– Но ты командовал отрядом эльфов?
– Вовсе нет, – нахмурился нолдор. – Командовал нами лорд Броннир, он из Гондолина… то есть был из Гондолина, а сейчас из Линдона.
Глаза мальчишек засияли. Пусть живая легенда оказалась менее легендарной, но – он знает того, кто из Гондолина.
Из настоящего Гондолина!!
– Ты расскажешь? Ведь да??
– Не прямо сейчас, – улыбнулся Хэлгон. – Мне нужно встретиться с Аравиром, где мне его найти?
– Отец дома, – сказал мальчик, которого так слушались остальные. – Пойдем, я провожу тебя.
Нолдор посмотрел в глаза принцу и спросил:
– А тебя как зовут?
– Арагорн.
* * *
После нескольких дней у Аравира нолдору захотелось сбежать. Неважно куда и во всю быстроту эльфийских ног.
Он был живой легендой. А это значит, на него смотрели в восторге, восхищались каждым его словом и славили его подвиги, большинство из которых крайне смутно походило на реальные, а меньшинство не походило вовсе.
Когда так на тебя смотрит семилетний Арагорн – это правильно, как же мальчишке вырасти без такого? Но когда зрелые воины…
Возвращаться ради такого уж точно не стоило.
И куда деваться от придуманного ими Хэлгона?
Только к ней. К единственному человеку, которому не нужны сказания о нем, даже самые прекрасные. Которая знает и помнит его настоящим. Которая дорожит правдой, а не чудесными выдумками.
К Ранвен.
В сегодняшнем Арноре ее уже не зовут по имени. Называют – Вдовой.
Ему охотно указывали дорогу. В отличие от Аравира, жившего почти на восточной границе, Ранвен обосновалась в самой гуще поселений, и за время пути Хэлгон успел узнать, что у Вдовы огромная семья, и сейчас с ней живут многие внуки, и есть уже правнуки…
…ну да, когда ее брат женился, она уже овдовела? Нет, кажется, немного позже.
Борн, Борн, славный парень… верю, у тебя хватило мужества состариться рядом с такой женой. Ты был сильным, ты бы выдержал любую войну, но орков на твою долю не досталось, зато пришлось противостоять Времени. И не победить ведь, и знаешь, что обречен, но держишься и умрешь несломленным. Иначе и быть не может. Другого бы она не полюбила. Ради другого не носила бы полжизни венец вдовства.
В восемьдесят лет, на вершине жизни, она, наверное, была прекраснее, чем в двадцать. Такие, как она, расцветают в зрелости, молодость для них – только мечты о подлинной силе. Она была красавицей, королевой Арнора, как бы ни отрекался ото всех титулов ее дед… а ты? А ты был седым, старым, но не немощным, потому что знал, что эта великолепная женщина любит тебя. И только тебя. И никого другого в ее сердце никогда не будет.
Аранарт был прекрасен в старости, и ты, наверное, тоже. И вы были счастливы вместе. До конца.
– Бабушка, к нам гость! – закричала молодая девушка, спускавшаяся к роднику за водой. Бежать вверх по склону с тяжелыми ведрами она не могла, но ее звонкий голос был слышен далеко.
Хэлгон стал подниматься медленно, давая Ранвен время собраться… если только она не готова к встрече гостей в любой час.
Весь Арнор ходит к ней за рассказами об Аранарте.
Что, Хозяюшка, ты с детства привыкла, что за столом десяток-другой гостей? Без этого ты не можешь жить?
Значит, ты счастлива, Ранвен? Несмотря на утраты?
Ты слишком сильна и горда, чтобы позволить себе быть несчастной.
…у пещеры сидела седая женщина. Она опиралась на трость, красиво сделанную из комля дерева, и в ее руках это смотрелось лесным скипетром, а не поддержкой старости.
Она не изменилась. Насколько это можно сказать о человеке, которого ты не видел без малого сто тридцать лет. Встреться вы случайно – ты бы ее узнал.
– Хэ-элгон… – осторожно выдохнула она, боясь ошибиться, боясь поверить своим глазам.
Ты чуть кивнул.
Она отбросила трость и подбежала к тебе, забыв про все свои годы. Крепко обняла, прижала, отстранилась, разглядывая, – словно не веря, что это действительно ты… и вдруг принялась целовать – щеки, глаза, лоб, снова, снова.
Ты стоял, пораженный, и ничего не мог поделать.
Ты всё понимал, ты знал, что поцелуй бывает разным, что Ранвен изумлена и ей можно… но ни одна женщина, кроме Эльдин, никогда не целовала тебя.
– Хэлгон, это ты… – Ранвен успокоилась и прижалась к нему щекой.
Она была первым человеком в Арноре, кто стал расспрашивать тебя об этом столетии в Седом Вехе. У любого разведчика всегда найдется, что рассказать женщинам… но нет, она не боялась и того, о чем обычно молчат; ты говорил, она слушала, крепко держа тебя за руку, чтобы ты не улизнул в то прошлое, где есть лишь слава, но нет жизни; она смотрела в твое лицо – и сама светилась как влюбленная, и ты понял, что она тебе почти не слышит, она просто счастлива от того, что ты рядом.
Что ты вернулся.
Вечером уселись за столы, поставленные подковой: так удобнее слушать. Эльфу нужно немного еды, но и люди почти забывали о мисках, внимая тебе. Но теперь ты говорил о том времени, когда вы были с Ним.
Чем будничнее и проще рассказ, тем он дороже. Им нужен был не великий герой, а прадед, прапрадед… настоящий, без ореола легенд, которыми неизбежно со временем окружает даже память.
Ранвен слушала тебя – и тихо плакала. И никого – ни детей, ни внуков – не смущало, что они первый раз в жизни видят слезы на лице царственно-окаменевшей Вдовы.
…Хэлгону вдруг подумалось, что Фириэль… он видел ее всего пару раз, мельком, и не думал о ней, так что плохо помнит лицо… но если бы? если бы всё, совсем всё пошло бы по-другому, и дочь Ондогера дожила бы до старости, то – она была бы такой?
И еще думалось о Нуменоре, про который нолдор знал меньше любого мальчишки в этих пещерах. Но он слишком хорошо помнил, как Аранарт называл внучку Анкалимэ. Похожа?
Не узнать никогда.
Но на мраморе древних дворцов Вдова смотрелась бы… а вот ровно так, как за этим столом. Это она была б нужна тем чертогам, а не они ей.
Хэлгон рассказывал и назавтра, и на третий день, утром, днем, вечером. Днем вокруг него собирались женщины и часть детей, вечером – вся эта огромная семья. Он говорил, его слушали, Ранвен уже не плакала, а улыбалась – наверное, за эти дни больше, чем за предыдущие десятилетия, и словно Аранарт сидел с ними за этим столом, хоть место во главе освобождай…
Через несколько дней нолдор отозвал Вдову поговорить с глазу на глаз.
– Завтра я уйду, Ранвен.
– Как… почему? что случилось?!
– Ничего. Ничего, кроме того, что ты знаешь и что ты видишь.
– Хэлгон? – она поняла, но не хотела понимать и принимать.
– Прости. Твой отец когда-то велел мне оставить вас, потому что только так я мог освободиться от прошлого. А ты хочешь… – эльф покачал головой, – ты хочешь вернуть меня туда. Сто лет трудов обратить в ничто.
– Уходи, – сказала Вдова, не глядя на него.
– Я не могу вернуть тебе ни Его, ни молодости, – тихо сказал Хэлгон.
– Уходи! – она резко вскинула голову. – Уходи сегодня же, раз так решил! Долгое прощание больнее, ты знаешь.
– Прости, – повторил эльф. – Я не хочу причинять тебе боль, но…
– Уходи!! – почти крикнула она, вдруг порывисто и крепко обняла его, прижалась щека к щеке на миг, а потом оттолкнула так, что он чуть не упал.
* * *
Идя назад к Аравиру, он всё продумал. Разумеется, он попросит вождя найти ему место, где от него будет как можно больше пользы. Разумеется, Аравир не готов ответить ему немедленно. И пока вождь будет принимать решение, нолдору будет необходимо спрятаться – от слишком восторженных. Спрятаться очень близко, но надежно.
Это просто.
Укрытием послужит что угодно. Можно скрыться за кустом или камнем. Можно – за шумом реки или гомоном людей. Можно – за вспугнутым зверем или уличным плясуном: смотрят на них, а не на тебя. А еще можно скрыться за делом: ты на виду у всех, но не подойти.
Эти четверо маленьких Финголфинов – Арагорн и его товарищи – наверняка будут счастливы, если эльф займется ими.
…трудно сказать, кто обрадовался решению эльфа больше, – отец или сын. Трудно, потому что оба ответили сдержанной учтивостью, и если от Аравира нолдор ждал подобного, то семилетний мальчик… вернее, семилетний принц его удивил. Хотя удивляться не стоит – именно потому что принц. Тут не игра, Моргота нет, и криков тоже не будет, хоть гневных, хоть радостных.
И закрутилось привычное колесо.
За делом можно отлично спрятаться. И не только от людей. Можно спрятаться от прошлого, от воспоминаний, от самого себя. Ты был прав, Мудрый Государь, когда запретил помогать Ранвен.
Похож ли Арагорн на прадеда в те же годы? А неизвестно! Ты гоняешь его с утра до ночи, но не ответишь на этот вопрос, потому что тебе некогда. Днем некогда – ты занят с ними, и ночью некогда – тебе надо как-то уложить в сердце ту бешеную радость, которой просто кипит этот мальчишка. Это он при серьезных разговорах сдержанный, а отпусти его на волю… только эльфу за ним и поспеть. Мигом разучивается ходить: только бегает. А за его жизнелюбием не угнаться и нолдору…
Ты хотел вернуться? Ты хотел освободиться от прошлого? Ты хотел жить настоящим?
Вот оно – настоящее. Сверкает глазами.
В поселках дунаданов теперь жили собаки. При Аранарте их было меньше чем мало: война лишила их хозяев, одни одичали, других перебили: пес, если только он не охотничий, плохой спутник тем, кто таится. Да и не всякий охотничий хорош.
Зато теперь собак было много. Здоровенные, молчаливые, умные и лобастые, они были при детях как няньки. За ягодами, грибами, желудями (как – желудями? уже осень?) с детьми уходили один-два этих зверя – и можно было не волноваться. Никто и не волновался.
Собаки быстро распознали в Псе Келегорма своего. Не напрашивались на ласку и не заигрывали – одинец такого не допустит, но вот щенков к нему носили, клали на колени, прося… чего может просить собака у эльфа? Человек бы сказал – благословения, а чего просит пес? Чтобы взял твоего детеныша в руки, касавшиеся лесов Великого Охотника? Чтобы передал глазастому кутенку часть Его силы?