– А-а. Ясно. Ты хочешь сказать, что умеешь направлять волю, а я – нет? Интересно, как научиться этому?
– Ты ждешь, что я стану тебя учить?! Мне хватит того, что я когда-то показал тебе дорогу в Менегрот, а ты…
– А наше войско вели те, кто уже побывал в Менегроте послами. Так что твои знания отнюдь не обернулись против твоего народа.
Войско проходит южнее. А эти двое уже ничем не могут помочь своим. Хотя хотят. Очень хотят.
И «свои» у них снова разные.
– Твои братья… убийцы…
– Убийцы? Два посольства в Дориат, одно в Гавани – это ты называешь «убийцы»?
– Сильмарил по праву…
– По праву – ваш? Ну да, кровь Берена, Тингола, Диора… А Маэдрос скажет: кровь Финвэ, Феанора… и возможно, добавит – Келегорма, Карантира и Куруфина. Нет, Белег. Наши права равны. Будь я жив – я бы кричал о праве нашем и только нашем. А сейчас… у вас – гордость, у нас – Клятва. Мы равно правы.
– Равно?! Третье братоубийство – это ты называешь «равно»?!
– Третье посольство, Белег. Четвертое, если считать просьбы к Ольвэ. Почему ты обвиняешь только нас? Почему не винишь Эльвинг, отправившую свой народ на безнадежную войну? Потому что ты считаешь гордость синдар выше Клятвы нолдор?
– Я не мог спорить с тобой, пока мы оба были живы. Но я скажу одно: Сильмарил вы снова не получили, и это – знак справедливости.
– Ну да, благой промысел Эру у тебя всегда был последним словом в споре…
То же войско медленно, тяжело возвращается назад. То же? – половина, треть от прежнего. Одни были убиты, другие – для них обнажить мечи против эльдар оказалось не по силам. Где они теперь – те, кого громко называют предателями, в глубине души считая, что самим не хватило мужества отречься от пути, ведущего от братоубийства к братоубийству.
Келегорм молчит – неподвижная тень, сгусток серого тумана. Он больше не задирает Белега язвительными вопросами и нарочитым дружелюбием. Собственное поражение Неистовый пережил легче.
И Куталион сам подходит к нему. Ненависть и вражда – да, это для живых. О чем спорить им двоим, убитым?
Келегорму уже всё равно. Клятва – неисполнима. Один Алмаз покинул Средиземье, два других были недоступны и в лучшие века. Жизнь не имеет смысла. Смерть? – смерть тоже не имеет смысла.
Белег молчит. Что тут скажешь? Любые слова о битве в Арверниэне будут причиной новой ссоры. Так что мертвый синдар молчит – думая о том, что сейчас Келегорм донельзя похож на Турина во дни отчаянья. Но живому человеку можно было помочь. Чем помочь мертвому нолдору?
Только молчаливым присутствием.
И они молчат. Годами.
Как птицы чувствуют приближение грозы, так эти двое ощутили приближение аманского флота. Оба словно пробудились, жадно ловя отголоски силы новой армии.
– Ваниары? Финарфин? – сощурился Келегорм. – Но они не бойцы…
Белег ждал его обычной язвительности – ему было хорошо памятны те слова, которыми Келегорм при жизни награждал младших братьев отца и их родню. Но, видно, Неистовый слишком сильно изменился после смерти. Он вслушивался в пространство и говорил, скорее себе, чем Белегу:
– Одолеть не силой, а Светом? Если Моргот – творец войны, то боем его сокрушить невозможно, и нежелание уничтожать превращается – в оружие? Мир и Свет в душе оказываются страшнее мечей и стрел? Почему мы сами до этого не додумались?! Почему мы воевали по его правилам?!
Белег молчал. Напоминать Келегорму их былые споры было бы сейчас слишком жестоко. Всё равно ведь – поздно.
Слишком привязанные к Химладу, они не могли видеть битвы на Анфауглиф. Только слышали отголоски. И радовались одной радостью.
– А ведь без штурма Гаваней ничего этого бы не было, – задумчиво сказал Келегорм. – Странные петли плетет судьба. Поражение становится победой. Может быть, это самое «благо» действительно существует?
Белег не ответил, думая о тех жителях Гаваней, кто был убит нолдорами. Цена «блага» казалось ему непомерно высокой. Неужели ради победы над Морготом нужны были смерти невинных?! Если это – благо, то что же зло?!
Видение двенадцатое: путь в Мандос
И мне идти по мирам,
Как по колено траве
И мне идти по мирам
Не первый, может быть, век.
– Клятва исчерпана, – сказал Келегорм. – Кончено.
– Исполнена? – смесь удивления и испуга.
– Исчерпана, я сказал. Маэдрос мертв. Маглор… – Неистовый осклабился. – И Сильмарилов больше не достать никому.
Белег не стал спрашивать. Сказал совсем другое:
– Земля дрожит, ты чувствуешь? Белерианд…
– Белерианд обречен, да. Здесь слишком много силы Моргота. Валар уничтожают ее – а значит, этих земель скоро не станет. Да, так мастер выметает сор из своей мастерской, завершив работу. Химлад, Аглон, Дориат – всё это сор для Валар… – он тяжело вздохнул.
Куталион не ответил. Спорить с Келегормом – сейчас?
Неистовый спросил:
– Что ты будешь делать, когда Белерианда не станет?
– Не знаю… я всё отчетливее ощущаю зов Мандоса. Я устал… я хочу покоя. Хочу отдохнуть.
– В этом сером безликом ничто?! Ты по своей воле уйдешь в это..?
– Серое ничто? О чем ты?
– А что такое Мандос, как ни серое болото, в котором утонешь, захлебываясь пустотой и отчаяньем?!
– Келегорм, ты… действительно видишь Мандос – так?
– Ну да. А что, ты – иначе?
– Это замок – он величествен, но не подавляет, прекрасен, но не будоражит своим совершенством. Его стены действительно серы, но на этом спокойном цвете отдыхает глаз. Если и есть в Арде место, где можно скинуть с плеч груз забот, то это чертоги Намо.
Будь Келегорм живым, он бы присвистнул.
– Мандос для всех – разный? Вот это новость…
Земля под их ногами дрожала всё отчетливее.
На восток тянулись кавалькады эльдар, медленные повозки людей. В горах гномы спешно собирали сокровища и инструменты.
Эти двое еще оставались в Химладе, хотя по горам и рекам уже отчетливо шли разломы. Но мертвым не страшны землетрясения, а покидать любимые края не хотелось – до последнего.
– Белег, у меня к тебе просьба.
– Да?
– Если увидишь там моих братьев… погоди, не перебивай. Да, я понимаю – никто не знает, пошли ли они в Мандос, никто не обещает, что вы встретитесь, даже если они там, но, Белег, если…
– То?
– То просто скажи им, что я остался здесь. Что я ушел на восток. Передашь?
– Передам. Неистовый нолдор не хочет отдыха даже в прекрасном замке? И ты собираешься веками блуждать бесплотным духом? Это лучше покоя?
Келегорм смеется:
– Боюсь, от покоя я умру вторично.
– Я не могу больше медлить. Мандос зовет. Прощай, Неистовый.
– Прощай, Могучий. Спасибо тебе.
– За что?
Келегорм молча улыбается в ответ. Потом говорит:
– Когда-нибудь покой Мандоса тебе наскучит. Решишь выйти – иди в Тирион. Там есть один пустующий домик… мне он уже не понадобится, а ты, если захочешь, живи там. Мы с тобой всегда довольствовались малым в быту, так что… В общем, тебе есть, где жить в Тирионе. Хотя сейчас, наверное, в этом городе почти никого и нет…
Они оба думают об одном: как они давали друг другу увидеть любимые места и как Келегорм пришел в Менегрот.
Но уже поздно вспоминать былые распри.
Совсем поздно.
Белег делает шаг, всего один шаг – и нолдор на миг видит его дорогу. Мост прозрачнее воздуха и тверже адаманта, мост из гибнущего Белерианда в вечный Аман, мост из времени в вечность. А по ту сторону, вытягиваясь шпилями в небеса, висится замок, совершеннее всего, что может вообразить даже искуснейший нолдор. Его серые стены мягко светлы, в каждом из бесчисленных окон горит свеча, слышится негромкая и ласковая музыка. Ничто – ни прекрасное, ни уродливое – не нарушает благодатного покоя.
Белег вступает на мост – и последний раз оборачивается к другу: может быть, пойдем вместе?
Тот с улыбкой качает головой.
Они последний раз встречаются взглядами, а потом Белег идет прочь, и его тень тает, и больше не видно ни его, ни моста, ни Мандоса.
Только сухие травы умирающего Белерианда.
Мертвый Келегорм стоит неподвижно. Долго. Потом, тряхнув головой, серой тенью скользит на восток.
Холодная осенняя земля
Осень была неподходящим временем для битвы. Впрочем, если на тебя нападают, то какое время будет подходящим?
На берегах Эсгалдуина срочно возводили укрепления. Рыли волчьи ямы – отнюдь не для волков. Правили оружие. Делали, делали и делали стрелы. Женщины вили запасные тетивы мужьям.
Лихорадочные приготовления к битве хорошо занимали и руки, и ум. Некогда было думать о том, что всё это – бесполезно. Что – не отбиться.
– Отец, мы воины!
– Укажи нам место в бою!
Что им ответить? Что еще дети? Что владеть оружием почти не умеют и в бою они скорее помеха, чем помощь? Что им бы спрятаться, пока всё не кончится?
Не оскорбляй своих сыновей такими словами, король Диор.
– Да, мальчики. Да, вы уже воины. И слушайте первый мой приказ.
Подобрались. Плечи развернули. И впрямь воины… только вот мечи вдвое легче обычных и ростом едва до груди.
– Я вам приказываю: охраняйте свою сестру и мать.
– Свою сестру, – тихо говорит Нимлот.
«Любимая, опомнись. Ты нужна нашим детям. Мать не может бросить…»
«Сейчас каждый воин на счету. А дети – дети выросли. Об Эльвинг позаботится Галадриэль. А мальчики о ком угодно позаботятся сами».
«Я прошу тебя… я приказываю тебе!..»
«Я не твой воин, король Диор. Приказывай другим. Я поступлю так, как мне велит сердце».