И с каждым днем, когда они выходили на открытое пространство или поднимались на холм, гряда Северного всхолмья была всё ближе.
А потом она осталась по правую руку, западные тропинки вели вверх, южные вниз, путники огибали отрог, закрывавший с востока столицу Артедайна, Арагорн припустился бегом, не в силах сдерживать нетерпение, а эльф пошел еще медленнее, только приглядывая с высоты за мальчишачьей фигуркой внизу.
Аравир был прав: он не хотел видеть то, что осталось от его Форноста.
Арагорн глядел на город с таким восторгом, как, наверное, и Эарендил не смотрел на Валинор. Счастье мальчишку не то что «наполняло», нет, оно его поднимало, он был над землей, над временем, над реальностью, он еще чуть – и полетит в эти ворота, невыразимо-прекрасные от того, что осталась только каменная арка, а самих ворот давно нет, Тот Самый Пожар уничтожил их, а время слизало обгорелое дерево. В Форносте не осталось ничего живого, разве что вороны взлетят да рассердится потревоженный спящий филин… и этим Город нечеловечен и велик, это лучше, тысячекратно лучше, чем если бы здесь они, дунаданы, жили по-прежнему: тогда он был бы просто городом, а так он зримое воплощение доблести, славы и силы духа.
И – неужели они сейчас войдут в него?
– Пойдем, – хмуро сказал подошедший Хэлгон. – Покажу тебе, где что тут было.
Хорошо хоть мальчишка не просит подняться на тот отрог, где стоял Аранарт, когда сжигал свой город.
…странное дело: если бы вдруг понадобилось вернуться в Лосгар и встать на то свое место – встал бы.
…а еще подумалось: вот говоришь «мы сожгли», а ведь сам не пустил в Форност стрелы. И понял это только сейчас, два века спустя.
– А там что? – спросил Арагорн, догоняя Хэлгона, спешно идущего в какое-то скопление домов на узких улочках.
– Мы выходим, – не останавливаясь, сказал следопыт. – Заночуем в горах и пойдем к Аннуминасу короткой дорогой.
– Выходим?
Ворота были в противоположной стороне.
Хэлгон изволил обернуться:
– Ты серьезно думаешь, что из этого города можно были выйти только через ворота? особенно разведчику?
Мальчик понял свою ошибку, закусил губу. Несколько поворотов между домами, улица превращается в лестницу (каждая ступень – два шага эльфа и четыре мальчишачьих), не улица, а какая-то щель между домами…
– Сам спустишься?
Эльф уже до половины роста в темном лазе.
Арагорн осторожно слезает, держась за камни. Он мал – в самом прямом смысле! – но справляется.
– Добро, – кивает Хэлгон, когда мальчик встает на землю у лаза. – Туннель прямой, мы пойдем без света. Не думаю, что им кто-то пользовался за эти века, так что бояться нечего.
Арагорн кивает, серьезно и решительно. Дескать, это он ростом ребенок, а чтобы не бояться темноты – достаточно взрослый.
Но когда вокруг них сомкнулась чернота и не стало видно ничего, ни-че-го, ему стало не то что страшно – жутко. Ужас, что будешь потерян в этом нигде и никогда… повторяешь себе слова Хэлгона, что путь прям, умом понимаешь, что надо просто идти вперед… а хочется упасть на землю и закрыть голову руками, чтобы оно тебя не… «не» – что?! всё это глупости, надо просто идти вперед, туда, где раздаются шаги эльфа… вот, он остановился, ждет тебя, ты слышишь это, догоняешь быстрым шагом, всё-таки надо осторожнее, пол тут не такой уж и ровный, Хэлгон пошел вперед, ты снова слышишь его шаги, слышишь его дыхание – скажи тебе кто другой, что слышал звук эльфийских шагов, ты бы посмеялся над неумелым врунишкой, а сейчас сам держишься за эти звуки как за путеводную нить, а над вами толща камня – дома, крепостная стена, а потом будут горы… интересно, сколько вы уже идете? уже вечер? ночь? или ты потерял счет времени, и вы идете день, а может и два, нет, два – вряд ли, но выйдете вы, наверное, при свете завтрашнего дня… здесь ходили разведчики Артедайна, вот было бы здорово, будь ты одним из них, живи ты в то время, иди вы с Хэлгоном по приказу князя Арведуи на разведку в Ангмар, хотя нет, пра-пра-прадедушка не послал бы тебя, твое дело было бы командовать отрядом… а вот как будто бы послал!
Хэлгон старался идти помедленнее, приноравливаясь к детскому шагу.
Вспоминался Голвег.
Неотвязчиво, будто всё было вчера.
Молодой следопыт, хмурый, неразговорчивый, въедливый. Несколько раз ходили вместе.
Надежный. Это поняли многие. И князь Арафант тоже. Времена уже стояли совсем неспокойные, лишний отряд разведчиков был нелишним, Голвегу дали собрать свой.
…по молодости он никак к нему не обращался, был очень вежлив, если надо было что-то узнать, а потом стал называть «эльф». «Эльф» – и никогда не по имени!
Так и слышишь это грубоватое, а по сути ужасно застенчивое «эльф»… он привык приказывать, а эльфа надо просить, эльфы – существа из легенд, а с этим ты разговариваешь.
Только потом, после всего, научился по имени звать. А в Артедайне – «эльф» и никак иначе.
Идет с вами третьим, того гляди спросит «Так что, эльф, где сейчас проходит восточная граница?»
Пока еще восточнее твоего кургана, старый друг.
Но вот надолго ли?
Путь во тьме, показавшийся мальчику бесконечным, а эльфу, блуждавшему тропами памяти, долгим, на самом деле занял не больше времени, чем понадобилось бы хозяйке, чтобы сварить им кашу.
Они вышли в узком распадке, поднялись на отрог – прежние тропки были давно снесены ливнями и осыпями, но путь к схрону Хэлгон помнил, как та хозяйка каждый горшок на своей кухне. Да, в схроне сейчас нет ни припасов, ни дров, но закрытая пещерка никуда не делась за века, дров набрать нетрудно, а всё прочее – с собой.
Два с половиной века назад здесь и прятались.
Втроем.
Покинув Форност.
Но, странное дело, сейчас, когда пламя пляшет по стенам этой крохотной пещерки, когда ты снова здесь, и снова с тобой порученный тебе принц, тебе вспоминается не то полное отчаяния и ярости время, когда рушилось всё и ты точно знал, что самое страшное – впереди, нет… нет.
Нет окаменевшего от горя наследника, есть мальчик, со всей серьезностью пристраивающий берестяной котелок над огнем и по-хозяйски готовящий ужин… огонь надежно укрыт, как и века назад, но прятаться не от кого, и как ни сурова нынешняя война на востоке, а только вся тяжесть нынешнего времени в сравнение не идет с тем, что творилось два с половиной столетия назад.
И вспоминается другая пещера.
Костра в ней не было, только плошки с маслом. Света от них много, но нет тепла. Так и нужно. Тепло тогда было их врагом.
И лицо Голвега – спокойное, ясное, светлое. Каким при жизни редко бывало.
И они шестеро – в карауле у одра.
Сменялись часто – потому что в этот караул хотел встать весь Арнор. Все воины. Все, кто воевал вместе с ним, и все, кому по молодости не довелось. Но и они имели право быть в этом последнем эскорте.
Им с Аранартом тогда зверски не хватало Голвега – живым. Кому за кем вставать в караул? кто на сколько смог выбраться, у кого есть день в запасе, кому надо уступить? Они оба привыкли, что такими делами как раз Голвег и занимается, он это умеет лучше всех… и вот он лежит, навсегда свободный ото всех забот, а ты должен научиться жить без его помощи прямо сейчас, и забот столько, что даже на боль утраты нет времени.
…маленький Арагорн, затаив дыхание, смотрел на лицо эльфа и отдал бы всё, чтобы узнать, о чем тот думает. Но задать вопрос он не осмеливался.
Страдая от несправедливости мира, он стал снимать котелок с костра, обжегся, дернулся, одна из веточек, вставленных в котелок для распора, соскочила, часть варева выплеснулась…
Хэлгон выхватил у него из рук то, что еще можно было спасти для ужина.
По счастью, эльф не рассердился, а ужин нарушил священную тишину, так что мальчик собрал всю свою отвагу и спросил:
– Ты вспоминал? о чем??
И Хэлгон стал рассказывать о Голвеге – всё, от их бегства из Форноста до его смерти в ночь свадьбы Аранарта.
– Жа-алко… – протянул мальчик, узнав, как утром они обнаружили Голвега мертвым.
Хэлгон покачал головой:
– Смерть неизбежна для человека, а эта была самой светлой изо всех, что я знаю. Об этом странно говорить, – он смотрел в огонь, поднявшийся над поленьями, – но мы были счастливы на той свадьбе, так внезапно превратившейся в похороны. Да, это утрата, но она нас сплотила больше, чем ликование и веселье. Аранарт отдал свой праздник ему и, думается мне, больше обрел, чем потерял от этого. Мы не могли тосковать и горевать: Голвег прожил славно, он дождался самого важного: возвращения кольца Барахира, знака того, что Арнор не угаснет. И смерть его была легкой. А проводить его пришла вся страна…они шли на королевскую свадьбу, но пришли – к нему. И вставали в караул, чтобы воздать ему честь. Так не провожали и королей…
Хэлгон стал перекладывать костер.
Не стоило рассказывать мальчику о том, как в ледяных утренних росах его разыскал Аранарт, ошеломил известием о смерти друга и, не дав опомниться, не дав и на миг испытать горе, стал говорить о том, что тело должно быть сохранно хотя бы неделю, а значит – бальзамирование, а про это они оба слышали, но да, разумеется, не знают, а необходимо прямо сейчас, всё должно быть сделано еще до полудня, «Хэлгон, ты сообразишь, ты чувствуешь плоть, а я пришлю тебе травников… да, надо вскрывать тело, если тебе нужна моя помощь – я готов, только говори, что делать, потому что ты же понимаешь, Хэлгон, это нужно не мне и даже не ему, это нужно Арнору!»
Вы тогда действовали по наитию, но всё получилось. С Голвегом успели проститься все.
Помнишь всё как вчера, но Арагорну – ни слова.
Насмотрится еще Арагорн на выпущенные кишки. И вражьи, и совсем не вражьи. Незачем ему знать, чем и как вы занимались в то бешеное утро… пусть считает, что это эльфийская магия сохранила тело великого героя нетленным. Если вообще задумывается о таком.
А рассказывать мальчику надо про другое.
Про пещеру, превращенную в траурный зал. И про то, каким удивительным событием стали эти свадьбо-похороны. Про то, какие песни тогда пели. Какие танцы…