Мальвегил подошел к разведчику.
Князь Артедайна уже вступил в позднюю пору жизни, давно разменяв вторую сотню лет. Поле брани он оставил сыну, решительному и умелому Аргелебу, а сам предпочитал залу совета. Впрочем, здесь он был не менее страшным противником, чем некогда с мечом в руке.
– Вид прекрасен, – сказал властитель, – но, думается мне, ты пришел сюда не затем, чтобы им любоваться.
– Да, – кивнул эльф. – Я должен сказать: в ближайшее время не рассчитывай на меня.
Ни один мускул в лице князя не дрогнул, Мальвегил спросил только:
– Надолго?
– Несколько месяцев. Точно не скажу.
– Могу я узнать, куда?
– В Ангмар. Мне надоело слушать страшные сказки про их короля. Пора узнать правду.
– Хэлгон, я запрещаю!
– Запрещаешь? – приподнял бровь нолдор.
– Это смертельный риск!
– Правильно. Поэтому я и пойду.
– Хэлгон, нет. Риск неоправдан. Ты будешь играть жизнью, чтобы узнать что – имя их короля? Мы знаем, что он появился. Мы знаем, что его сговор с Рудауром переходит в открытый союз. Мы знаем, что у наших врагов оружие стало лучше. Мы знаем достаточно, чтобы держать наши войска готовыми к битве. В твоей дерзкой затее нет смысла.
– Нет, правитель людей, ты не можешь мне запретить, – спокойно ответил эльф. – Я не приносил тебе клятвы верности. Твоим предкам, поверь мне на слово, я не приносил ее тоже. У нас общий путь и общий враг, да. Но сейчас твой путь лежит не далее границ Рудаура. А мой ведет в сердце Ангмара.
Нолдор говорил спокойно и мягко, но Мальвегил вдруг почувствовал себя даже не мальчишкой перед старшим, нет, – безумцем, который пытается словом изменить полет птицы или запретить дуть ветру.
– Хэлгон. Прости, ты прав, и я действительно не могу приказывать тебе. Но идти одному в сердце вражьей страны – это верная смерть!
Тот холодно сощурил глаза:
– Я немногое рассказывал о своей той жизни, но, надеюсь, тебе известно, что я был разведчиком у самого Келегорма Неистового. Не стану хвастаться, будто числился самым лучшим, но мой лорд, – слово «мой» Хэлгон произнес так, что Мальвегил почувствовал себя песчинкой у подножия скалы, – ни разу не был мной недоволен. И, поверь, твари Нан-Дунгортеба были страшнее всех орков Ангмара , вместе взятых.
Мальвегил помолчал, кусая губы. Проговорил:
– Я действительно забыл, кто ты. Сколько себя помню, ты всегда выполнял самые сложные поручения отца, и я действительно привык считать тебя нашим разведчиком.
– Я не сержусь, князь, – примирительно кивнул нолдор. – Пожелай мне удачи.
– Ты вернешься, Хэлгон.
В тоне дунадана не было вопроса.
– Я вернусь.
Хэлгон спустился вниз, в кладовые. Старый Тогор (нолдор помнил его отважным всадником, но лет двадцать назад в серьезной стычке его, по собственному выражению, «порубили на жаркое», он почти чудом выжил, но о коне и копье пришлось забыть) приветствовал разведчика удивленным движением бровей:
– Куда это тебя так сразу?
– Собери меня в дорогу, дружище.
– Надолго?
– Месяца на два. Или на три.
Хадор присвистнул:
– Волк меня раздери, куда?!
– Вернусь – расскажу, – пожал плечами нолдор.
– Князь отправил? – спросил Тогор, привычно укладывая в мешок разведчика сухари, овсяные лепешки, вяленое мясо и прочую снедь.
– Не совсем. Но он знает.
– Погоди-ка, – старый воин скрылся в недрах своих владений и вскоре вернулся со свертком одежды. – Держи.
– Считаешь, что я обносился? – усмехнулся нолдор, беря ткань в руки. И вдруг словно обжегся: – Ты с ума сошел! Это же для княжеской конницы! Забери.
Тогор величаво осведомился:
– С каких это пор простой разведчик указывает старшему хранителю припасов?
– Но это же шелк!
Это была ткань, привезенная откуда-то с юга, то ли из Гондора, то ли из совсем дальних краев. Не воздушное полотно для девичьих нарядов, не блестящая нежность для царственных облачений, нет – это был тяжелый шелк, не ведающий блеска, плотный настолько, что лучшие льняные ткани покажутся рыхлой мешковиной по сравнению с ним. Вдвое прочнее льна и в холод вдвое теплее шерсти. Его надевали всадники под доспех.
– Ты хочешь сказать, что там, куда ты идешь, эта одежда будет лишней?
Нолдор молча покачал головой.
– Или ты боишься, что князь разгневается, когда узнает, что я...
– Да нет, – перебил Хэлгон, – князь, пожалуй, похвалит тебя.
– Тогда что же?
– Я не привык.
Туманы прошлого
Шелк был тканью Амана – земли, внезапно из матери превратившейся в мачеху. Что-то из аманских вещей осталось, но новые одежды они предпочитали ткать изо льна. И сами не знали, сколько шелков сгорело вместе с кораблями: к поклаже своих отвергнутых сородичей они не притронулись.
Лен, гладкий и блестящий, стал их парадным одеянием – от сыновей Феанора до последнего дружинника. Для этого он подходил даже лучше шелка: жестче ткань, прямее линии, строже облик. Пусть Нарготронд красуется в новеньких шелках – Химрингу довольно льна!
Даже на теплом юге, у Амон Эреб, шелк не ткали.
Но неприязнь суровых нолдор к шелку была непостижима для их скромных союзников – нандор, не понимавших, зачем отказываться от нитей, которые дает сама природа. Келегорм, а следом и его братья поневоле признали: доспех лучше надевать на шелковую рубаху, да и подшлемник из шелка удобнее. Что ж, скромная нандорская ткань нисколько не противоречила парадному льну.
Но и такого шелка Хэлгон не носил никогда. Зачем разведчику кольчуга, а тем паче – латы? Легкий кожаный панцирь – и то не всегда. Так что у разведки парадные одежды от боевых отличались мало.
Или боевые от парадных, что звучит несравнимо более гордо.
* * *
«К себе» Хэлгон заглянул лишь затем, чтобы бросить под кровать старую одежду: еще крепкая, даром что не шелк. Потом пригодится.
Было нечто донельзя правильное: оставить что-то на потом, отправляясь в Ангмар.
Хэлгон присел на краешек кровати. Эта старая доска на ножках, чуть тронутая резьбой и потемневшая за три века, да пара мешков с памятными сердцу бесполезностями – вот и всё его имущество. Соседние кровати вдоль стен – такое же «к себе» собратьев по разведке.
В Аглоне было примерно так же.
Только там редко случалось, чтобы ложе оказывалось пустым, и уж если – то навсегда пустым. А здесь соседи Хэлгона менялись часто: не смерть, а старость уводила их из общей спальни. Иных еще и женитьба – правда, такое было редко. Не стоит разведчику думать о жене – это Хэлгон знал лучше лучшего.
Сейчас нолдор был здесь один: время ужина. Не придется отвечать на вопросы товарищей. В смысле – отказываться отвечать.
Он провел ладонью по изгибам своего боевого лука, висящего в изголовье: извини, старый друг, в этот раз иду без тебя, ты понимаешь.
Пора.
На исходе четвертой ночи Хэлгон вышел к верхнему течению Седой. Здравый смысл говорил, что с самого начала надо было идти на северо-восток – к Гундабаду или даже севернее, но чутье разведчика вело к реке. Что ж, пусть будет крюк. Прямой путь не всегда самый быстрый.
Выйдя из Форноста вечером, нолдор шел до полудня, потом немного отдохнул и двинулся ближе к закату: меньше прятаться.
Странно: во многих поселениях, мимо которых он шел, не один и не два дома стояли пустыми. Не на пользу пошла Рудауру вражда с Артедайном. Или отсюда бегут в Ангмар?
Седая, здесь более быстрая, чем у Последнего моста, но всё еще широкая, блестела под солнцем. Было нежарко, ветерок играл прибрежным тростником, и Хэлгон, не чувствуя никакой угрозы, решил идти вдоль берега, не таясь.
Это всё еще был Рудаур. Земля врагов, где дунаданов не осталось, а если у кого и течет в жилах кровь Запада, так они ведут себя как потомки черных нуменорцев, а не наследники дружины Элендила.
Это был Рудаур, но сейчас Хэлгону казалось, что он идет берегом не Седонны, а Бруинена, что через реку – не вражеские крепости и нагорье троллей, а тихий и светлый Имладрис. Ощущение было настолько явственным, что нолдор невольно стал раздумывать, как перебраться на тот берег.
Здравый смысл говорил, что это безумие, недостойное опытного разведчика. А сердце звало за реку. Ладно, он бы и переправился, но как? – вплавь? есть риск намочить припасы, хоть они и убраны в кожу. А мостов или бродов здесь нет.
Хэлгон шел вдоль реки, раздираемый сомнениями. О том, что надо бы залечь в укромный лог и поспать, он попросту забыл.
За реку! за реку! – но ведь не вплавь же…
Был полдень, когда Хэлгон увидел ее.
Белую эльфийскую веревку, натянутую через реку.
Переправа.
И, похоже, приглашение.
Желание перейти не было безумием. Его ждут. Его зовут.
Нолдор стремительно перебежал на тот берег.
Миновав заросли орешника, он оказался на небольшой поляне. Эльдар, сидевший на стволе поваленной ели, встал ему навстречу. Рядом потряхивал гривой роскошный конь, и крошечные колокольчики, вплетенные в нее, тихо звенели.
– Лорд Глорфиндэль!
– Добрая встреча, Хэлгон.
Вокруг был Рудаур, земля предателей. Впереди – Ангмар, страна врагов. Но для этих двоих поляна посреди орешника, за которым вековые ели вздымали вершины к небесам, словно башни замков из времени, ставшего легендой почти для всех, – для этих двух эльдар здесь и сейчас был мир покоя и мудрости. Как в Имладрисе. Как у Кирдана. Почти как на Эрессеа.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, ища следы изменений за эти триста лет. Приплывшие на одном корабле, посланец Валар и беглец из Амана, советник Элронда и разведчик Арнора, ваниар и нолдор, прошедший через Мандос и – прошедший через Мандос.
Оба жили во второй раз – и это неуловимо роднило их.
– Зачем звал? – спросил Хэлгон. Слишком ясно, что эта веревка через реку была приглашением. Из тех, на которые не ответишь отказом.
– Мы узнали, что ты идешь к горам.
– Стражей Имладриса так волнует разведчик Артедайна?