Можно было клясться возродить Форност, потому что для этого нужно понятно что – победить Моргула. Непонятно, как его победить, но это уже другое…
Но – мыслимо ли возродить Аннуминас? Ты идешь через этот город-призрак, по галереям домов без стен и крыши, глядишь в стрельчатые окна, полные закатного света, ты уже не замечаешь, что плачешь, плачешь от счастья, потому что никогда за свою маленькую жизнь не переживал Свет Запада настолько ясно… и ты не знаешь, какое чудо должно свершиться, чтобы люди снова вернулись в этот город.
– Почему они оставили его?! – спросил Арагорн у Хэлгона.
Эльф вздохнул и с особой старательностью занялся костром.
Не сговариваясь, они в сумерки покинули город. Немыслимо было разводить костер посреди дворца, пусть от того и остались только своды и шпили.
Сейчас они устраивались на ночь в первой же пещерке – в отрогах Сумеречного кряжа к югу от города; назавтра Хэлгон собирался подыскать им укрытие поосновательнее, на год-другой вперед, чтобы и жить было удобно, и вид на город – вот тебе, с порога дома, хоть и нет у пещер никакого порога…
…или будут в город спускаться и там квэнья учить. Как родной пойдет, в таком-то месте…
– Почему? – повторил мальчик.
– Я не знаю, – хмуро ответил эльф.
– Но это же было при тебе!
– Я уже говорил: не путай меня с Владычицей Вайрэ. Я в Аннуминасе первый раз, как и ты.
– Да, но ты же мог слышать разговоры во дворце князя в Форносте…
Отзвуки прошлого
– Но ты же мог слышать разговоры во дворце князя в Форносте. Три века, Хэлгон! При Маллоре, при Келефарне и при Келебриндоре. Не уверяй меня…
– Подожди. Почему ты считаешь, что это произошло до Мальвегила?
– Хэлгон, не говори глупости, всё ведь очевидно. Мальвегил – это уже нападения из Ангмара, это Король-Чародей во всей красе. И если к тому времени в Аннуминасе кто-то остался, то он погрузит вещи на телегу и уедет хоть в Форност, хоть в любую горную крепость – это надежнее, чем город без серьезного гарнизона. А войск, я уверен, в Аннуминасе Мальвегил не держал: у него битва за Амон-Сул. Нет, вот тут разумнее приказать жителям совсем оставить древнюю столицу. Если они там еще были.
– Аранарт, ты видишь историю Арнора лучше меня… я сдаюсь.
– Но неужели ты действительно ничего не слышал про Аннуминас?
– Где, Аранарт?! В разведке по рубежам? Или когда я ходил в Ангмар? Мне князь о делах тыла не докладывал.
– Потому что ты не спрашивал, – хмыкнул вождь дунаданов.
– Как бы то ни было, – отвечал эльф, – меня волновал север Мглистых гор, а не юг Сумеречного кряжа.
– Только север? – нахмурился Аранарт. – Не «север и восток»?
– А почему восток? – не понял Хэлгон. – То, что нам с тобой надо знать сейчас, область за Троллиным нагорьем, всё это было заботой Рудаура. И даже в самое спокойное время (я о вражде Рудаура с Артедайном) нас не касалось то, что на востоке. Север – это наша забота.
– Так-ак… – Аранарт закинул руки за голову, закусил губу, на миг задумался, – значит, даже если между Рудауром и Артедайном был мир…
– Да, при Келефарне было тихо, – подхватил Хэлгон, но вождь перебил его:
– Рудаур никогда не просил помощи против Мглистых гор? Даже у такого разведчика, как ты?
– Нет, не просил.
Хэлгон видел, что за вопросами Аранарта стоит что-то большее, но никак не мог понять, к чему тот клонит.
Вождь чуть щурился, достраивая в своем сознании неведомый узор.
– Хэлгон, спасибо. Сегодня ты объяснил мне, как Моргул подчинил себе Рудаур.
– А что я объяснил?
Если эльфы могут умирать от любопытства, то с Хэлгоном сейчас творилось именно это.
– Это очень просто. Рудаур никогда не воевал против Мглистых гор; во всяком случае, не было чего-то заметного (иначе ты бы знал). Разумеется, поначалу у них были стычки с орками и горцами, не могли не быть. А потом – придет гонец от горцев с предложением мира, явно какой-то небольшой дани (как ни плохи земли Рудаура, но в горах они хуже) и кинжалом в подарок. Вроде того, про который ты рассказывал. Что думаешь?
Нолдор кивнул:
– Подари рудаурскому вождю такой кинжал – он на всё согласится. Даже на дань.
– Ну, учти, что дань ему не отдавать из своего, а собирать с простого люда. Но не думаю, что она была тяжелой. Моргулу, конечно, надо было кормить свой народ, но главная цель его была другой.
– И?
– Хэлгон, мне трудно себе представить, какими были арнорцы тысячу лет назад. Раздор между сыновьями Эарендура… я выучил это, но не могу понять. И всё же я хочу верить, что даже способные на распрю, они оставались Сынами Запада и предпочли бы восстановить союз с родичами, а не пойти на сделку с Ангмаром. Что скажешь?
– Не знаю. Ни одного рудаурского дунадана я не видел.
– Но ты не возражаешь? – полувопросом произнес Аранарт.
Хэлгон качнул головой: не возражаю.
– И если я прав, то Рудаур ждет раскол. Те, кто получили моргульские кинжалы, будут за мир с Ангмаром…
– ….а дунаданы – за войну. И их достаточно ранить таким оружием, да.
– Вот именно. Несколько подаренных кинжалов – и Рудаур принадлежит Моргулу. Без единого убитого горца. Согласись, блестящая стратегия. Не хуже той, что ты мне рассказывал про Ангмар.
Хэлгон не испытывал никакого желания восхищаться Моргулом.
– Не хмурься, – засмеялся Аранарт. – В чем ему не откажешь, так это в умении готовиться к войне и начинать ее. Но: две Ангмарские войны он всё-таки проиграл. Глядишь, когда-нибудь проиграет и третью.
* * *
Хэлгон понятия не имел, как надо учить принца квэнья, и пошел по простейшему из путей: стал говорить с ним. Прежде всего, обо всех будничных делах. Им надо обустроить себе жилье – разве это не прекраснейшая из тем для изучения валинорского языка? помнится, в Форменосе, еще до Непокоя, когда он и Форменосом не звался, просто Северные горы, так вот тогда занимались ровно тем же, и говорили на квэнья, на чем же им еще было говорить? Молодые были… мечтатели… как Арагорн сейчас.
Половину слов мальчик ловил на лету, второй половине спрашивал перевод; нолдор поправлял, если тот делал ошибку в грамматике, сначала часто, потом реже, пещерка была готова к зиме задолго до зимы – и примерно тогда же у них иссякли бытовые темы. То есть разговоры остались, но поток новых слов обмелел. Пришло время иных речей.
Эльф и наследник Элендила бродили по пустому Аннуминасу, а в беседах – или в дальнее, или в давнее.
И снова Арагорн спрашивал о том, почему столица Арнора была оставлена.
Но об этом, в отличие от истории подчинения Рудаура Моргулу, Хэлгон ничего не мог ему поведать…
– Мне думается, – проговорил принц однажды, – причина могла быть такая. Сыновья Эарендура заключают договор о разделе страны и настаивают, что столица Арнора не может быть центром ни одного из новых государств. Амлайт вынужденно переносит свою столицу в Форност. Прав ли я? Что ты думаешь?
– Возможно, – пожал плечами эльф.
– И я полагаю, – Арагорн волновался, и от этого его квэнья странным образом становился ровнее, – что за каждым принцем из Аннуминаса уходит сколько-то знатнейших родов. А за ними – верные им меньшие лорды. За ними же – многочисленные ремесленники, а также слуги и челядь. Поэтому население Аннуминаса значительно сокращается сразу после раздела страны.
Хэлгон кивнул. Во всяком случае, в падежах он не сбивается. Просто как древний свиток наизусть читает.
Зима прошла, и весна отцвела, а летом Хэлгон не стал делать запасов на следующую зиму. Арагорн не спрашивал. Он знал: за это время они с наставником обсудили примерно всё из истории, что эльф мог и хотел рассказать (в изложении событий Первой эпохи он был более чем скуп, зато об Арноре говорил детально и с удовольствием), что же касается знания квэнья, то мальчик и сам понимал, что изъясняется теперь свободно, хоть о высоком, хоть об обыденном.
Значит, зимовать они будут не здесь. Осенью их ждет дорога.
Надо насмотреться на Аннуминас. На всю жизнь. Отцу так и не довелось побывать здесь, а он… наверное, он сюда никогда не вернется.
Хэлгон не торопил его, давая попрощаться. Началась осень, пришли дожди, эльф и принц подобрали остатки припасов. Слова были не нужны: когда настанут сухие дни – в путь.
К гостеприимному хозяину, кладовые которого ломятся от нового урожая.
Почему-то Арагорн был твердо уверен, что не домой. Хотя по осени и дома сытно.
Прощаясь с ними, древняя столица облеклась в сиренево-серебристый убор. Быть может, и год назад всё здесь было таким, но тогда принц был слишком увлечен языком и историей, чтобы любоваться вереском, который и в родных холмах нередко встретишь. А сейчас… он смотрел и смотрел на эти склоны, розово-лиловые от соцветий, тянувшихся к небу, словно пальцы бесчисленных рук, и древнее слово «орикон» становилось для него не названием цветка, а символом этой светлой и пронзительной осенней печали. Воздух был так чист, как бывает только ранней осенью, с вершин здешней гряды можно было различить Эред Луин на горизонте. Летел седой чертополох, плыли паутинки, утром в тяжелой росе творения пауков представали узорочьем, достойным лучших мастеров Аннуминаса.
Светло-серые аркады города и лиловые холмы – такой осталась столица Арнора для Арагорна, сына Аравира.
А потом Хэлгон повел его на юго-восток.
Дорогу на Форност они оставили по левую руку, шли напрямик, но путь был легок и удобен. Где-то к югу от них были явственные признаки жилья – виднелись дымы труб, ветер доносил запахи, но для эльфа этих домов словно не было, и Арагорн не задавал вопросов. Им вполне хватало подстреленного кролика и запеченных корешков, чтобы быть сытыми, и костерка, чтобы согреться. Через несколько дней эти поселения остались к западу.
Пересекли тракт. Большой и отнюдь не древний. То есть, возможно, он древним был тоже, но уж точно – не заброшенным века назад. Ржание лошадей на нем наши путники услышали задолго до того, как увидели его из-ха холмов, а пересекали его ночью: Хэлгон не хотел лишних глаз.