На следующий день они не нашли логова, да Хэлгон и не очень-то искал. Ясно же: раз предыдущее было волчьим, то ближайшая самка – в другой стае. А это даже не день пути…
Вечером, когда устраивались на привал, Арагорн сказал:
– Хэлгон, волчат убивать нельзя.
– Что? – нолдору показалось, что он не так расслышал.
– Нельзя. Варги – искаженные твари, и детеныши тоже, да. Но волки – нет. Волчата не совершили никакого зла. Нельзя убивать невиновных.
– А то, что варги зовут с собой волков, ты понимаешь? Что варги бывают разные – ты понял сам! – Хэлгон говорил хлестко, каждое слово как удар. – Большинство тех, кого мы зовем волками, это полуволки-полуварги! Убей такого – и тело не исчезнет!
– Мы не знаем, кто они, – тихо и твердо сказал Арагорн. – Возможно, они тоже искажены. Возможно, нет. Пока перед нами не враг – его нельзя карать. Иначе чем мы будем отличаться от Моргула, который повелел перебить волчиц, чтобы варги размножились?
– Они станут врагами, – посмотрел ему в глаза нолдор.
– Они могут стать врагами, – не менее твердо ответил принц. – А могут остаться зверьми и охотиться на оленей, а не на людей.
– Могут, да, – мрачно ответил Хэлгон. – Но скорее всего, ты пощадишь их затем, чтобы они убивали дунаданов.
– Я думал об этом, Хэлгон. Но убивать невиновных ради цели, какой бы она ни была, это путь Моргула. Если мы станем такими – назгул уже уничтожил нас, и неважно, сколько людей падет в схватке с варгами.
– Ты мало терял, – еще более мрачно ответил эльф.
– Только свою страну, – очень серьезно ответил Арагорн. – Аранарт увел нас в леса, чтобы спасти от мести Моргула, но если важна наша жизнь и неважно прочее, то разумнее было бы уйти в Тарбад или в Гондор. Мы легко рассеемся там, и все девять назгулов нас не найдут. Если говорить о спасении жизни.
Этот юноша, высокий и тонкий в кости, с еще очень мягкими чертами лица, ничем не был похож на того бешеного героя, что выиграл битву при Дол Саэв.
На того, кто говорил, брызжа ненавистью, что рудаурцев надо давить и незазорно убивать спящими.
Тогда ты был готов отдать жизнь, чтобы переубедить его.
Был готов отдать свою жизнь, но вместо этого получил чудо исцеления.
Да…
Арагорн действительно не похож на Аранарта. Тогда убеждал ты – теперь убеждают тебя.
Но и отдать ты должен не свою жизнь.
Свою – ты бы отдал.
Ты должен отдать жизни дунаданов.
Жизни людей – за жизнь народа.
Потому что так решил их юный вождь.
…можно сказать «обсуди это с отцом, народом правит он, а не ты». Можно вообще отправить его к деду – как ни стар внук Аранарта, но жив, и хотя дела давно держит Аравир, но…
Но нет.
Взять его руки в свои и тихо спросить:
– Мой мальчик, ты понимаешь, что сейчас решил?
– Да, – отвечает он. – Может быть, мы погибнем. Но так мы останемся чисты перед… – он замялся, не решаясь произнести, и договорил: – перед своей совестью.
– Пусть будет так, – отвечал Хэлгон. – Мы не станем трогать логово, если волчица убегает.
Да, он совсем не похож на Аранарта.
Помнится, тому ты говорил, что он совершенно не похож на Феанора.
Разным оно бывает – несходство.
* * *
Ни логовищ, ни варгов. Похоже, они нашли границу двух волчьих стай.
Несколько убитых переярков – эти всегда бегают даже не по краю владений стаи, а снаружи – по ничейной земле, тревожат оленей и живность помельче, так что те, досадуя на беспокойных, хотя и не опасных молодых волков, уходят куда потише. То есть на земли стаи, где и становятся желанным пиром.
Ну вот несколькими переярками, по глупости выскочившими на двуногих, меньше. Скольким-то оленям жизнь подольше. А двуногим, стало быть, дня три-четыре покоя.
Раз им логово не искать, то в волчьих землях им безопасно, как в пещере за тремя рядами дозоров.
Былые учитель и ученик шли молча. Только так, переброситься парой фраз по делу.
Хотя для дела и слов не надо: движение глаз, приподнятая бровь – и всё понятно.
Не о чем говорить.
Отношения между ними изменились слишком сразу и слишком резко, и обоим надо было пережить это.
На третий день Хэлгон не выдержал игры в молчанку и на привале сказал, будто продолжая разговор:
– Ты совершенно напрасно равняешь эльдар с этими волчатами.
– Каких эльдар? – Арагорн выронил принесенные дрова.
– Которых я убивал. В Альквалондэ и в Дориате.
– А в Арверниэне? – юноша хотел спросить не это, но вопрос сорвался сам.
– А в Арверниэне я не сражался.
– Ты был из тех, кто отошел от битвы?! – не об этом, совсем не об этом хотел поговорить принц, но темы, годами запретные, вдруг прорвались, как вода через запруду, и понесли его.
– Ш-шшшто?! – глаза Хэлгона полыхнули. Будто и не было этих веков в Арноре, Валинора, Мандоса. – Я не из тех, кто, повинуясь порыву, предает своего лорда.
– Прости. – Дунадан вдруг посмотрел ему прямо в глаза и проговорил: – Я ведь ничего, совершенно ничего о тебе не знаю. Только что ты служил Келегорму. Я в Ривенделле перерыл столько хроник, ища твое имя...
– Напрасный труд. Такие имена, как мое, в хроники не попадают.
Арагорн молчал. Он уже корил себя, что разбередил древнюю рану друга, и уж конечно не смел произнести ту короткую просьбу, что рвалась с его языка.
Но никакого осанвэ не надо, чтобы прочесть эту мысль.
– Если ты об Арверниэне, – ответил его молчанию Хэлгон, – то там было всё просто.
Туманы прошлого
Говорили, что поход на Гавани был задуман Маэдросом. Говорили. Но Амрод ничего не говорил. Он просто собрал уцелевших аглонцев. Тех, кого миновали белооперенные стрелы Дориата. И приказал: «Найдите их».
И они отправились. Существа, которые уже не были эльдарами. Все чувства в них выгорели еще в Дориате. Любой орк мог бы поучить их милосердию.
Они были оружием. Движущимся мыслящим оружием, которое лишилось державшей его руки и теперь было готово мстить.
Они шли на западное побережье, чтобы прочесать все до одной бухты и найти беглецов из Дориата. Это было неизбежно, как то, что в полдень тень будет падать на север, как то, что смерть настигнет человека, как то, что стрела дориатского лучника настигнет цель.
Если, конечно, лучник успеет увидеть врага первым.
Они шли на юг – те, кого на Химринге вполголоса называли Псами Келегорма. Остатки стаи, лишившейся вожака.
Бойся одичавших псов, Арверниэн! Волк менее страшен, чем зверь, знавший тепло рук и навсегда лишенный его.
И как псы, они доверяли лишь нюху. Только не запахи искали они: чувства. Страх. Боль. Горе. Так пахнет добыча.
Найти. Загрызть.
Отомстить.
Они разошлись на десятки лиг, но мысли и чувства друг друга слышали отчетливо: единое стремление связывало их.
А след вел на юг, и широкое кольцо облавы медленно сужалось.
* * *
Хэлгон глядел в никуда:
– Я забыл тогда о ней. После Дориата. Разумом помнил, но сердцем – нет. Мы тогда шли открытые друг другу – совсем, до предела: ведь любого из нас могла убить стрела дозорного, и надо было услышать предсмертный всплеск чувств.
Арагорну было хуже, чем когда резали волчат. Он давно выучил историю битвы в Арверниэне, он лучше лучшего знал, что любому сражению предшествует разведка, но...
Но одно дело – древняя история, и совсем другое – когда тот, кого ты всю жизнь знал как доброго и мудрого, как хорошего, просто хорошего, говорит «мы шли».
Хэлгон почувствовал настроение юноши и спросил:
– Знаешь, как стреляли дориатские лучники?
– Как?
– Кто из нас стреляет лучше, я или ты?
– Ты, конечно. У тебя и опыта на сотни лет больше, и глаз зорче, и...
– И?
– И еще ты чувствуешь врага. Прежде, чем увидишь.
– Именно. Так вот, синдары стреляли настолько же лучше нас. Они стрелять во время Великого Похода учились...
– И тебя убили?
Хэлгон кивнул.
– Я сказал тебе: я был открыт. А о жене я тогда забыл. Совсем.
Туманы прошлого
Прикосновение чужой воли. Легкое, как касание ладони. Забытое, как слепым забыты краски, а глухим – звуки.
«Хэлгон?»
Эль... эле... смотри... смотри и вспоминай – у тебя ведь была жена, и ее звали... звали...
«Эльдин?»
«Ты пришел нам помочь? Ты рядом, да?»
«Где вы?»
«У моря. Аллуин уплыл с Эарендилом, а я – в гавани».
«У Кирдана?»
«Нет, Кирдан на Баларе, а у нас тут все, кто спасся из Гондолина, и еще те, кто пришел из...»
Понимание обожгло их обоих.
«Хэлгон, ты пришел, чтобы...»
Он не ответил. Он стремительно решал, что ему делать. Аллуин в море, отлично, его это не коснется. А ее он выведет. В бою – кто обратит на них внимание? Он сделал главное: нашел, где Сильмарил, а бьются пусть другие, он – разведчик, а не воин.
«...чтобы убить нас?» – волна ее ужаса нахлынула на него.
* * *
– Видишь ли, Арагорн, синдары хоть и стреляли лучше нас, но они не умели...
– Чего?
– Стрелять в эльдар.
Юноша сглотнул.
– Не умели, – договорил огнеглазый. – Но после падения Дориата научились.
Туманы прошлого
Не может красться как тень тот, кто взволнован разговором.
Не так качнулась ветка орешника в дальнем перелеске, взлетела вспугнутая птица...
– Зверь?
– Не похоже.
И сорвалась стрела с тетивы дозорного. Не глазу доверял синдар: сердцу.
И через мгновение услышала Эльдин:
«Поблагодари его...»
Тишина.
Нет, не тишина – шум, звон оружия, приказы командиров. Арверниэн разом всколыхнулся: ведь убитый разведчик Маэдроса означает, что скоро, совсем скоро, и надо усилить дозоры и успеть укрепить стену, и поверить доспехи, и...
Она подошла к Нимдину, стоявшему над убитым, и сказала:
– Он просил поблагодарить тебя.
– За что?
– Он мой муж. И я тоже благодарю тебя за этот выстрел. Теперь помоги мне похоронить его тело.