скрывшись через несколько мгновений в ванной комнате и плотно прикрыв за собой дверь, из-за которой вряд ли можно было хоть что-то подслушать. Мне же ничего не оставалось, как посмотреть на коленопреклонённого раба.
— Госпожа? — Тот явно не понимал, что происходило, и почему Алан вдруг ушёл.
Более того, я даже увидела, как в его глазах на мгновение промелькнул страх.
А мне так дико не хотелось начинать разговор и поднимать былое, что.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросила я у него суровым тоном, трусливо надеясь избежать разборок.
«Пусть выложит всё сам, и тогда мне не придётся задавать неудобные вопросы. Сегодня я так устала, что сил едва хватает на то, чтобы держать глаза открытыми. Какие уж тут разговоры? А ещё снова проснулся голод. Похоже, лекарство Лия подействовало, потому что совершенно не чувствуется дурнота», — определила я, смотря на Алека.
Тот вздрогнул, испуганно бросив взгляд на дверь ванной комнаты, но взял себя в руки.
— Простите, госпожа. Этого больше не повторится! — Он тут же склонился до пола, по всей видимости, подумав о чём-то совершенно ином. — Впредь я буду вежлив к вашему мужу и стану полностью придерживаться собственного статуса его личного раба.
Я поморщилась, поскольку всё пошло совершенно не так. «Что же они не поделили? Очень любопытно. Может, стоило с этого и начать?» — воодушевившись, решила про себя.
— Ты был с самого начала приставлен к Алану, так зачем вообще стал к нему лезть? — Добавив немного магии в вопрос, я заставила раба через клеймо отвечать только правду.
И он явственно ощутил магическое воздействие, побледнев ещё сильнее.
— Госпожа. — Темноволосый эльф попытался увильнуть, но ничего не вышло.
— Отвечай! — настойчиво проговорила я, добавляя в голос ещё строгости и магии.
— Потому что я безумно ревную господина к вам! — Сорвалось с губ Алека признание, заставившее его испуганно задрожать.
А я... Я просто не знала, что и сказать. «Ревность? Но это же...» — посетила меня растерянная мысль, в которую даже не верилось.
— Ты любишь меня? — Мне казалось всё каким-то абсурдом.
Да, я безусловно знала, что рабы ничем не отличались от свободных и были способны на искренние чувства, но Алек. Он всегда оставался таким закрытым, что подобное мной даже и не предполагалось. Отчего-то мне казалось, что моё чувство никогда не было взаимным, и я скорее удерживала его рядом, чем позволяла себя любить.
— Да, госпожа. Люблю. — Эльф говорил так, будто признавался в великом грехе, а затем. Затем словно прорвало плотину, и на волю выбрались его настоящие эмоции, все искренние чувства, что он скрывал долгие годы, пряча в себе и не давая пробраться на волю ни грамму лишнего.
Я слушала его, как заворожённая, испуганно то сжимая, то разжимая кулаки. «Если бы я знала раньше.» — была у меня единственная мысль, когда он наконец замолчал, давая мне возможность осмыслить услышанное.
Глава 41. Признание
— Я эмоциональный раб. — Алек признавался в этом, словно в каком-то проступке. — В школе нас учили именно этому — проявлять эмоции, разговаривать с хозяевами, развлекать их своим послушанием или непослушанием. Нам вкладывали в головы установки, что нельзя постоянно быть идеальными, а надо что-то вытворять, ведь должно быть так, чтобы раба всегда было за что наказать. За что не любить. Никто из таких, как я, не живёт долго.
Он говорил то громко и чётко, то срывался на шёпот.
— И именно поэтому меня направили к вам. Я умею втираться в доверие, умею быть нужным и могу так накосячить, что хозяину захочется содрать с меня шкуру. Это и называться «развлекать» в моём мире. — На пухлых губах эльфа отразилась грустная усмешка.
Я продолжала по-прежнему неподвижно сидеть на кровати, пока он стоял на коленях у двери и говорил. Слушая его, я боялась, что Алек остановится и не расскажет то, что мне следовало знать уже давно.
— Но вместе с этим в нас есть и один существенный изъян, ведь мы привязчивы благодаря своим эмоциям. Легко испытываем глубокие чувства, влюбляемся, умеем дружить, сострадать. — У меня перехватило дыхание. — Ия влюбился. Влюбился в вас практически с первого взгляда. Принцесса в клетке — это было так странно, и я сначала просто жалел вас, но потом. Когда моей задачей стало докладывать о ваших мыслях, чувствах, успехах, и я начал с вами разговаривать, то очень быстро понял, что пропал. Затем, когда в мои обязанности вошла ещё и постель, ведь королю нравилось, что его дочь благодаря мне ни в чём не нуждалась и готовилась к скорому браку, я должен был ненавязчиво обучить вас ублажать мужа, и мне стало противно от самого себя. Противно делать подобное, но это был прямой приказ, который оставалось нельзя ослушаться.
Раб на мгновение замолчал, глядя на собственные руки, но затем продолжил:
— Я знал о побеге. Вы говорили не раз, и мне правда получалось скрывать всё до последнего. Удавалось выдавать другие ваши слова, когда меня спрашивали прямым приказом, не слишком при этом усердствуя. Но в тот день... Я пришёл, а вас не было. Мне сразу же стало всё ясно, но эмоции. Эмоциональность — это и впрямь моё проклятье. Пока вы находились рядом, я хоть и чувствовал себя паршиво из-за обмана, но всё равно был счастлив, а когда вы ушли. Что осталось от меня? Я очень расстроился. Расстроился и не сообразил сразу, как стоило себя вести, а потому вернулся с нетронутым подносом на кухню, где как раз был распорядитель.
Взволнованно выдохнув, эльф облизнул пересохшие губы, так и не подняв взгляда.
— Допрос длился недолго, и из меня очень быстро выдавили всё, что могли. Затем вернули вас. И я. — Он замолчал, чтобы дополнить ещё тише, практически неслышно: — Я обрадовался, ведь снова был с вами, только. Я не хотел этого, ведь отлично понимал, что эта клетка ничего хорошего вам не принесёт! Сильнее, чем тогда, стыда я ещё никогда не испытывал. Я даже стал мечтать, чтобы меня, наконец, перевели куда-нибудь от вас, прекратив нашу обоюдную агонию, ведь в ваших глазах горела такая непримиримая обида. Только вот королю явно всё нравилось, ведь тот хотел как-нибудь вас наказать, а я был живым напоминанием вам о предательстве. Заодно он желал показать, что такие, как я, простые рабы, недостойны ни любви, ни сострадания. Что мы всего лишь вещи, которыми принято пользоваться по своему усмотрению, а потом забывать.
Моё сердце сжалось, а по щекам непроизвольно побежали слёзы. «Так вот как всё было. Его подослали ко мне с самого начала, и я знала это, но почему же теперь мне так больно и противно? Почему хочется выть от несправедливости? И вместе с тем. В чём же конкретно Алек здесь виноват? Ведь не он всё придумал, воплощая в жизнь столь жестокосердечный план», — поняла я, с тихим потрясением смотря на него.
— Я надеялся, что меня убьют после второго вашего побега. Надеялся, что бросят на какие-нибудь самые тяжёлые работы, где не останется времени даже на мысли о вас, но король знает толк в развлечениях. Именно поэтому я и остался во дворце, всё время находясь вблизи от ваших покоев, будучи вынужденным каждый день заново переживать тот кошмар, что случился со мной, но не быть в силах что-либо исправить. А в день, когда вы вернулись. Мне сразу сказали, что я снова должен буду втереться в доверие к вам, попытаться вернуться в вашу постель, влюбить вас в себя. Я не хотел всего этого, но с прямым приказом через клеймо не поспоришь. К моему счастью, всё сложилось несколько иначе, чем представлял король. Вы переписали документы на себя, и все прошлые установки через клеймо мгновенно развеялись, давая мне свободно дышать.
Выслушав его, я смахнула несколько слезинок с лица. «Неужели я была настолько слепа и глупа, что не видела этой драмы, разворачивающейся прямо под носом? И даже теперь. Повзрослела? Узнала жизнь? Как же! Сейчас я ощущаю себя несмышлёным и наивным ребёнком», — мелькнула у меня мысль, полная горечи.
— Я счастлив, что в вашей жизни всё сложилось удачно. — Улыбнулся Алек, впервые за время своего монолога поднимая на меня взгляд. — Алан хороший муж и наверняка принесёт вам немало приятных моментов, будучи воспитанным совершенно иначе, чем я. И я бы искренне хотел стать частью этого счастья, но. Я эмоциональный раб. Пройдёт немного времени, всё станет хорошо, и мне обязательно понадобится сделать что-нибудь такое, что заставит вас разозлиться. И подобное случится в любом случае, даже если я не захочу, уж таковы у меня правила и установки, да и моё воспитание. Я сам не знаю сейчас, что это будет. Данное проклятье накладывается на нас ещё в школе, а мне не хочется этого. Не хочется расстраивать вас, видеть тот полный боли и обиды взгляд, которым вы временами на меня смотрели...
Покачав головой, я молча наблюдала, как по щекам всегда такого невозмутимого и даже наглого эльфа потекли слёзы, однако тот их будто не замечал.
— Избавьтесь от меня, принцесса! Я пытаюсь направить свою энергию на вашего мужа, стараюсь разозлить его, чтобы та установка не сработала против вас, но только не знаю, как это действует. Возможно, если по документам именно вы моя хозяйка, то всё бесполезно, и все правила всё равно сыграют против вас, а я. — Он прикрыл глаза. — Я не хочу этого. Вы беременны, Алан сказал мне. К тому же вам сложно снова влиться во всю эту жизнь, а ещё нужно стать королевой. Наверняка у вас скоро будет целая куча проблем и такой раб, как я, просто всё испортит. Со мной не получится никакого счастья, а лишь страдания и мучения, так что.
На пару мгновений в комнате повисла полная тишина.
— Избавьтесь от меня! — Раб повысил голос. — Продайте! Убейте! Сделайте, что хотите, но не надо подпускать меня слишком близко к вашей семье. Я в любой момент могу снова предать, сказать что-нибудь неуместное, разозлить, вывести из себя.
Казалось, в те мгновенья всё остальное отошло куда-то на второй план. «Ох, Алек.» — подумала я, шокированная его откровениями.