– А волколак? – подался вперед Арагорн.
– А волколак – это дух в теле волка. Не знаю, как они берут тела сейчас, но скажу тебе точно: от раны, которая едва ли остановит волка и варга, волколак падет. Связи тела и духа порвутся.
– Вот почему Финрод голыми руками смог убить Драуглуина!
– И Хуан! Он же перебил множество волколаков!
– И Саурона!..
– В Первую эпоху, при Морготе, они были сильнее, – прервал эльф возгласы восторга. – Но нам не до истории. Сейчас волколаки в битву не пойдут: им дороги их тела. В одиночной схватке – другое дело. Ну и нападать на беззащитных...
Эта зима была холодной: земля застыла как камень, лужи промерзли насквозь, и их тонкая корочка крошилась под ногами.
Хорошо, что эта зима такая холодная. Тление почти не исказило трупы на Земляничном, хотя – сколько они вот так лежат?
Завтра придут Нариэль и прочие, похоронят. Но это завтра.
Сегодня Хэлгону нужно всё осмотреть самому.
Тела объедены. Птицы, лисы, да кто только не. Но не волки. Разорвать, убивая – да. Но не пировать потом.
– И орков с ними нет, – говорил нолдор. – Видишь: ничего из добра не тронуто. Орк, будь он хоть один, пограбил бы. Это, Арагорн, очень-очень хорошо, что с ними нет орков…
Тот стоял, молчал и боролся с приступами тошноты.
Вроде не маленький уже, понимает, что если поселок не вчера перебили, то зверье объест трупы… понимает, а нутро бунтует, и стыдно это, и еще стыднее, как через силу убивал щенков варгов, правильно ему сказал Хэлгон «ты мало терял», весной они пойдут по логовам варгов – и пощады не будет, но рано думать о весне, надо найти и уничтожить волколаков, волколаков, которые творят… это.
– Идем, – решительно сказал Хэлгон.
– Но ты же не оставишь их лежать вот так? – вскинулся юноша.
– Их похоронят Нариэль и остальные.
– Но хотя бы отнесем их в пещеру! Я не могу уйти, когда они…
– Ладно. Только быстро. Найди, где у них плащи, завернем.
Из сундука с вещами порскнула какая-то мелкая живность, прогрызшая стенку и устроившая себе уютное зимнее гнездышко в теплых тканях. Арагорн взял плащи, попытался отряхнуть их от помета, резкий запах ударил в нос.
Какие-то трупы можно было завернуть и отнести, а другие надо было еще и собрать, потому что волки переломали кости, а лисы растащили куски… Арагорн пытался вспомнить по имени хоть кого-то с Земляничного, хоть женщин, хоть мужчин. Живы ли мужья тех, кого они сейчас относят? Уже знают, что вернутся домой (если вернутся!) к могиле?
…которую завтра сделают Нариэль и другие. И как им еще ее копать? Кострами отогревать землю будут, иначе не выйдет.
Волколаки как сквозь землю провалились.
След их был. Где-то старый, где-то свежий. Но самих их – не было.
На поселки не нападали. Это Хэлгон знал точно, потому что иначе были бы и два долгих сигнала рога, и огненная стрела в небо… подать и принять сигнал тревоги теперь был готов весь Арнор.
Возможно, на западе именно это и произошло: волколаки напали, но поселок оказался укреплен, часть волков перебили, а остальные… остальные смогли как-то сообщить другой стае, что добыча стала кусаться. И здесь, на юге, враги затаились.
Сколько времени волк может провести без еды? Неделю, от силы две. А волколак? Дольше. Насколько? Они не поедали убитых людей – ну да, они на охоте, им нужно убить как можно больше, а не лежать сытыми после пира…
Или они убили кого-то? Одиночку, спешащего с вестью по лесу. Вот и мясо, и сигнала никто не подаст.
Была еще одна мысль. Очень нехорошая. Совсем нехорошая.
Мысль, что враги всё-таки почуяли эльфа. Что они не просто прячутся.
Что они теперь в засаде на него.
На них с Арагорном. И это еще хуже.
Очень хотелось отправить принца в ближайший поселок, или вообще к отцу, или… куда угодно, лишь бы подальше. Хэлгон понимал – нельзя. Если он прав, то волколаки запомнили запах их обоих, и на Арагорна нападут – когда его, Хэлгона, не будет рядом.
Нолдор решительно предпочитал, чтобы на них напали, когда они вместе.
Что-то изменилось.
Хэлгон не мог бы найти для этого слов ни на квэнья, ни на синдарине, разве что только простые человеческие: на ловца и зверь бежит.
Только этот зверь хотел превратить охотника в добычу.
Место было донельзя неудачным.
Голая равнина с выступами скальников. Деревьев, сколь хватало глаз, не было вовсе.
За каким из скальников прячутся волки – не узнать.
Бежать – некуда. На этой равнине ты как на ладони; даже если побежишь не в пасть к врагу – не спасешься: догонит.
– Туда! – Хэлгон решительно указал на ближайший скальник.
Юноша взлетел по камням. Почему-то ему совсем не было страшно. Он чувствовал: какую бы вторую гибель не приготовила судьба этому дерзкому нолдору, но что не волчий желудок – это точно.
Хэлгон был собран и готов к атаке. Но меча не обнажал и лук с плеча не снимал.
Арагорн попытался поймать взгляд эльфа, понять, что делать ему, – но нет, Хэлгон словно забыл о принце.
Совсем стемнело. А у них даже нет костра… но ведь костер нужен против волков, волколаков он не отпугнет, наверное…
Глаза привыкали к темноте, оставались видны и холмы, и скальники, и… серые тени, метнувшиеся из-за дальних валунов к ним.
Нолдор по-прежнему не прикасался ни к мечу, ни к луку.
Смогут ли волки вскочить на их скальник? Или голые камни будут слишком круты для них?
Ждать, что сделает эльф, стало невыносимо, сердце билось уже где-то в горле, волколаки огромными прыжками двигались медленно-медленно, можно перестрелять их, они же словно зависают в воздухе, прыжок на удар сердца, долгий-долгий удар сердца, словно сигнал рога, только не двойной, а одиночный, и можно успеть сделать прицельный выстрел на удар…
Но Арагорн не успел выстрелить.
Над равниной раздалось:
Lamma anyára, súle antyelca — Valarómo linde
nalláma linduva, sacille valo ruxeva — ambaro óma.
Волки взвыли так, будто все разом напоролись грудью на колья, их бег был сбит и смят.
А голос продолжал греметь:
I alcar harnar raucar lumbulesse — mahtale valava
I róma ráca lumbele, caure harna cotumo — Valaróma.
И казалось – в эхе действительно звучит Валарома, рог Владыки Оромэ, и как в предвечные времена содрогался на троне Враг, заслыша его, так сейчас корчатся волколаки, захлебываются рычанием, до пены, до хрипоты уже, песнь язвит их, жалит острее железа и стали, как песнь может быть оружием, как она может поражать тела, и почему же Хэлгон никогда раньше не…
Нолдор пел, скальники подхватывали и перекатывали голос Заокраинного Запада, казалось, что откликаются и земля с зимними осыпавшимися кустами вереска, и серое небо в узорах черно-синих туч, и проблески ручьев и речушек, и это уже не Хэлгон поет, всё вокруг и есть песнь, а нолдор – он только… только пробудил эту силу:
A súle, mana i nalláma i rómo? — súle quéta "Voronwe".
A oroni, mana i nalláma i rómo? — oroni quétar "Verie".
A síri, mana i nalláma i rómo? — síri quétar "Orme".
A nandi, mana i nalláma i rómo? — nandi quétar "Vala".
Вала – это и есть Сила.
Волколаки внизу уже не хрипели. Они были неподвижны.
Они были мертвы.
– Ну, мертвы не волколаки, а их волчьи тела, – говорил Хэлгон, сидя у ручья, столь любезно не замерзшего, несмотря на холод. Рубаха нолдора была мокра от ледяной воды, которую эльф только что черпал пригоршнями, не замечая, как проливает. – Убить волколака… я сомневаюсь, что это вообще возможно.
– Но ведь им теперь понадобятся новые тела?! – сиял Арагорн.
– Это да… – довольно улыбнулся нолдор. – Не знаю, способны ли они сами, без помощи Моргула ими овладеть… но даже если – они не скоро смогут это сделать.
– А почему ты раньше никогда?..
– Против орка или варга обычным оружием проще. Быстрее и надежнее. Тут же отвлекаться нельзя… чуть ослабла песнь – и всё, ты смят.
– А к Силе Оромэ может воззвать только валинорский эльф?
– Вовсе нет. Ты тоже можешь. Тебе так хочется попробовать? – Хэлгон посмотрел на вдохновенное лицо юноши.
Тот даже не смог выдохнуть «да»: дыхание перехватило. Только кивнул.
– Ладно. Попробую тебя этому научить. Только пойми одну важную вещь, – нолдор посерьезнел, и Арагорн следом: – Против волколака воззвать к Владыке – оружие. А против варга – помощь, но не более.
– Почему?
– Вспомни, как Саурон бежал, оставив свое волчье тело в зубах Хуана. Мне, конечно, до Хуана далеко. Но и они – не Саурон.
– А варги?
– Чем больше в варге волчьего, тем больше для него всё это – просто песенка. Те варги, чьи тела исчезают… их ты этим уязвишь, но не убьешь.
Хэлгон наклонился к ручью, ополоснул лицо полной пригоршней, заливая и без того мокрую рубаху.
– Арагорн, у тебя получится, я вижу. Волколаки вряд ли еще хоть раз сунутся в Арнор, но варги… если вот так, на равнине, деревьев нет… это может спасти тебе жизнь, да.
Над ними вдруг стал кружить ворон.
Арагорн вскинулся. Странный какой-то ворон. Зачем ему двое живых, если совсем недалеко лежит падаль?
Хэлгон тоже внимательно смотрел на птицу.
Ворон сел на камень и – юноша был готов поклясться в этом! – поклонился эльфу.
И прокаркал нечто, очень похожее на речь, только вот ты языка не знаешь.
Зато, кажется, этот язык отлично знал нолдор. Потому что он тоже закаркал – приветливо и обрадованно, ворон ему ответил, а Хэлгон ему что-то приказал, птиц ответил «Будет сделано!» (Арагорн это понял так ясно, как если б сам разумел вороний язык), потом ворон запрыгал по камню, взлетая, взмыл в небеса и во всю мощь черных крыльев помчался на северо-восток.
– Я глупец! – счастливо выдохнул нолдор. – Я безнадежный, беспамятный, слепой глупец!!
И лицо его сияло.
Юноша был готов согласиться с этим более чем внезапным утверждением – раз Хэлгон так ликует, раз в эту черное зиму произошло что-то настолько прекрасное, то, конечно, эльф прав, что бы он ни сказал!