– Танцы?! На похоронах?
– Да, танцы. Вообрази: ты идешь на королевскую свадьбу, приходишь – тебя как ушатом холодной воды: Голвег умер, и радоваться не выйдет, и грустить тоже не очень, и в тебе кипит всё, и – как это выплеснуть?
– Танец? – мальчик всё еще не понимал.
– Это были не те танцы, которые ты знаешь. Людские танцы не просто веселые, в них надо заранее знать все движения. А тогда танцевали как эльфы… рассказывая движениями о том, что в душе, и не запомнить и не повторить каждое, как ты не повторишь свои слова, даже если сказал их только что.
Арагорн слушал завороженно.
– В танце главное, – тихо говорил эльф, – понимать того, с кем танцуешь. Людям для этого и нужно придумать все движения наперед. А эльфы – наоборот. Они говорят танцем друг с другом… с миром… с музыкой… и говорят друг о друге, о музыке и о мире. Тогда танцевали именно так. Больше я подобного у людей не видел. Может быть, было. Но без меня.
Арнорский принц глядел на него глазами в пол-лица.
– Да, и песни тогда пели… не для свадьбы, уж точно. Иногда до слез, а только любой из нас был бы рад снова изведать такие слезы.
Мальчик сглотнул.
– И еще – она. Риан. Наша королева. Она за эти дни улыбнулась, наверное, каждому, кто пришел. Я был с ней, я видел эти улыбки: и виновато – вы пришли на свадьбу, а у нас никакого веселья, уж простите – и ободряюще – не надо плакать о Голвеге, он хорошо жил и легко умер. Я вот думаю: если бы не она, то у нас этого чуда понимания могло бы и не случиться. Там перебывали сотни людей, одни приходили, другие уходили… а она улыбнулась каждому. Представляешь?
Арагорн кивнул, уже не пряча слезы, и сквозь них – улыбнулся.
Его лицо, по-детски мягкое, ничем не напоминало Аранарта, и Хэлгону подумалось, что это и к лучшему. А вот Риан… он ее пра-правнук… есть это сходство? или только кажется? а если есть, оно сохранится? когда он станет юношей? мужчиной?
Очень хотелось, чтобы оно осталось.
Неспешно светало.
Мальчишка спал у костра, свернувшись калачиком, – доверчивый, беззащитный, теплый… и Хэлгон вместо того, чтобы разбудить его, получше укрыл плащом и переложил дрова, чтобы горели дольше.
Еще успеется.
Еще будут в его жизни ночи без сна, а выход в тот час, когда не то что светать стало, а просто чуть развиднелось, – станет привычным. И строчка старой песни «В путь, ведь давно рассвело» будет не мечтой о славных свершениях, а укором лежебокам, если они вдруг окажутся рядом.
Всё будет.
Сам же нолдор и устроит принцу такую учебу, по сравнению с которой дозоры ему отдыхом покажутся.
Но не сегодня. Сегодня пусть спит хоть до восхода.
Сегодня ему надо придти в себя – после Форноста.
* * *
Они шли на запад.
По обе стороны дороги – сначала гуще, потом реже – стояли остовы деревень и ферм. За три с лишним века всё, что могло сгнить, сгнило, что могло истлеть – истлело. А что могло сгореть – сгорело еще в ту войну… Только камни домов, скрепленные смесью, в которую корзинами, не скупясь, сыпали куриные яйца, – камни держатся. Века? тысячелетия? – так, кое-где размыло эти стены без крыш, а большинство стоит и стоять будет, пока Король не вернется и Форност не возродится.
Они шли по дороге. По каменной мощеной дороге, которую, конечно, за эти века занесло песком и трава растет, но только вот травка скудная, не то что бурьян вокруг, и дорогу с холма можно разглядеть далеко вперед, до самого Барандуина: чахлая зелень посреди зелени буйной.
– А когда построили эту дорогу? – спросил Арагорн.
– Не знаю, – ответил эльф. – Не при мне точно.
– То есть… – мальчик аж остановился, боясь и надеясь, что он не так понял наставника, – ей больше тысячи лет?
– Не сбивай шаг. Да, больше. И думаю, что много больше.
– Так когда-а?!
– Арагорн, я не знаю. Перестаньте считать меня Владычицей Вайрэ, ведающей все судьбы.
Мальчик грустно выдохнул, тем подтвердив готовность не путать более Хэлгона с Вайрэ. Он молчал, но молчание его было таким расстроенным, что Хэлгон сдался.
– Арагорн, я действительно знаю только ту часть истории Арнора, что была при мне. Но… если подумать… Аннуминас был столицей, а Форност – ключом к землям севера. Так когда, по-твоему, их связала дорога?
– Когда построили Форност?
– Может быть. А может быть и иначе.
Мальчик глядел с непониманием и восторгом: они говорят о таком далеком прошлом – и ногами идут по нему!
– Иначе, да, – продолжал эльф. – Арагорн, я уже сказал: я не знаю того, что было до меня здесь. Но я что-то слышал о том, что Форност был нуменорской крепостью еще в те времена, когда… словом, задолго до Элендила и его сыновей.
– Форност построен во Вторую эпоху?!
– Ну, он в любом случае построен во Вторую эпоху. Но Элендилом или раньше, я не знаю.
Сейчас Арагорн отчаянно жалел о том, что давеча не поискал в Форносте зданий… ну, каких-то нуменорских. Все они показались ему на одно лицо… но он же не знал! не знал!
– То есть… Форносту может быть три тысячи лет?!
– Вполне может быть. А то и больше. Думаю, что Аннуминас моложе. Нуменорцы не селились близко к эльфам. Аннуминас – это дружба Элендила с Гил-Галадом, воплощенная в камне и карте.
Но имена великих вождей Последнего Союза сейчас не волновали потомка Аранарта.
Форност – не просто город Артедайна, Аранарта, Арведуи и всех прочих. Не просто город Арнора. Он – город Нуменора!
И – он отдан ветрам и воронью.
– Хэлгон, Форност возродится! Я не знаю, что я должен буду сделать, но я… я всё сделаю для того, чтобы он снова был жив!
– Обязательно сделаешь, – совершенно серьезно кивнул эльф.
Путь от Форноста до Аннуминаса занял неделю. Будь эльф один, он бы прошел вдвое быстрее, но с Арагорном – шагом обычного человека, не иначе. И дело не в детских ногах. Просто принц должен увидеть страну, которая когда-то была его. Увидеть, что с ней сделал Моргул.
Пусть идет и думает не об уставших ногах, а об этих каменных скелетах домов вокруг.
Пусть учится ненависти.
Настоящей. Холодной. Спокойной.
Пусть ненавидит кого надо – и за что надо. Не того, кто убьет твоего друга (убьют, малыш, и не одного убьют…), а того, кто уничтожил твою страну.
Пусть поймет, что значит, когда в пещерах говорят «Мы – Арнор». Смысл собственного имени поймет!
Что это всех клятв сильнее. Не будет никаких клятв, потому что нет ни на синдарине, ни на квэнья, ни на Всеобщем таких слов, которые бы вместили веру, что однажды эти поля снова заколосятся. Отчаянную, безумную веру-эстель.
Ненависть и эстель – одно, Арагорн. Как два лезвия одного клинка.
Ты теперь знаешь это.
Ты теперь сам станешь таким клинком.
Дорога уже второй день неспешно петляла по левому берегу Барандуина, то приближаясь к его темным водам, то отдаляясь от них за холмы и перелески. Видно было, что те, кто прокладывал этот путь, заботились не о быстроте, а о том, чтобы тяжело груженые возы шли ровно, без подъемов и спусков. Когда Эру создавал время – он создал его достаточно, а вот хлопоты с поклажей на уклоне человек создает себе сам, если он глупый, ну а эту дорогу строили умные, очень умные люди.
Арагорн несколько раз спрашивал Хэлгона, как они переправятся через реку, эльф уклончиво отвечал «не тревожься», ровная дорога из удобной превращалась в невыносимо скучную, и из-за этого совершенно незаметным оказался мост, который…
– Мост! Хэлгон, смотри, там мост!! Настоящий, каменный!
Эльф кивнул. Мальчишка помчался рассмотреть это чудо.
– Он эльфийский, да? Его эльфы строили? Как Последний, который на Седой? Сколько ему веков? Или… тысячелетий?
– Прежде всего, строили его люди. Две тысячи лет ему точно; думаю, он ровесник Аннуминаса, это ведь королевский тракт.
– И он уцелел… – восторженно выдохнул мальчик.
– Отчего бы ему и не уцелеть? – пожал плечами эльф. – Последнюю тысячу лет им никто не пользуется, а про наводнения и ледовые заторы на Барандуине я не слышал ни разу.
– И… – Арагорн чуть подумал, переживая всё, что узнал за последние дни, – ты им уводил Аранарта к Кирдану?
– Нет, мы шли через Хоббитанию.
– Но там мост караулил Моргул?! – взвился мальчишка.
Нолдор усмехнулся:
– Кто тебе сказал, что Моргул не караулил и этот мост? Да, его нет на картах и тракта нет, потому что они много веков никому не нужны, но Моргул наверняка знает про него.
Мальчик задумался.
– Пойдем, – решительно сказал Хэлгон. – Если ты не будешь стоять, то завтра к вечеру мы придем в Аннуминас.
…он был как лес, только из камня. Словно Яванна когда-то взглянула на берега Сумеречного озера, улыбнулась – и по воле Владычицы здесь выросли высокие, выше легендарных меллорнов, самые высокие в Средиземье ели. Но Ауле решил, что век елей слишком краток для их красоты – и оборотил их в камень.
Мальчик бродил между древними зданиями, уносящимися ввысь стрельчатыми арками, тонкими колоннами, заостренными фронтонами, башенками со шпилями. Свет лился из островерхих окон, в которых всё еще стояли каменные рамы… только вот трех других стен у дома не было. Ряды арок древнего дворца – но снова не уцелели стены, так что можно пройти и под аркой, а можно – и там, где была стена.
Как такое может быть?
Как арка, тонкая как кружево, парящая в воздухе как паутинка, – как она может оказаться долговечнее стены?
Арагорну хотелось плакать.
Он сдерживался – слезы недостойны наследника Элендила, но глаза всё равно были влажными.
Форност был городом о войне и мести, о ненависти… и о любви, конечно, но о любви простой, понятной, теплой. Так люди любят друг друга.
Аннуминас ничего не знал о войне. А если и знал, то о войне безумно далекой, непостижимой для смертных. Что заставляло эльфов воевать? какая сила побудила Гил-Галада вывести величайшую из эльфийских армий и отдать жизнь за людей?..
Аннуминас не желал ничего знать о войне. Он был городом о мудрости и красоте, но не человеческой, он был городом о том, что эльфы рядом и что за право говорить на синдарине и знать квэнья можно отдать жизнь точно так же, как эльф погибнет за людей.