Желтые собачьи глаза пристально смотрят на тебя… что видят псы? кем они видят тебя? Ты не можешь обмануть их ожиданий, ты скользнешь из этой яви в другую, прошло больше тысячи лет, но всё как вчера было, как сейчас… осень, пришедшая в Его леса, горечь во взгляде Владыки, твой сбивчивый рассказ о корабле сына, что поплывет в Средиземье, о том, что ты хочешь вернуться, осуществить мечты и… не исправить прошлое, это невозможно, но пройти новый путь, сделать, наконец, то, о чем говорили еще в Свете Древ…
«Уходи», – сказал он тебе тогда. Владыка отвернулся, он не хотел тебя видеть, не хотел говорить с тобой… но что означало произнесенное им? Ты счел это отказом помочь, но… кто прав? – гордый нолдор или смешной хозяин Вековечного Леса, сказавший тебе без своих обычных прибауток «Ты здесь. Вряд ли в этом нет Его воли». Кто прав? твоя обида, обида ребенка, который пришел за прощением и не получил его, – или эти псы, кладущие тебе на колени своих детенышей?
Ты помнишь силу Лесов Оромэ, ты знаешь, как заставить землю отозваться отзвуком копыт Нахара, ты помнишь, как в давнем Артедайне трудился в кузницах, и искры из-под молота казались отблесками силы Владыки… не казались! они были ими! эта сила в тебе, ты пройдешь там, где для другого нет тропы, и эти смешные кутята, которых ты гладишь, одного за другим, а псицы несут следующих, – они будут распознавать врага и друга чутьем тоньше собачьего…
Ты не простил, Владыка. Но ты помог. Ты не оставил.
Почему псы понимают это лучше людей и эльдар?
– Как тебя любят наши собаки… – сказал однажды Аравир.
Ты не ответил. Простые слова: «Конечно, я же ученик самого Валы Оромэ» воздвигли бы между вами стену выше Пелоров.
Надо было или молчать, или…
…или.
Ты выждал до ближайшего осеннего дождя, который загнал всех в пещеры, включая этих самих собак, норовящих устроиться к тебя поближе, за плотно закрытым входом лило, а здесь горел огонь, и его рыжеватые отсветы были для тебя сейчас золотым Светом Лаурелина.
Ты начал говорить – неспешно, дав кому-то из домочадцев Аравира накинуть кожух на голову и выскочить, чтобы позвать всех, ты рассказывал о своей юности, когда тебя еще никто не звал Хэлгоном, потому что вы еще не понимали, что такое лед и мороз, зато вы – в точности как Арагорн, сейчас сидящий в обнимку с теплым огромным псом, – не умели ходить, могли только бегать. Неудивительно, что тебя принесло в Леса Оромэ, ты стал учиться у его майар, а потом увидел самого Охотника, а рядом с ним – юношу с серебристо-русыми волосами.
Принца нолдор. Твоего будущего лорда.
За которым ты пойдешь до самой смерти – и даже дальше. Ты сейчас здесь потому, что тогда он взахлеб пересказывал тебе слова своего прославленного отца о пути на Восток, о Позабытых Землях, которые ждут вас – искусных мастеров и воинов, способных поразить тварей, недобитых в древней войне.
– Это был Келегорм? – спросил кто-то.
И в тоне слышалось не произнесенное из деликатности: «Оскорбитель Лучиэни? Погибель Дориата?»
– Да, – спокойно ответил Хэлгон. – Тогда еще не Неистовый, а Светлый. Он сиял ярче Тельпериона, когда говорил о том, как мы придем в эти земли и принесем сюда мудрость Запада. Ну… – нолдор чуть виновато улыбнулся, – мудрость будут нести другие, а наше дело будет защищать их. Их и эльдар, живущих здесь. О людях ведь мы тогда не знали…
– А как же Исход? – спросил кто-то из молодежи. – Почему же Валар запрещали?.. ведь вы не хотели ничего дурного…
Один из псов положил морду на колени Хэлгону, чувствуя: этот двуногий одинец не рассердится. Нолдор потрепал его за ушами и ответил, чуть вздохнув:
– Дело ведь не только в том, чего хотеть. Дело в том, как.
– То есть Феанор возгордился, – подхватил юный дунадан, блистая своими познаниям в древней истории, – и уйти с ним стало не благом, а бедой?
– Государь… – задумчиво проговорил нолдор, – да, всё так, но ведь дело не только в нем…
– То есть Финголфин тоже виноват?
Хэлгон покачал головой. Пес, морда которого по-прежнему лежала у эльфа на коленях, вильнул хвостом.
– Я не был при ссорах сыновей Короля. Нам, простым дружинникам, о них рассказывали… и уж конечно, рассказчики были пристрастны. Нет, я хочу сказать другое.
…а за стенами пещер льет и льет осенний дождь, превращая равнины в болота, и это прекрасно. Это самая надежная из стен, защищающая сейчас от орков и варгов. Можно спокойно отдыхать – до первых морозцев, по которым враги пойдут на юг.
– Непокой это ведь не ссора двух сыновей Короля, – говорил древний эльф. – Не разлад в его семье. Непокой – это мы все. Бунт против Валар – это мы все. Мы были ослеплены… а много ли хорошего сотворит слепой? да еще и уверенный в своей правоте?
Молчание. Дождь слышен даже сквозь плотные пологи.
– Расскажи еще о Валиноре? – попросил Арагорн. – Каким он был… ну, до Непокоя. И о Владыке Оромэ, можно?
– До Непокоя… – Хэлгон глубоко выдохнул, откинул волосы назад, провел по ним руками. Его лицо сейчас посветлело и помолодело. – До Непокоя он был радостным. И уж конечно, не был спокойным!
Эльф негромко рассмеялся, и дунаданы заулыбались в ответ – осторожно, точно светильник на ветру передавали.
– Да-а, – продолжал нолдор, – мы покоя не знали! Кому мастерские, кому вгрызаться в недра гор, кому странствовать до Эккайи и северных снегов, у всех разное, и радость постижения – чистая и взахлеб, как только дети и умеют. Да, пожалуй так. Мы больше всего походили на детей: нам нужно было всё и сразу, мы были жадны до всего нового, но и щедры как дети – поделюсь умением, отдам созданное или найденное, бери, мне не жаль, я найду или сделаю еще.
Аравир молча нахмурился и покачал головой.
Хэлгон вопросительно глянул: что?
– Сегодня ты научил меня ненавидеть Моргота. С детства я учил что полагается, спроси – всё расскажу, не хуже, чем в древних книгах… но это были просто слова. Просто знание. Вот Саурона ненавидел, да – любой возненавидит, возьми он обломок Нарсила в руки. А Моргот… просто имя.
Дунадан снова покачал головой и продолжил:
– А сейчас… Уничтожить такой мир, такую радость! Я бы бился против него всю жизнь. Долгую, короткую, неважно. До конца. Без пощады.
Люди молчали. Вождь высказал то, что было в сердце у каждого.
Почти у каждого. Дети не умеют ненавидеть. Даже Врага Мира.
– А об Оромэ? – с надеждой повторил Арагорн. – О нем расскажи? Пожалуйста.
Хэлгон вдруг понял, что не знает, что отвечать. Сказать «он принимал обличье высокого человека с каштановыми волосами и бородой»? Но это ничего не сказать… Учился у него? – ну да, когда государь решил, что они уйдут в Эндорэ, то Владыка стал учить их всех, как охотиться на волков и прочих… как именно? да так, как они бьются здесь и сейчас, только и разницы, что валинорские волки не желали зла, и в схватке никто никого не убивал, а если и ранит, так нечаянно, и сам потом волка перевяжешь, и виноватым ходишь… ну или он тебе рану вылижет, если зацепил ненароком, а хвост поджат, уши опущены, так что сам сгребешь его в охапку и утешаешь: не переживай так, серый приятель, мне уже почти не больно.
Рассказать им про эти игры с волками? Или только больнее от этого будет сегодняшний день?
А если о времени до Непокоя, когда не было тебе разницы между волком, оленем и мелкой пичужкой, учишь языки всех, учишься дружить со всеми… тогда ты, конечно, учился у Охотника, только вот он учил не тебя. Ты сидел тихонечко рядом, пока он объяснял что-то другим, Золотой Свет сменял Серебряный, а его снова Золотой, а ты жадно слушал то, что он говорил не тебе, а большего и не надо было, и получалось всё потом, замечательно получалось, а Он иногда чуть кивал тебе, пока ты сидел тише мышонка, улыбался взглядом – он одобрял твое безмолвное ученичество ничуть не меньше, чем пылкие вопросы других.
Так это – о себе, не о Нем.
Как рассказать людям – о Валаре?
– Он здесь, с нами, – сказал Хэлгон, снова улыбаясь. – Его сила. Он и есть Сила. Знаешь, как бывает, когда в солнечный день поднимешься на скальник, и впереди холмы, холмы, сколько хватит глаз, и горы на горизонте, и хочется кричать от счастья, и закричишь – во всю грудь… да, если ты в глубине наших земель, и можно кричать, а если нет, то ты губы сжал, и оружие сжал, и как ни близко орки, а – не страшно, потому что ты сейчас вдвое, втрое сильнее самого себя и знаешь, что ты победишь, сколько бы их ни было, а победишь. Вот это и есть сила Владыки. В этой земле. В тебе. Понимаешь?
Арагорн смотрел на него такими сияющими глазами, какими юный Элондо (не подозревающий в грядущем Форменоса, имени «Хэлгон» и всего, всего, всего) некогда глядел на Владыку Оромэ.
* * *
Никаких других занятий Хэлгону не нашлось. Пока Арагорн жил в поселке, эльф учил всех детей, стараясь не выделять принца ни вниманием, ни строгостью.
А потом пришло время отправлять его в дозор, и Аравир даже не попросил, а просто спросил: «Пойдешь с ним?» Вождь был наперед уверен в ответе.
Это было странное время: время сбывшейся мечты.
Аравир с легкостью отдал ему то, чего он тщетно пытался допроситься от Аранарта.
Тогда, два века назад, он был счастлив возиться с маленьким Арахаэлем, Риан принимала эту помощь с радостью, Аранарт – с благодарностью, и всё было прекрасно, пока не пришло время серьезно учить мальчика владеть оружием. Пока это были еще детские полу-игры, Король был не против, но тут встал неприступнее Пелоров. «Этим займутся другие», – спокойно говорил он, и – твои обида, удивление, возмущение разбивались о его мягкий, но непреклонный тон. Тотчас находились и дела, требовавшие присутствия вас обоих, так что Арахаэль поневоле оставался на наставников… ты пытался объяснять, что можешь научить лучше, чем они… Арамунд очень мягко улыбался и качал головой. Лучше б ярился, чес-слово…
С каждым следующим сыном это повторялось. Заботишься о младенце? – спасибо тебе огромное. Заботишься о малыше? – это просто чудесно. Но чуть малыш начал быть самостоятельным… «Хэлгон, нет». Мягко-мягко. И ни слова больше. И не поспоришь с ним.