Молнии блеск, костей треск, скок яр сквозь сеть чар, с пути не спастись, сражен, смят…
Волчий взгляд.
Что?
Вожак.
Лаэр, достань его! да что ж ты мажешь…
Что-то рыкнул своим, будто приказал.
…он давно выслеживал этого двуногого.
Волк навек запомнит запах того, кто разорил его логово, запомнит, найдет когда-нибудь – и убьет.
Варг запомнит не только запах. Этот двуногий умел шевелить землю, так что она огнем жглась потом. Там, где он сражался, варги теряли силу – и обходили эти места, как выжженные пустоши. А если их туда всё-таки загоняли…
Таких двуногих было двое. Но один был совсем страшный, хуже лесного пожара. Даже глупый волк знает, что делать, если лесной пожар. Удирать.
А он был Вожак Варгов, а не глупый волк. Он выследил второго, который слабее.
Второй жжется, словно не слова мечет, а огненные стрелы. Стрелами было б не так больно.
Терпеть!
Больно, но тер-ррр-рпеть!
Он ослабнет, этот Второй. Он не сможет долго жечься.
Корень Зла – в страхе. В страхе жертвы, ярящем охотника. Страх жертвы – вкуснее ее крови.
Кто упивается страхом – пропитан им.
Кто упивается страхом – падет его жертвой сам.
Кто наслаждается чужой слабостью – боится встретить сильнейшего.
Кто наслаждается чужим бессилием – больше смерти боится бессилия собственного.
Вой от страха, волк. Вой, скули как щенок – ты слышишь силу Того, кому вы добыча.
Воют.
Кто-то метнулся в темноту, прочь.
Еще подстрелил Лаэр.
Стреляй!
Беснуются, боятся огня – и жаждут напасть, ревут, скулят, взвывают от Силы, язвящей их, в ярости метнутся вперед… молодчина, Лаэр, больше не мажешь, жаль вот, что мало стрел.
Да что же они никак не убегут, ведь давно пора, ведь волки и от меньшего удирали, поджав хвосты…
Вожак стоит. Рявкает, почти разбираешь слова.
Слова!
Это не волки. Это – варги.
Т-так.
Ну что ж, дважды умирал только Берен.
Да и вожак пока ругается, а с места не двинется. Еще посмотрим, кто из нас доживет до рассвета.
Ветер, где эхо Рога? – и ветер выдохнет «Верность».
Горы, где эхо Рога? – и горы грянут «Стойкость».
Реки, где эхо Рога? – и реки ответят «Упорство».
Скалы, где эхо Рога? – и скалы скажут мне «Ярость».
Долины, где эхо Рога? – долины промолвят «Сила».
Разорвать! Разорвать в клочья и выпить кровь!
Варги, те, кто еще не удрал и не был сражен стрелами, рычали до пены бешенства.
К холму не подойти.
Двуногих не разодрать.
Пока не разодрать!! они устанут! – рявкал на своем языке вожак.
Убить!
И когда один из волков, не выдержав боли, словно трава под его ногами превратилась в тысячи игл, рванул прочь – на него набросились свои же, вцепившись в горло, шею, ноги, они драли уже мертвое тело, глуша яростью боль, глуша страх ненавистью, и уже неважно к кому.
Арагорн замер: он никогда не видел расправы варгов над своим же…
…а те, в кровавом бешенстве и жажде новой жертвы, перемахнув через боль как через огонь, перемахнув через страх гибели и жажду жить, перемахнув через ужас перед Древней Силой, – только ненависть, сжатая как стальная пружина и распрямившаяся серыми молниями, – они метнулись вперед, и Вожак теперь был впереди, это была его добыча, и он бы порвал в клочья каждого, кто осмелился посягнуть на нее.
Арагорн и Лаэр успели кивнуть друг другу, встать спина к спине… не было времени понять, что – не спасет, не было времени понять, что – всё, вспомнить жизнь… было несколько ударов сердца, пока огромный варг мчится вверх по склону, ты можешь только обнажить меч и все силы своей оборванной жизни вложить в удар, которым встретишь его.
Последний удар.
Может быть, успеешь выдернуть меч и разрубишь пополам второго.
Разменять свою жизнь на две.
Но налетевшая стая свалит тебя.
С рассветом Дорон, как и было приказано, пойдет к холму, где оставил командира.
Затрубит в рог, зовя остальных. Ранены, нет – неважно. Все сюда.
Снимут кольцо Барахира с того, что осталось от рук вождя.
Заберут мечи, кинжалы… то, что можно унести.
Похоронят то, что осталось после волков.
Снимут шкуру с огромного варга, убитого на холме.
Чтобы отдать Арагласу вместе с мечом отца и кольцом Барахира, ставшим знаком вождя дунаданов.
…не знали, как сказать Хэлгону.
А потом стало ясно, что от нолдора нет вестей. Уже месяц как.
Тоже погиб? Не верилось.
Узнал от зверей и птиц? или еще каким путем? просто почувствовал? наверное.
Иногда вороны сообщали о стае, а дунаданы потом находили волков мертвыми. Он? не он?
На войне некогда выяснять, где бродит обезумевший от горя нолдор.
Ясно одно: на Хэлгона рассчитывать больше нельзя и с птичьего языка он переводить тоже не будет.
Еще одна потеря.
Что ж, будем воевать теми силами, что у нас есть.
Так будет не один и не два десятка лет, пока приказ Арагласа не вернет Хэлгона из небытия.
Но этой истории быть рассказанной не здесь и не сейчас.
ТЕНЬ
СВЕТЛОГО
Падение Амон-Сул
Скачку Хэлгон помнил – урывками, приходя в сознание и снова проваливаясь во тьму. Потом он очнулся в какой-то душной комнате, где пахло кровью, гноем, потом и прочими запахами еще живых людей. Раненые лежали только что ни друг на друге. Между ними двигались женщины, пытаясь что-то сделать. Хотя бы облегчить боль умирающих.
Хэлгон откинулся на солому. Голова болела так, будто прямо в нее ударил ангмарский таран.
– Ты железный, что ли? – услышал он хриплый голос Дорона. – Другой бы на месте кончился, а ты уже глаза открываешь.
Нолдор ответил невнятным стоном. Впрочем, смысл его вопроса мечник понял без всякого осанвэ.
– Что случилось, что случилось… Башня рухнула, вот что. И должна была от тебя остаться эльфячья лепешка. А ты вон живой и на жизнь еще жалуешься.
Да, это он помнил. Помнил волю назгула, ударившую сильнее всех таранов. Или то было заклятье? Башня, выдерживавшая удары камней из катапульт, не устояла. Камни полетели во все стороны, люди, орки, осажденные и нападавшие… Амон-Сул больше нет.
А король? Что с ним?
Пересохший язык не слушался. Спросить не получалось.
– Сестренка, – приподнялся на локте Дорон, – дай эльфу попить. А то помрет, обидно будет. Зря мы его раскапывали, что ли?
Хэлгон выздоравливал так быстро, что удивлял не только людей, но и сам себя. Страдать от ран не было времени: раз он жив, он должен… должен что-то делать. Помогать лекаркам, их всего несколько, а раненых десятки. Быть готовым взяться за меч – да, они сейчас в глуши Ветреного кряжа, да, их башню врагу найти будет трудно, да и кому нужна башня, набитая ранеными? – но если вдруг, то кто станет оборонять полуживых товарищей и этих женщин с посеревшими, лишенными возраста лицами?
Хэлгон почти физически ощущал, как гонит кровь по жилам, заставляя ткани срастаться… но это пока отнимало слишком много сил, и нолдор проваливался в забытье чаще, чем должен был.
Дни шли. В башне были припасы – пока были. Не было вестей. Арнорцы не знали, где они: на своей земле или уже на вражьей? Прорвана оборона у Тирн-Гортада или курганы еще держатся? И что с Форностом? Даже думать не хотелось, что он может пасть, но… но Амон-Сул рухнула, как крепость из песка.
Они ничего не знали. Их просто чудом смогли вывезти с поля битвы – и свалили сюда. Может быть, кто-то выживет.
С каждым днем в башне становилось просторнее. Женщины заворачивали очередной труп в плащ и молча выносили. Не хоронили – им не под силу выкопать могилы, да и живые – пока живые – требуют заботы. Сжечь трупы тоже нельзя – дым их выдаст. Поэтому они доносили мертвое тело до края глубокой расщелины и кидали вниз. Падальщики дрались из-за мяса, хотя его было много.
Те, кто уже мог вставать, прилаживали лук к бойнице и пытались стрелять по коршунам: не потому, что те дерут трупы былых товарищей, а просто слишком много птиц тоже приметно.
Надо было говорить о чем-нибудь. Думать о серьезном не было сил. Хэлгон, перевязывая Дорона, спросил:
– Так как вы меня вытащили? Камни растаскивали?
– Ну да, – отвечал воин.
– Подожди! Когда, как?! У вас не было времени! Как вы вообще узнали, что я жив?
– А призрак стоял… уй-ёё, морда эльфийская, ты можешь аккуратнее?!
– Терпи, здесь по-другому не могу. Что за призрак?
– Да призрак такой, ну, прозрачный… Его еще несколько наших увидели, он показал – мол, тут. Мы и бросились раскидыдать эти камни, а там ты – и живой, только помятый. Это уж потом меня подстрелили, когда отступал. А тогда мы так шустро тебя достали, я даже удивился. Вроде камни как камни, а мы их словно сено разбросали.
– Дорон, я не понимаю.
– А что понимать-то? Ты ж завопил тогда не своим голосом: бегите, бегите… ну и еще что-то на ненашем. Ругался, да? Это правильно, я тоже тогда орал такие слова, которых ты не знаешь. Ну, мы рванули – а тебя накрыло. Мы, уж извини на честном слове, и дальше б помчались, а только меня что толкнуло: обернись, мол. И так это, будто сам князь или лорд приказал. Я, Рутгер, Толог, еще кто… нас всех как по команде.
– Точно, – приподнял голову Толог, лежащий рядом. – Так и было. Словно приказали. Ну, а там он стоит.
– Кто – «он»?! Король-Чародей?
– Да при чем тут твой чародей! Он… ну, воин такой… на тебя похожий, ростом повыше только. Прозрачный. Зыркнул глазами на нас: раскопайте, мол. Мы и…
– Как он выглядел? – севшим голосом спросил Хэлгон.
– Да как все воины выглядят! В кольчуге… славная такая кольчуга, в обтяжку, словно из шерсти, а не из стали… эх, везет призракам на кольчуги, мне б такую – так ты б меня щас не пеленал как дитёнка!
– Дорон, пожалуйста: как – он – выглядел?
– Да никак! На копье опирался.