Раз так, тем более надо подняться на этот чердак, все равно Жанна должна прийти только завтра; сегодня она на семинаре какого-то зарубежного йоговского светила.
Неужели вскрытая дверь — это дело рук этой девчушки? Шустрая нынче молодежь, ничего не скажешь. Хотя чему я удивляюсь? В газете недавно было: студенты-хакеры Пентагон опускают по полной программе...
И как ей удалось поднять такую крышку, мне и то было бы трудновато. Да, колоритный чердак, и правда есть в нем что-то зловещее, я бы даже сказал, угнетающее. Фонарик. Наверно, она его и потеряла, когда в страхе убегала отсюда. Итак, посмотрим, что девочка могла здесь увидеть; следы в пыли четкие, как на снегу. Мусор, пустые бутылки, а это еще что? И в самом деле следы. Собачьи! Овчарка, а может даже, и водолаз. Интересно, каким ветром псину могло занести на чердак? Где-то здесь должен быть потайной ход. Хм, стенка, все камни держатся на своих местах, ни один не шевелится, не поворачивается. Как будто животное спустилось сверху на парашюте. И куда она, интересно, направилась? Вон там, в тупичке, наверно, есть лаз, а следы... ну, может, у бездомной шавки крыша съехала, и она пятилась задом наперед, мало ли чего не бывает.
Опять глухая стена! Чертовщина какая-то. Надо подумать, всему есть свое логическое объяснение. Нет, ничего не придумывается, полная фигня. Собака... А про какую собаку орал тот сбрендивший гопник, которого снимали с дерева? Не про эту ли? Так и самому спятить недолго. Посоветуюсь лучше с Жанной, она специалист по всему иррациональному. Хотя еще раз на этот чердак меня не затащишь, даже за персональную выставку в Манеже. Хотя за выставку я, может, и пошел бы. Нет, пора валить отсюда подобру-поздорову.
Мужчина торопливо спускается с лестницы, тщательно закрыв за собой люк. Мало ли, вдруг непонятное существо, поселившееся на чердаке, захочет выбраться наружу. В том, что «этажом выше» поселилось нечто иррациональное и явно недоброе, художник уже не сомневается. Вернувшись в мастерскую, он снова погружается в работу, но некоторое время спустя с недоумением разглядывает то, что вышло из-под его кисти. Вместо сияющего лотоса на холсте появилась мощная собачья лапа, готовая опуститься в мягкую чердачную пыль.
На стене неподалеку от двери, ведущей в жилище художника, сам собой возникает темный силуэт. Большая собака смотрит на дверь, застыв в классической охотничьей стойке. Эта дичь угрожает ее спокойному существованию. Что же, она займется ею, не откладывая на потом. А затем вернется в облюбованную ею квартиру.
Дней десять спустя
— Димон, как жизнь? Все вкалываешь в сфере недвижимости? Как успехи?
— Да последнее время что-то не очень. Есть одна перспективная сделка. Выгорит — можно неплохо навариться. Квартира там супер — четырехкомнатная, а видел бы ты этот дом — начало века, потолки с лепниной, на лестнице хоть парадные приемы устраивай, витражи, полы все в мозаике...
— Погоди, а это не тот дом, откуда жильцы бегут? Какая-то там темная история — не то грохнули кого-то, не то бешеная собака кого-то покусала...
— Никто не бежит, просто народ улучшает жилищные условия. Ты только никому: из-за этого объекта наша контора схлестнулась с «Недвижимостью для всех». «Дом, милый дом» тоже лапы протягивал, только у нашего директора сам знаешь кто в друзьях. Одним словом, у нас теперь монополия на расселение всех оставшихся квартир. Жильцов бы только уговорить. Был проект: квартиры поодиночке продавать, да как-то все тормозится, поэтому наверху решили сделать капремонт и реализовывать всю парадную целиком как элитный жилищный комплекс. Только бы из-за меня все не сорвалось, а то не видать мне должности супервайзера как своих ушей...
— А что не так?
— Короче, в той квартире — полный дурдом: заправляет всем один реликт ходячий, доцент, блин. Самому под восемьдесят, трясется весь, а гонору! Я к нему вежливо: не желаете ли перебраться в новый район, воздух чище и так далее, а этот беретик с лысой головы сорвал и ну на нем топтаться, да еще при этом верещит как резаный:
«Подите прочь, как вы смеете обращаться ко мне с подобными предложениями!»
Девчонку жалко, крутилась там мелкая, внучка, что ли; в такой обстановке точно психом сделается. Они там все время орут друг на друга, даже на лестнице слышно. Слушай, ты вроде в психологии шаришь, может, посоветуешь чего?
— Да я не так чтобы уж очень крутой, так, иногда книжки почитываю... Единственно, что могу сказать, не сдавайся, и все у тебя получится.
— Да куда они денутся с подводной лодки, там половина квартир уже пустует. Останутся последними, сами как миленькие позвонят. А мне туда в лом как-то соваться лишний раз. Черт его знает, неприятно как-то...
Опять в мансарде
Жанна Германовна устроилась медитировать прямо посреди мастерской. Ведь если представить себе, что этот дом — живой организм, то именно здесь будет располагаться одна из самых важных чакр. Валерий присел на сундуке в углу, стараясь не мешать ей и по возможности не дышать. И с чего он решил, что она нелепая и навязчивая? И сари ей очень даже к лицу, да и вообще она просто красивая женщина. Вдруг по телу Жанны пробежала дрожь, женщина в ужасе открыла глаза.
— Что с гобой?
— Сюда проникла негативная инфернальная сущность, — ответила она ему слабым, чуть дрожащим голосом. — Это все, что я могу сказать. Никогда ни с чем подобным не сталкивалась, но все очень серьезно. Эта сущность разрушает энергетическую оболочку всех живущих на нашей лестнице.
— Погоди, значит, это и в самом деле не просто так — спятившие хулиганы, теперь это безумное расселение, наконец, следы на чердаке, ведущие из ниоткуда в никуда?..
— Все это ветки одного дерева. Я не знаю, как с этим справиться, нам ни о чем таком не рассказывали. Я прямо сейчас позвоню гуру, он всегда говорил, что мы можем обращаться к нему в любое время.
Женщина торопливо выходит на лестницу, отмахнувшись от предложения проводить ее. Перед таким важным разговором нужно как следует настроиться, отодвинуть все повседневное, сиюминутное...
Она уже почти спустилась на половину лестничного пролета, когда прямо под ноги ей бросилось что-то большое и темное. Собака. Но откуда она взялась, ведь секунду назад на лестнице никого не было? Жанна Германовна попыталась восстановить равновесие, но при этом запуталась в своем сари, которое сегодня как нарочно оказалось замотанным вокруг нее чуть длиннее, чем нужно. Она протянула руку, чтобы схватиться за перила, но неожиданно в спину ей ударило что-то мягкое и очень тяжелое. Не удержавшись, Жанна Германовна упала и покатилась вниз по лестнице. Сколько здесь, оказывается, ступенек, и какие они жесткие! Должно быть, те, кто строил этот дом, не обращали достаточного внимания на гармонию внутри себя...
Еще несколько дней спустя
— Да вы никак уезжаете?
— И не говорите, Валентина Васильевна, быстро, как все устроили, прямо эвакуация. Зашла, вот, адресочек новый оставить: улица Озерная, это же бог знает в какую даль ехать надо! Вы, я слышала, тоже собираетесь?
— Да это все сын хлопочет. Говорит, будто под нашим домом энергетическая сетка прохудилась и от этого все на нервах постоянно...
— Ну еще бы! Делают что хотят, опять вон всю улицу разрыли, долго ли тут до беды. Небось и сетку заодно повредили.
— А нам за комнату отдельную квартиру дают, первый этаж, правда, за то тишина, свежий воздух и парк недалеко. Слыхали, к Еланиным милиция приезжала?
— Да нет, не милиция, а «скорая»: с Николаем Иннокентьевичем не то инфаркт, не то инсульт случился.
— Беречь надо нервы в таком возрасте. У нас с ними стенка общая; только и слышу с утра до вечера: то орут, то посуду бьют, а то грохот такой, прямо стекла дребезжат...
— Так, может, это к художнику милицию вызывали? Говорят, напился, взял свои краски с кисточками, вышел на лестницу и ну все стенки кошками размалевывать! Насилу успокоили...
— Своими глазами видела. Не поленилась, на шестой этаж поднялась. И добро бы красиво нарисовал, как на открытке, а он все тощих да страшных, будто из помойки вылезли. А ведь какой приличный мужчина был...
— Слыхали, у него с Жанной из одиннадцатой квартиры шуры-муры? Вот уж точно два сапога пара.
— Так ведь она недавно с лестницы упала, расшиблась вся. Небось вместе и выпивали... Что творится в доме! Прямо светопреставление какое-то!
За четыре столетия до описанных событий
Прошло десять лет
Развалины замка посреди леса. Несмотря на то, что здесь в изобилии водится дичь, благородные господа не устраивают охоту в этих местах, сюда не забредают сборщики хвороста и дети в поисках грибов и ягод.
Говорят, господин барон продал душу нечистому, но чем-то ему не угодил и в один прекрасный день бесследно исчез вместе с домочадцами и слугами. Здесь никто из людей не побеспокоит и не помешает довершить начатое...
Стены замка разрушены, от верхних этажей почти ничего не осталось. Человек, родившийся в двадцатом веке, сказал бы, что их разметало взрывом.
В одном из чудом сохранившихся подвальных помещений теплится жизнь. Молодой мужчина с бледным, изможденным лицом переливает какие-то жидкости из одной глиняной посудины в другую, что-то растирает в каменной ступке. Время от времени он отрывается от своей работы и что-то записывает в книге, лежащей здесь же, на треснувшей каменной плите, служащей ему столом.
Он не помнит, когда он в последний раз ел и что служило ему пищей. Тело его едва прикрывают лохмотья, бывшие когда-то приличной одеждой. Но какое все это имеет значение, еще немного, и он проникнет в великую тайну, он сможет повелевать теми силами, которые страшатся даже назвать все эти тупые горожане и лживые сладкоречивые святоши, не содрогаясь при этом от ужаса. Он отплатит каждому из них; не зря каждый вечер он повторяет их имена, чтобы ни одного не забыть. Каждому воздастся по заслугам, а затем...
Записка в пакете с апельсинами и зефиром в шоколаде