительно и не очень старательно их считал. В общем, утром следующего дня, пока Мильке и фон Реддернауф выбирали коней и лошадок из общего табуна, Волков велел поставить себе шатер и принести туда все сундуки с деньгами, позвал Максимилиана и еще хромавшего после ранения Курта Фейлинга и принялся вместе с ними считать монеты.
Глядя на россыпи золота, кучами валявшегося на ковре, кавалер не испытывал каких-то особых чувств. Раньше, лет десять назад, он готов был отправиться в рискованное предприятие и за десять желтых кружочков, а теперь же… Нет, никакой радости, просто ресурс.
Они пересчитывали монеты и складывали их по сто штук в небольшие мешочки, а те помещали в сундуки и записывали все на бумагу. Шестнадцать тысяч двести семьдесят, в основном гульденов, но были и флорины, и кроны, и даже несколько дублонов. Все уместилось в три небольших, но тяжелых сундука. Несколько монет кавалер положил себе в кошель, по одному дублону дал Максимилиану и Фейлингу. Стали считать серебро. Пятьдесят семь тысяч талеров. Пара сотен в кошель пошли, на расходы. Две с половиной тысячи Мильке на покупку лошадей, полторы сотни за возы, палатки, посуду. Еще, наверное, ему придется выкупить у солдатских корпораций остатки провизии. Мало ли, зиму его мужикам надо как-то пережить. Также генерал держал в голове, что ему предстояло выплатить содержание тем солдатам и офицерам, что остались гарнизоном в лагере. А еще лафеты для пушек заказать. Быстрее бы уже Райхерд протолкнул договор в совете кантона, иначе Волкову каждый месяц придется выплачивать людям без малого шесть тысяч монет. Вот и думай, уже твои все эти деньги или еще нет. Может, поэтому он и не радовался этим россыпям сокровищ.
Когда все было посчитано, генерал стал собираться в дорогу. Нужно было ехать домой. Он оставил Мильке и Дорфуса доделывать все, что необходимо, а старшим над ними назначил Роху. Сам же Волков тепло попрощался со своими офицерами, с Эберстом, Кленком, фон Реддернауфом и командирами рот, выдал всем обещанную награду. Вот и еще траты, причем немалые.
Офицеры единодушно заверили генерала, что не упустят случая снова встать под его знамя, коли будет у него надобность. А Кленк на прощание сказал, что даже старики из его роты, и те согласны с тем, что генерал не иначе как Длань Господня, потому как за всю свою воинскую жизнь не видели, чтобы так хорошо кампания прошла. Вот так вот, а еще физиономии недовольные строили, обиженными были, что их не послушал.
Сразу после обеда с молодыми господами Хенриком, фон Тишелем, который оставил кавалерийский полк, Фейлингом, Максимилианом и десятью гвардейцами генерал поехал домой, взяв с собой лишь сундуки с деньгами.
В который раз проезжал по дороге от рыбачьей деревни к Эшбахту, кажется, знал ее уже, но то и дело останавливался на пригорках, осматривался, даже в стременах привставал.
– Генерал, – наконец обратился к нему Максимилиан, – что вы ищете?
– Смотрю, во сколько мне обойдется дорога через все эти холмы и овраги, – отвечал кавалер, не очень довольный от тех трат, что тут вырисовывались.
– Вы думаете тут дорогу построить? – удивился прапорщик.
– Да, она мне тут понадобится. Не все товары через амбары пойдут, – загадочно отвечал кавалер.
Максимилиан больше спрашивать ничего не стал, и они поехали дальше.
Едва въехали в Эшбахт, застали там переполох. Волков уже думал, что это его встречают, а тут пробегавшая девица лет двенадцати прокричала:
– Мамка, убийц в трактире схватили!
– Эй, – окликнул девочку Фейлинг, – каких еще убийц?
– Здрасьте, молодой господин, – быстро поклонилась она, – это тех убийц, что вчера купца на дороге зарезали.
– И где их схватили? – Волков помрачнел. Очень ему эта новость не понравилась.
– В трактире, господин, – снова кланялась девица.
Он сразу поехал не домой, а к трактиру. Там полон двор людей, не протолкнуться.
– Дорогу! Дорогу господину Эшбахта! – орал Максимилиан, конем расталкивая зевак.
Пока генерал слезал с коня, к нему из кабака выбежал трактирщик, поклонился.
– Рад видеть вас во здравии, господин, вся семья моя молилась за ваши победы.
– Что тут у тебя случилось?
– Вчера на дороге маленской купчишка был побит до смерти, товары его, коней – все побрали, а сегодня один человек сказал, что видел на одном человеке кафтан того купчишки, вот его господин Сыч и схватил, а тот сразу и сознался.
Волков пошел в трактир, а там, словно в церкви на Пасху, не протолкнуться – что называется, битком. Людишки стеной стоят, орут, смеются, весело им, словно балаган смотрят.
– Дорогу! – орал трактирщик, распихивая людей. – Господину Эшбахта пройти дайте, ироды!
Людишки расступились, и Волков увидал Сыча. Тот сидел за столом… Судья – никак не меньше. Только писаря ему не хватало. Рядом лопоухий его дружок стоял – ногу на лавку поставил, ножом поигрывает, весь эдакий ловкий да умелый. А уже перед ними, как на допросе, два мрачных мужика с разбитыми в кровь лицами.
Сыч, увидав Волкова, сразу вскочил, кинулся к господину:
– Экселенц! Вы вернулись!
– Кто это? – спросил кавалер, указав на двух мужиков.
– Душегубы, сволочи, вчера купчишку одного на дороге подрезали, так один дурень его куртку напялил, по ней его и узнали. Вон тот купчишка, – Сыч указал рукой на купца, который поклонился кавалеру, – куртейку своего товарища и признал, у обоих бандитов нашли деньги и ножи, они и сознались. Теперь мы человечка послали того купчишку сюда доставить, который у них краденое купил, вот ждем, пока скупщика приведут. Ну что за люди такие эти купцы: одного убьют, так всегда другой найдется, что весь его скарб у воров выкупит. – Сыч подошел к мужикам поближе, заглянул одному из них в глаза. – Сдается мне, экселенц, что это они в начале лета еще одного купца убили. Я тогда убийц не сыскал, не смог. Вот, думаю, это они же.
– Неправда то! – воскликнул один из мужиков.
– Заткнись, сволочь! – Сыч почти без размаха ударил мужика в правый бок. – Думаешь, я не вижу, что вы тут с зимы все лавки просидели, торговать не торгуете, работать не работаете, а на пиво деньга завсегда есть, всегда сыты да пьяны. Отчего же?