– Спасибо… – медленно проговорил огнеглазый.
– За что ты меня благодаришь? Это я должен…
– Я многого не понимал до сегодняшнего дня. И вот это… – он снова провел пальцами по камню Финголфина. – В нем была та же забота, что и в тебе. Только мы рвались вперед, не оглядывались, не… А он – он ведь не хотел идти через Лед, он меньше Финарфина хотел уйти, но пошел – потому что его вела забота, он умел заботиться о народе, и даже о нас, отчаянных, он и до нас дотягивался, а мы не понимали, мы смеялись над ним, презирали его: он же не мастер! А он был король, просто король, и дело не в Маэдросе, он мог и не отдавать корону, только он всё равно бы закрывал нас собой от нашей слепой ярости. И от Врага – тогда, в Браголлах.
Кирдан молчал.
– Она это уже в Амане понимала…
– Она?
– Эльдин. Моя жена. Мы ссорились – ты не представляешь, сколько мы ссорились из-за него! Даже в Валиноре, даже еще до свадьбы.
– Как же вы поженились?
Хэлгон медленно выдохнул, ища ответ. Сказал:
– Наверное, мы в душе были мудрее собственных слов.
– Хочешь, я подарю тебе этот камень?
– Дар короля королю?!
– Перестань. Он лежит здесь в ларце, почти забытый. А ты…
– А я положу его в другой ларец и оставлю в жилище, которое мне не дом. Или ты думаешь, что я буду носить его с собой по Пустоземью? Он тяжелее половины моего оружия.
– Но он тебе дороже, чем мне.
– Тогда подари. И пусть он лежит здесь.
– Упрямец.
– Нет. Я сейчас возьму его и пойду в Беседку Ветров писать письмо. А ты меня проводишь туда…
…и, с легкой иронией:
– …Владыка.
Они прошли через половину Мифлонда.
Не произошло ничего. Фалмари, если и заметили изменившуюся внешность Корабела, не подавали виду. Но скорее – для них это просто ничего не значило. Волна остается волной, хоть с пеной она, хоть без.
Кирдан, изрядно успокоившийся, пошел обратно, оставив Хэлгона наедине с листами для письма.
Написать было легко. Совсем легко.
Эльдин – от Хэлгона
Прости, я был неправ. Я никогда не понимал Финголфина. Он действительно был Королем. Он умел заботиться о нашем народе.
Если ты увидишь его – передай, что я прошу у него прощения за резкие слова, что сказал ему однажды. И стократ больше – за те слова, что говорил о нем не ему.
Свадьба Аллуина
Из низины поднимался туман. Что-то странное было его белесых прядях, не умеет туман так двигаться. Удивленный, Хэлгон остановился. Ему хотелось спуститься туда, увидеть, откуда этот туман берется... куда зовет?
И нолдор пошел вниз по склону.
Скоро туман сомкнулся над его головой, словно в тех человечьих легендах, где герой живым уходит на дно морское. А там его ждет дворец подводного владыки и красавица-дочь.
Туман стал редеть, остался выше. В низине светлело озеро.
Совершенно обыкновенное.
Ни дворцов, ни царевен, ни даже морского владыки.
«Ради чего стоило спускаться?» – нахмурился нолдор. Но додумать эту мысль он не сумел: мягкой волною на него накатила дремота, и он уснул, едва успев лечь на мягкую сырую траву.
Сон был необыкновенно ярок.
Хэлгону снилось, что он летит над морем, летит – стремительно и неудержимо, будто его, как Эльвинг некогда, Ульмо обратил в чайку... нет, ни одна птица не может двигаться так быстро! – вот уже предел мира, вот грань Зачарованных морей, вот искрятся воды Амана, быстрее вперед, крылья режут, разрывают, раздирают воздух, еще быстрее! а внизу золотистой громадой растет Тол-Эрессеа, вниз, ближе, но они не в доме, в доме бы все не поместились (кто – «все»? почему?), они в колоннаде, как красиво ее убрали цветами, Эльдин смеется, как она изменилась за эти годы, но зрелость ей к лицу больше, чем юность, Мегвен и Райво, он ничуть не, ну да, после Мандоса – с чего бы, а Мегвен теперь никто не назовет «Морвен», а где же Ринлот? вот она, вся в белом, светится от счастья, неужели этот Цветок оттаял? как она хороша, а рядом Аллуин, вот разоделся, наряд расшит золотом и жемчугом...
– Отец! Где бы ты ни был – услышь меня в час моей радости!
Хэлгон рывком сел. Оказалось, уже давно день, от колдовского тумана не осталось и лоскутка, внизу – озеро.
– Морочная лужа, – с досадой сказал нолдор на Всеобщем. – Снится неизвестно что, да еще и так, как будто оно наяву.
В воде что-то плеснуло, словно обиженный ответ. Наверное, большая рыба.
– Еще и ругается! Заманивает, путает, а потом еще и недовольно! – и Хэлгон решительно зашагал вверх.
В ответ озеро булькнуло еще несколько раз, весьма нелицеприятно высказавшись о поведении своего гостя и его умственных способностях.
Уже к полудню он забыл и про сон, и про озеро: на тропе стали попадаться орочьи следы. До деревни еще далеко, и там следов будет меньше: эта шайка невелика, примерно дюжина, и близко к жилью они не подойдут. Да и зачем? – чтобы кормиться овцами из деревенских стад, нужны им люди. Живые люди. Орки ведь не станут пасти скот.
По крайней мере, эти.
Потом была деревня, несколько следопытов, пришедших раньше, и десяток горячих голов, рвущихся в бой немедленно. Горячие головы были остужены нехитрым состязанием («Кто метнет нож лучше меня, того возьму с собой в разведку»), логово орков нашли сравнительно легко, потом устроили облаву по всем правилам, так что деревенская молодежь наконец дорвалась до схватки.
Вечером крестьяне поделили добычу и устроили праздник, стоивший жизни паре овец, героически спасенной от орочьих клыков, дабы послужить угощением избавителям (Хэлгон тоже съел кусок из вежливости). И вот тут, на деревенской пирушке, он вспомнил свой сон – слишком яркий, чтобы быть просто мороком. Ведь и Эльдин должна выглядеть сейчас именно так, и Мегвен... и Ринлот, сияющая от... любви? Аллуин женился на ней?
А почему бы и нет?
Хорош сын, нечего сказать: женился, не подав и весточки отцу.
Стоп. Он подал весть! Он послал этот сон... то есть Аллуин послать сон не может, он же не Вала, – он попросил Ульмо послать сон... ой.
Кусок лепешки встал нолдору поперек горла: «Ульмо послал мне сон, а я его обозвал морочной лужей?! Да нет, быть не может! Он слал сны Финроду, Тургону... я же не король, и город мне не строить! Но как ярок был тот праздник. И отчего бы Аллуину ни жениться на Ринлот?»
Хэлгон вышел на воздух и пошел не глядя. Заслышав голос родника, поспешил.
С каменистого склона, весело распевая песенки, стекал небольшой поток. Сюда женщины ходили за водой, но набирать воду ночью люди считали опасным.
Тем лучше. До света его не потревожит никто.
Он зачерпнул из ручья, осторожно пригубил и проговорил вполголоса:
– Владыка Ульмо! Если и вправду тот сон послан был тобой, если и вправду Аллуин женился на Ринлот, то прошу: дай мне увидеть начало их любви. И... прости мне необдуманные слова тогда, у озера.
На этот раз сон не пришел. Нолдор продолжал слушать шум потока, он видел и ночное небо, и скальник, и деревья – но перед его мысленным взором развернулась искрящаяся даль Благословенных Вод и шел корабль, построенный в Серебристой гавани.
Туманы минувшего
Аллуин оставил кормило Мулниру, а сам стоял на носу, вслушиваясь в море.
– Думаешь, будет письмо от отца? – спросил Дорнен.
...пока Хэлгон был одним из гребцов на «Ясном Луче», все называли его только по имени, и после того, как он остался в Средиземье – тоже. Но после первого его послания все на корабле как-то сразу стали называть его отцом. Никаких «твой отец» или «отец капитана», словно он отцом сразу стал всей команде.
Аллуин ответил коротким кивком.
У него было чутье на корабли, привозившие письма Хэлгона. Все до одного он получал прямо в море.
Даже эльфийского зрения не хватит, чтобы разглядеть корабль в мареве восточного горизонта, но Аллуин и не полагался на глаза:
– Держи южнее. Весла на воду.
Команде не понадобилось повторять дважды – и над морем раздалась одна из многих гордых и радостных песен, задающая ритм гребле.
Аллуин по-прежнему не брал весла, чтобы ничто не отвлекало его.
Через полдня они увидели корабль.
«Луч» аккуратно приблизился почти вплотную, капитан потребовал: «Весло!» и по нему как по мосту перебежал на корабль из Эндорэ.
Спрыгнул на палубу, поклонился.
– Примите первый привет в водах Амана. Я Аллуин, сын Хэлгона. Не передавал ли мой отец...
Но договорить ему не дали. Женщина в синих траурных одеждах в два шага оказалась рядом с ним и потребовала:
– Он сказал, что мой муж, Райво, здесь. Где он?
– Не знаю, госпожа, – осторожно отвечал Аллуин, – но если Мандос не удерживает его...
– Мандосу не за что его держать!
– ...то позови. Он должен откликнуться.
Она застыла, ее лицо напряглось – а потом она беззвучно вскрикнула, в глазах заблестели слезы, и она начала говорить, говорить, говорить – по-прежнему беззвучно, только по глазам было видно, что она спрашивает, выслушивает ответ, что-то отвечает сама.
Девушка с длинными светло-русыми волосам метнулась к ней.
– Ринлот! твой отец жив! Капитан, мы должны как можно скорее быть в Альквалондэ. Меня там ждут!
– Госпожа, – негромко перебил Аллуин, – мой корабль быстроходнее. Позволь предложить тебе...
– Ринлот, мы поплывем на корабле сына Хэлгона, – распорядилась она.
– Хорошо, – отвечала та и взглянула на него: робкий взгляд олененка, не знающего, бояться ему или довериться. На всякий случай она решила испугаться. Чуть-чуть.
Тем временем Мегвен, изумив оба корабля проворством, перебежала по веслу на «Луч». Ринлот замерла в растерянности.
– Перенеси ее! – тотчас приказала Аллуину воительница.
Тот не заставил повторять.
...вот тут-то и следовало пугаться: незнакомец возьмет тебя на руки и понесет над этой бездной, понесет по веслу, тонкому как... пугаться следовало, но Ринлот не успела: сильные руки подхватили ее, и через пару ударов сердца она уже стояла на белой палубе «Луча».