с моей земли.
– Собирайтесь, барон фон Дениц, владетель поместья Баль, – сказал кавалер. – Я отвезу вас в Мален. Там вы дождетесь комиссии из Ланна, умным попам все и расскажете.
– Нет, никуда я не поеду, – спокойно отвечал барон, тем временем подходя к коню кавалера и беря его под уздцы. – Я прошу вас, кавалер, свершить правосудие прямо тут, не хочу умирать от рук палача.
Волков даже растерялся на мгновение. Не знал поначалу, что и сказать. Но подумал, что для него приезд святой инквизиции в город – а приедут, скорее всего, товарищи и братья епископа Бартоломея – да и сам процесс будут весьма полезны, это еще раз прославит его и укрепит его репутацию, в том числе и перед герцогом, поэтому он сказал барону:
– Нет, уж больно много вы натворили зла, пусть спросится с вас за все, на то и придумана Святая комиссия, пусть решит инквизиция, а я вам не судья. А чтобы вы ночью не обернулись зверем и снова кого-нибудь не убили, велю я заковать вас в цепи.
Вот тут насмешливый и заносчивый барон вдруг испугался. Лицо его сразу потеряло всякую беспечность, и кавалера это обрадовало: «Что, боишься, барон, инквизиции?»
– Я рассчитывал на то, что имею дело с истинным рыцарем, – проговорил фон Дениц, – потому и не пытался сбежать.
А Волков уже думал о том, как приковать барона к цепи разбойника, если поблизости нет ни одного кузнеца, но его раздумья прервал отец Семион, он подошел к коню кавалера и жестом просил господина наклониться пониже, чтобы слова его никто другой не услыхал, и сразу после этого заговорил тихо:
– Слышал я от братьев-священников неоднократно, что сеньоры всех окрестных земель вас, кавалер, не жалуют. Может, не нужно настраивать всех еще больше против себя? Барон – человек их круга, не всем сеньорам понравится, что вы передали его Святой комиссии. Вернее, всем им это не понравится.
– Вся их неприязнь была из-за графа, а графа уже нет. – Волков хотел поначалу отмахнуться, но вспомнил, что брат Семион – человек весьма дальновидный и умный, и спросил на всякий случай: – А может, у тебя еще есть причина просить за барона?
Отец Семион сначала поджал губы, словно говоря: неужто вы сами не понимаете? Но так как кавалер все еще ждал его ответа, сказал:
– Нашего отшельника уже причислили к лику святых, объявят о том и внесут его в поминания к Рождеству; в нашу часовню, что мы построили, и так люди идут со всей округи, а как его признает матерь церковь, так втрое чаще будут приходить паломники.
«Ах, вот откуда у тебя та твоя сутана из бархата, цепь из серебра – часовенка-то, видно, прибыльна».
Впрочем, поп был, безусловно, прав, а отец Семион и продолжал:
– Только Господу то известно, что наболтает святым отцам господин барон, уж лучше пусть он тут умолкнет. Да и вам это поможет сойтись с другими сеньорами, я уж о том позабочусь, расскажу священникам из соседних приходов, что вы барона хотели сдать в инквизицию, но он вас так умолял этого не делать, так просил о рыцарском поступке, что вы, долг свой пред церковью презрев, согласились на его мольбы.
«А поп прав, может, так даже лучше будет. С господами нужно мириться. Да и не хочется лишаться своего святого, который приманивает ко мне богомольцев со всей округи».
Он выпрямился, вздохнул и обратился к барону:
– Хорошо, фон Дениц, я не буду передавать вас инквизиции, хотя то мне еще скажется, и из милосердия выполню вашу просьбу.
– Я знал, что вы истинный рыцарь, друг мой, – с облегчением произнес барон.
«Нет, не друг я вам». Волков посмотрел на него с неприязнью и ответил:
– Примите причастие и исповедуйтесь. Только не тяните с этим. Отец Семион, исполняйте свой долг.
– Может, мне оно и не нужно, причастие, – отвечал барон. – Да и исповедался я уже перед вами.
– Нет, все должно быть исполнено по канону. Я Рыцарь Божий, иначе я не смогу исполнить то, о чем вы просите, барон, – строго сказал кавалер.
Без единого слова барон и священник отошли к тому самому кривому дереву, которое Волков уже отметил как удобное и запоминающееся место. Пока барон снова что-то рассказывал попу, Волков слез с лошади, вытащил из ножен меч, осмотрел его лезвие. После ремонта оно было все еще отлично наточено, а сам меч, кажется, стал чуточку тяжелее. Господин Фейлинг уже поспешил к нему, стал помогать кавалеру снять шлем. А народу кругом собралось уже изрядно. Стены замка облепили люди, из соседних деревень мужики привезли на телегах своих баб. Слух, что к барону пришли солдаты соседа, уже облетел округу, всем интересно было, что происходит, вот народишко и стал собираться, стояли ждали, хоть жара и не спадала. Волков взглянул на них, люди хотели знать, что происходит, о чем говорят господа. Нужно будет после дела объяснить им, что святая матерь церковь и Рыцарь Божий не оставят страждущих детей своих без защиты и покарают всякого, будь это даже нобиль из нобилей, коли он виноват. Но пока почти никто не понимал, что происходит, – ни местные люди, ни солдаты кавалера.
Он уже выпил половину вина из фляги, уже отыскал место в тени, уселся, не в силах больше стоять, а меч свой не вложил в ножны, положил себе на колени. И только тогда брат Семион поднял руку и жестом дал знать, что ритуал закончен.
«Один удар – и дело сделано». Видит Бог, Волкову этого не хотелось, но он часто делал то, что ему было не по душе. Кавалер встал и пошел к попу и барону, находившимся в тени кривого дерева.
– Господин барон причащен и исповедован, – как-то буднично сказал отец Семион и добавил, крестясь: – Да свершится воля Господня.
– Вы готовы, барон? – спросил кавалер.
Фон Дениц взглянул на меч Волкова.
– Это хорошо, что у вас такой старый меч, – сказал барон. – Молодежь носит эти новые мечи с дурацкими гардами… Новыми мечами разве можно кому-нибудь отрубить голову?
– На этот счет можете не волноваться. – Волков хотел закончить все как можно быстрее; барон, кажется, еще хотел поболтать.
Фон Дениц протянул руку кавалеру, Волков сначала не понял, чего он хочет, но барон сказал:
– Вина. Дайте вина.
Кавалер протянул ему флягу. Барон стал пить совсем не торопясь, поглядывая по сторонам. А потом вдруг сказал:
– Послушайте, Эшбахт, а может, мы с вами договоримся?
Волков поглядел на него мрачно и ответил, не давая ему продолжить:
– Поздно. Теперь я не отпущу вас, барон. Либо закончим здесь и сейчас, либо везу вас в Мален, где вы будете ждать комиссии.
При словах «Мален» и «комиссия» отец Семион стал делать кавалеру знаки: прекращайте это, кончать нужно тут, сейчас, никаких комиссий.
– Тогда давайте покончим с этим, – согласился барон. – Я дам вам знак, как буду готов. – Он повернулся к Волкову спиной и тяжело, словно был древним стариком, встал на колени, поднял правую руку. – Как опущу… делайте.
Волков встал за его спиной, ему даже было немного жаль человека, который стоял перед ним на коленях. Барон был ужасным зверем, кровавой тварью, но не сейчас же. Волков помнил, что барон по первой просьбе пришел к нему на помощь, когда это было нужно, но это никак не искупало прегрешения зверя. Как сказал поп: да свершится воля Господня.
Генерал поднял меч, держа его двумя руками, занес его себе за правое плечо, ожидая, когда фон Дениц опустит руку. Он был в себе уверен. Меч остер, руки сильны, глаз верен. Все закончится в одно мгновение. И Волков ждал, когда оно наступит. А барон вдруг и говорит:
– А может, действительно мне поехать в Мален?
Волков поначалу удивился, а потом понял: барон совсем не хочет умирать. Кавалер краем глаза увидел призывный жест, который делал ему брат Семион распрямленной ладонью: рубите его, рубите.
А барон продолжал:
– Дождусь комиссии из Ланна, пусть попы-инквизиторы послушают мои истории, может, доживу до Рождества или до следующего лета.
А монах настойчиво показывал и показывал Волкову все тот же знак: рубите.
– Как вы считаете, Эшбахт? – продолжал барон, оборачиваясь к нему.
Нет, кавалер не считал, что это хорошая мысль, он еще раз взглянул на отца Семиона, который безмолвно просил, даже уже требовал удара, вздохнул и ударил наотмашь.
Брызги полетели в разные стороны, и большинство их как раз попало на отца Семиона – на лицо, на дорогую сутану.
– О Господи! О… Господи! – причитал тот, оглядывая свою одежду и рукавом вытирая лицо.
И на кавалера тоже попало, но его это вообще не заботило. Доспех уже бывал не раз залит кровью, чего уж там печалиться из-за пары капель. Он смотрел на свою работу. Да, он все сделал хорошо. Голова и тело барона оказались разделены с одного удара. К Волкову подбежал Фейлинг, молодой человек принес кувшин с водой, чистую тряпку – молодец, расстарался, додумался.
Господин Фейлинг стал смоченной тряпкой вытирать кровь с доспехов и меча господина, поливать водой запачканные руки. И тут раздались крики среди зевак, прошло какое-то волнение.
– Максимилиан, – сказал кавалер, вытирая руки, – узнайте, что там случилось.
Максимилиан поскакал по дороге через толпы собравшихся людей к замку, пока Волков заканчивал мыться и прятал меч в ножны, вернулся и сказал:
– Господин Верлингер спрыгнул с башни.
– О! – воскликнул брат Семион, крестясь. – Видно, вина его была велика, что не стал суда человеческого ждать.
– Умер? – уточнил Волков.
– Голова разбита, он прыгнул головой вниз на мостовую перед воротами. Не дышит уже.
Волков вздохнул, еще раз поглядел на останки барона и велел:
– Ну что ж, так тому и быть. Максимилиан, скажите Ежу, пусть отпустит бриганта, фон Клаузевиц отомщен, а зверь пойман и казнен. Дело сделано. Господин фон Тишель, коня мне, мы едем домой.
Глава 42
Вернулись домой уже к вечеру. Солдаты были пешие, поэтому шли долго. Волков сел за стол, он чувствовал страшный голод, тем не менее успевал рассказывать жене, как обстояло дело. Элеонора Августа по привычке своей стала лить слезы да все говорила: