Эта былая обида кольнула, как бывает, когда старая, давно заросшая рана вдруг даст знать, – кольнула в первые дни, когда они с Арагорном отправились в дозор; кольнула – и растаяла как туман, потому что некогда, потому что с тобой мальчишка, и его надо всему учить, и не так, как было два века назад, когда найти орков был тот еще труд, а сейчас всё всерьез, и дозор настоящий, а в дозоре ребенок, который не умеет почти ничего, а ты, хоть и бессмертный, тоже должен иногда отдыхать…
Арагорн всё схватывал быстро, учителем ты был отличным, ничего страшного у вас не случилось – оно случалось, но не у вас, оно рокотало восточнее и севернее, к вам несколько раз гонцы добирались израненными, и ты понимал, что доверить ребенку жизнь разведчика – нельзя, а это значит, что бежать с вестью придется мальчишке, ты жутко, до холодеющих пальцев боялся, отпуская его первый раз, – но всё обошлось, он добежал до ближнего дозора и вернулся к тебе, вернулся ободранный («Смотреть надо, куда ты мчишься! И да, особенно, если с важной вестью!») и голодный, но всё хорошо, мальчик цел и невредим, синяки и ссадины не в счет, а что тот шрам на годы останется, так вот и будет напоминание, зачем Наследнику Элендила голова дана, если уж венца на ней не носить… и вообще, он молодец, что и промыть рану сразу сообразил, и травы приложил, без воспаления обошлось. Словом, всё отлично.
За раненым тогда пришли, его забрали, а вас даже сменять не стали, потому что на востоке было скверно, каждый воин на счету, от семи лет и старше, да.
Так прошло несколько лет. Арагорн больше не получал ран в неравных битвах с сучьями и оврагами, путь от них до ближнего дозора стал вдвое короче – отчасти потому, что мальчишка уже бегал быстрее, а еще потому, что становился следопытом, искал и находил лучшие пути в лесу; вести из страшных и срочных становились спокойными, дозору пришла смена, в поселке ты многое узнал о том, где были схватки и как разбили орков, и уже подумывал, что, когда принца отправят учиться в Ривенделл, тебе стоит пройтись по Мглистым горам поглубже, благо не впервой, и понять, что же там затевается, потому что это похоже скорее на разведку боем, чем на то, что какие-то орки вздумали поискать добычу на западных равнинах.
С этим ты пришел к Аравиру.
После событий этих лет словом «вождь» называли уже только его, хотя его отец был жив… но внук Аранарта, выросший в мире, и не пытался решать дела войны, отдав всё в руки сына.
Так странно думать, что внук Аранарта – жив. Что жива и гордо несет венец вдовства Ранвен. Кажется, между тобой и ними – пропасть, как Вторая эпоха, когда тебя не было среди живых. Время Аранарта – ослепительное, невероятное, когда мир рушился и мир воздвигался… словно Война Гнева, только не для эльдар, а для людей. А сейчас – обычная жизнь. Так Артедайн вторую тысячу лет живет. Угроза с севера и востока, надо понять, насколько опасно; войск, как всегда, не хватает, надо понять, где их держать прежде всего; твое дело – разведка. И есть ли разница, зовут ли князя Аргелебом, Арафантом или Аравиром? А что живете не в Форносте… ты этого почти не замечаешь, ты и в те века проводил в городе от силы месяц за год.
Итак, к Аравиру. Обсуждать сегодняшнюю и до невозможности вечную войну.
Вождь был задумчив. Словно он сомневался в решении – или даже вовсе еще не принял его.
Ты заговорил первым, что когда Арагорн уйдет в Ривенделл… а он вдруг посмотрел на тебя, внимательно, серьезно – и на миг напомнил Арведуи. Ты задохнулся от неожиданности, от того, что снова – взгляд этих серых глаз, а он стал говорить, и ты поначалу почти не слышал, то ли радуясь на миг вернувшемуся прошлому, то ли изо всех сил стремясь умчаться от него.
– Хэлгон, вы с мальчиком очень привязались друг к другу, и я рад этому. Тебе как никому другому я доверю его – и как сына, и как наследника. Даже если бы я просто хотел вырастить его отменным следопытом, я не нашел бы учителя лучше. Но мы оба знаем, что ты – память Арнора. Ты передашь ему то, что ты один и можешь.
– А… как же Ривенделл?
– Подождет. Арагорн отправится туда, но позже. Сейчас я хотел бы оставить его с тобой.
– Но это… – (на языке вертелось слово «закон») – традиция: наследник должен отправляться туда в десять лет.
Аравир чуть усмехнулся:
– Таких наследников было трое: мой дед, мой отец и я. Маловато для неизменной традиции.
– Но… что скажет Элронд?
– А почему он должен что-то сказать? – удивился вождь. – Полагаю, у него есть заботы поважнее, чем возраст, в котором к нему явится юный родич.
Ты совсем не понимал происходящего: тебе бы радоваться и согласиться раньше, чем Аравир договорит, а ты почему-то отговариваешь его… и продолжаешь это делать:
– Но Арагорну надо учиться…
– Чему? Истории? О Предначальной и Первой эпохе ты ему, думаю, расскажешь – и даже не слишком пристрастно. Третья – на твоих глазах. А со Второй разберемся позже.
– А квэнья?
– Ты не можешь научить его квэнья? Ты?! – вождь скорее сердился, чем изумлялся.
– Послушай, сколь я говорил с твоим дедом и его братьями, в Ривенделле большинство текстов на квэнья не эльфийские, а нуменорские…
– И что? Если он выучит квэнья Предначальной эпохи, он сможет их прочесть?
– Прочесть – с легкостью, но…
– Хэлгон, почему ты против? – пристально посмотрел на него Аравир.
И ты выдохнул:
– Потому, что против был твой прадед.
– Да, – спокойно ответил вождь. – Да, он был против. Потому что он готовил своих сыновей для мирной жизни. И где, как не в Ривенделле, научат этому: жить в мире, учить квэнья, размышлять над книгами и помнить, что через сколько-то веков снова придет война. А у нас она не «придет». У нас она – пришла. И я хочу поручить тебе сына не потому, что квэнья для тебя родной и ты первый следопыт. И даже не потому, что ты – ходячая история Арнора. А потому, что ты был его другом. Я не тетушка Ранвен, мне не нужны рассказы о нем. Мне нужно, чтобы ты научил моего сына…
– Чему?!
– Не знаю, – твердо сказал Аравир. – И ты не знаешь. Никто не знает, какие из твоих слов о нем вдруг окажутся бесценным советом для будущего вождя дунаданов.
Аравир дал эльфу несколько дней – то ли смириться с решением, то ли отдышаться от неожиданности. И вернулся к этому разговору.
Он не спрашивал, согласен ли Хэлгон. Эльф больше не возражает, а значит – идем дальше.
– Я бы хотел, чтобы вы отправились на запад. Места там спокойные, без орков и волков. Квэнья учить удобнее.
– Куда именно?
Вождь посмотрел ему в глаза и сказал тихо:
– В Аннуминас.
…поистине, Аравир умеет быть непредсказуемым. Отличный вождь для военного времени.
А он говорил, из глубины души, о наболевшем и невысказанном:
– Я с детства мечтал его увидеть. Но сначала «мал пока», потом – к Элронду, потом… так и откладывали. А потом не до прогулок на запад стало. Так пусть хоть Арагорн его увидит.
Хэлгон кивнул.
– Ты был там? – спросил дунадан.
– Нет, – покачал головой эльф. – Мимо проходить случалось. А в самом – никогда.
Аравир вздохнул, какое-то время молчал. Потом чуть нахмурился:
– Я не прошу тебя вести Арагорна в Форност.
– Почему? – удивился Хэлгон.
– Тебе тяжело будет вернуться туда, сколь я понимаю? Последний раз ты там был…
– Когда мы его сжигали, да, – кивнул нолдор. – Но ты же понимаешь, что мальчик должен там побывать. И привести его в Форност должен именно я.
– Понимаю. Но я не хочу причинять тебе боль.
– А в Средиземье жить вообще больно, – усмехнулся Хэлгон.
– Спасибо, – веско ответил Аравир.
Нолдор задумался и проговорил, не глядя на дунадана:
– Мы оба понимаем: любой воин научит его, как сражаться. Пара рейдов – и он всё будет знать о том, против кого сражаться. Но только Форност научит его, за что мы сражаемся. Иначе мы – просто охрана Брыля и хоббитов, в свободное время выучившая квэнья. Иначе мы – не Арнор.
И они оба не замечали этого «мы» в его речи.
Во все времена мальчишки просят старших: «Расскажи о войне».
Расскажи, ты же был там.
Расскажи, ты же герой, и я стану героем, когда вырасту, но для этого я должен знать, каково это, что надо делать и вообще… расскажи, ну что же ты?!
Ведь это так здорово: совершать подвиги, сокрушать врагов, удирать от погони, выигрывать битвы!
Так рассказывай!
…иногда они рассказывают.
Пока хмель битвы кипит в крови, они заново переживают свою удачу, свою победу – не ту, что войдет в хроники, но цепочку маленьких, собственных побед, из-за которых они сейчас живы.
Еще они рассказывают в старости. Вернуться в молодость, снова быть сильным и могучим, и неважно, слушают ли мальчишки (а они слушают, замерев, вздохнуть боятся!), был бы рядом старый друг – «Ты помнишь, да?» – а он всё помнит, и можно говорить о погибших, и скатится слеза, потому что есть это право у стариков – плакать о павших, и никогда он не будет себя чувствовать таким заново сильным, как в тот час, когда вспоминает не вернувшихся из боя.
Но не просите рассказывать о прошедшей войне мужчин.
А то въедливому мальчишке ответят: «Победа? Я, как услышал, рухнул где стоял и проспал три дня».
И ни слова о самой войне. О разрубленных телах, вспоротых животах, тошнотворном запахе крови, усталости – такой, что твое тело становится будто железным, и холодной ярости – такой, что даже на ненависть тебя уже не хватает.
Не надо этого знать мальчишкам.
Придет время – узнают на себе.
– Что тебе известно о Второй Ангмарской войне? – спросил Хэлгон, когда они отправились в путь.
Арагорн пересказал.
Для своего возраста он знал неплохо, и нолдор бесстрастным тоном стал излагать подробности и детали, на привалах рисуя карты на земле.
Арагорн молча кивал. Было что-то очень страшное в спокойном голосе эльфа.
Очень страшное и очень настоящее. Такое, что словно в руки можно взять… только не удержишь, тяжелое оно. Невподъем.