«Да. В городе и вправду все изменилось, если человек, который велел не открывать передо мной городских ворот, говорит, что будет рад служить. Видно, совсем людишки не верят в молодого графа».
– Кажется, это вы издали указ не открывать предо мной и моими людьми городских ворот? – уточнил Волков без всякой видимой строгости.
– Ну, на то было наивысшее пожелание, – начал мяться бургомистр. – Вы должны меня понять, господин кавалер. Я не всеволен, а чаще и вовсе зависим от обстоятельств.
– Наивысшее пожелание? – уточнил генерал. – То есть то была воля герцога, а графское желание тут ни при чем?
– Да, – нехотя согласился Гайзенберг, – граф в исполнении того приказа герцога проявлял удивительное рвение.
Волков понимающе кивал, смотрел на бургомистра по-отцовски ласково.
– А вы знаете, господин Гайзенберг, отчего возникла вражда меж мной и графом?
– Об этом все знают: то спор меж вами из-за какого-то поместья.
Волков опять кивал.
– Возможно, завтра граф будет тут, в городе, и я бы навсегда позабыл про ваши действия против меня, если бы вы согласились поговорить с графом на предмет восстановления мира.
– То есть мне надобно уговорить графа отдать вам поместье.
– И я буду вашим другом.
– Приложу все усилия для восстановления добрых отношений меж вами и графом.
– Да уж, постарайтесь, – весьма многозначительно сказал кавалер.
И бургомистр понял эту многозначительность.
Кавалер едва ответил госпоже Ланге, когда та сказала, что устала и едет в дом Кёршнеров спать. Он кивнул ей, продолжая слушать очередного гостя на стуле возле себя, а когда уже спохватился, то Кёршнер сказал, что Бригитт ушла, когда еще темно не было. Волков встал и откланялся. Поехал с Кёршнерами к ним в дом, думая, что надобно уже подумать и о своем доме в городе.
Время было позднее, Волкову хотелось пойти и лечь в одну постель с Бригитт да обнять ее, но сначала он поговорил с Кёршнером, и тот убедил генерала сейчас же позвать юристов для консультаций, не дай бог завтра граф согласится передать поместье, а из-за какой-то мелочи бумажной дело сорвется. Такого никак нельзя было допустить. Заодно вызвали одного из трех городских нотариусов и, уже дождавшись всех, стали обговаривать дело. С этими господами, пока все разъяснили да выяснили, просидели едва ли не до двух часов ночи. И лишь тогда он пошел спать к своей Бригитт.
Глава 39
Дорого обошелся кавалеру епископ, очень дорого. Но уже теперь начал он приносить пользу. Не осмелился Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, ослушаться просьбы прибыть в город. Конечно, в дорогу он взял с собой целую свиту: два десятка людей из своих друзей и родственников. Верхом ехали и в каретах. Понимали люди семьи Мален, что не просто так звали графа в город как раз в тот момент, когда там был прославленный родственник и враг их дома. И сначала кавалькада из прекрасных молодых господ и родственников графа поехала во дворец графский. Но около их дома процессию встречали горожане. Лучшие представители города тут же просили аудиенции.
Удивленный юноша смотрел на них.
– И что же, господа, вы все ко мне?
– Видимо, все, – отвечал бургомистр Гайзенберг, оглядывая присутствующих. – И все нижайше просят вас принять их немедля.
– Я только с дороги, – неуверенно говорил молодой человек, все еще надеясь, что взрослые вопросы, которые ему предстоит решать, как-нибудь растают сами.
– Мы не задержим вас долго, господин граф, – с поклоном вступил в разговор банкир, – уделите нам всего минуту.
Граф смотрел на них сверху вниз, сидя на своем прекрасном коне, и очень ему хотелось послать всех этих наглых бюргеров к черту. Но господин фон Эдель, разглядев на его лице гримасу неприязни, подъехал сзади и проговорил негромко:
– Их придется принять, граф, нельзя всем вот так просто отказать, бюргеры обидчивы и злопамятны. Не стоит настраивать их против себя.
– Я приму вас сейчас же, господа, – нехотя согласился граф.
«Сейчас же» наступило через пару часов, которые важным горожанам пришлось провести в душной приемной графского дворца.
Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, стал принимать просителей, сидя в кресле, а просителям стульев не предлагая. За креслом графа стояли сухая и старая Гертруда фон Рахт, урожденная Мален, тетка его, мать двух его двоюродных братьев, и господин фон Эдель, давний советник двух предшествующих графов.
И каждый раз, когда просители начинали говорить о мире между домами Мален и Эшбахт, фон Эдель недовольно фыркал:
– Пойти на поклон к этому разбойнику? Чушь!
– Что же вы нам советуете, господа горожане, отдать этому раубриттеру поместье? – шипела тетка графа и просила делегацию уйти.
Но, как только уходила одна делегация, приходила следующая и просила о том же, что стало бесить тетку и раздражать фон Эделя.
– Извольте уйти, господа! – кричала Гертруда фон Рахт. – Вы просьбами своими только докучаете графу!
– Ах, как хитер этот мерзавец, кажется, он весь город себе в сторонники призвал! – негодовал фон Эдель.
– Они все сговорились против нас! – говорила тетка с уверенностью в голосе и даже с заносчивостью. – Но ничего у них не выйдет, мы, Малены, перед всякими выскочками отступать не приучены.
Вот только граф сидел настороженный и молчаливый, все его молодое веселье и беззаботность ушли, и ему не нравилось то, что тут происходило, и желал он быстрее это закончить. Не для того он стал графом, чтобы во всяком подобном унылом деле участие принимать, и просьбы горожан ему не нравились, и поведение близких его людей его тяготило, а думал он лишь о том, как все это быстрее закончить.
И потому юношу никак не удивило, а скорее порадовало письмо, что пришло от епископа, в котором святой отец просил его быть у себя в резиденции, которая находилась в доме купца Кёршнера.
– Еще чего! – воскликнула тетка, выхватив письмо, прочитав и передав его советнику. – Недостойно графа у всякого купчишки бывать!
– Конечно, – поддержал ее фон Эдель, дочитывая письмо. – Коли попу надо, так примем его тут, пусть сюда едет. Скорее всего, там и сам разбойник Эшбахт нас ждать будет.
– Истинно! – согласилась Гертруда фон Рахт. – Пусть епископ сам сюда едет.
А граф немного подумал и сказал:
– Нет, это я поеду к епископу.
И на все уговоры родственников лишь качал головой. Может, молодой граф и не был семи пядей во лбу, но он-то понимал, что зовет его совсем не епископ, а тот страшный человек, по желанию которого можно ненароком упасть с лошади да и помереть вдруг. И к такому человеку, коли он тебя еще добром зовет, нужно ехать.
Все, кто приехал с графом, отправились и в дом Кёршнеров. И там их прямо во дворе встретил радушный хозяин. Он был так доволен визитом графа, что не обращал внимания на раздраженные лица его близких и говорил со всей возможной почтительностью:
– Я так рад, так рад, господин граф, что вы оказали мне милость своим посещением, и вам, господа, тоже рад.
И он не врал, он действительно был польщен. Еще бы, в дому у себя он принимал знаменитого генерала, епископа графства и самого графа.
– Прошу вас, прошу вас пройти в залу. – Купец указывал гостям дорогу на лестницу. – Немедленно распоряжусь об обеде, а пока прикажу подать вина.
Граф и его свита, хоть и с недовольными физиономиями, рассаживались за длинным столом, быстроногие лакеи несли вина в красивых графинах, тарелки с сырами и иными закусками. Тетка графа и фон Эдель сели подле молодого графа так близко, словно думали его оберегать от покушений.
Да только не уберегли. Едва Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, взял в руки великолепный стакан и сделал один глоток отличного вина, как появился высокий и красивый молодой офицер с изуродованной щекой и сказал ему с поклоном:
– Господин граф, его преосвященство ждет вас.
Граф кивнул и встал.
– Мы пойдем тоже! – воскликнула Гертруда фон Рахт и стала вылезать из-за стола так быстро и неуклюже, что опрокинула свой бокал с в ином.
За ней поднялся фон Эдель и стали подниматься другие господа из свиты, но тут молодой офицер со шрамом на лице вдруг повернулся и звонко, а может, даже и резко сказал:
– Епископ ждет только господина графа, иных господ прошу остаться на своих местах.
Проорал, словно солдатам команду отдал! Господа и застыли все на своих местах, лишь неустрашимые тетя графа и старый его советник шли за молодым человеком. И то лишь до двери, там, пропустив графа в дверь, офицер сам за ним не пошел, а закрыл дверь и встал подле нее.
– Что такое?! – воскликнула Гертруда фон Рахт. – Немедленно пропустите меня, я доверенное лицо графа.
В ответ на это молодой офицер лишь нагло ухмыльнулся и ответил, не отходя от двери:
– Человеку, что идет к попу, доверенные лица не надобны. Прошу вас, добрая госпожа, вернитесь на свое место.
Больше никто, даже фон Эдель, ничего не говорил и госпожу фон Рахт не поддерживал, посему бойкая дама вернулась на место и лишь злобно глядела на молодого офицера, который так и стоял у двери.
А графа за дверью низкими поклонами встретили два молодых господина, а после препроводили его в очень светлую от солнца большую комнату, где его ждали всего два человека: скромный в своем нищенстве епископ Малена отец Бартоломей и роскошный, в синих шелках и синем бархате, кавалер Фолькоф фон Эшбахт.
Фон Эшбахт кланялся вошедшему, как кланяются графу, а епископ подал для целования руку. И как только молодой человек прикоснулся губами к простенькому кольцу епископа, тот тотчас благословил его и покинул комнату, оставив графа и кавалера одних.
– Я рад, господин граф, что вы откликнулись и приехали, – сразу начал Волков голосом мягким и добрым. – Вижу я, что вы готовы выполнить то, о чем мы с вами уговаривались.
– Я с вами ни о чем не уговаривался… – робко начал Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален. – Вы мн