– Не на копье, а на лук, – возразил Толог. – Длинный лук…
– Копье, лук… не разглядел я! Нам было призрака рассматривать или тебя спасать?!
Хэлгон почти с мольбой посмотрел на него:
– Что-нибудь еще? Он был в шлеме? Нет?
– А вот кстати нет, – задумчиво произнес Дорон, припоминая. – О, я ж говорю: на тебя похож! Грива как твоя, только длиннее.
– Какого цвета?
– Хэлгон, я тебя придушу! На нас ангмарцы лезли, там ты лежишь полудохлый, а я должен волосы призраков разглядывать! Ну светлые они были, светлые, вроде твоих! Отстань уже.
– Светлее, – приподнялся на локте Толог. – И цветом как серебро.
– Да хоть как золото, тьфу! Эй, Хэлгон, ты чего? Поплохело? Водички дать? Знакомый твой, что ли?
– Да, – выдохнул нолдор. – Не надо.
– Чего «не надо»?
– Воды давать не надо. Сам возьму.
Переживать было некогда. Надо сидеть рядом с очередным этот-еще-может-выжить, облегчая его боль не лекарствами (которых почти нет), а просто держать за руку, переливая силы. Двоих уже так вытащил, это третий.
Тех, кто уже может ходить, отправил размяться – за ацеласом. Еще у нескольких раны перестали воспаляться.
Коршунов за окном всё меньше… самое вкусное они съели, и что-то всё меньше башня подкармливает этих милых птичек.
Хэлгон, как самый живой, оказался за старшего. На него смотрели с вопросом, ожидая распоряжений. Он и пользовался этим, говоря «Выберешься. Ты должен выбраться» самым твердым тоном, на какой был способен.
Помогало.
Однажды он пошел за водой, под ноги подвернулся камень, и нолдор не удержался. Он упал на тропу. Надо было встать, принести воду, его ждали, и нечего тут лежать, им, в башне, тяжелее чем ему, надо встать, но ноги не свои и голова гудит, и как было бы хорошо вот прямо сейчас умереть, легко и спокойно, и никуда не надо идти, не нужно бороться с болью, а было бы всё тихо…
«Мой лорд… если ты здесь, если ты спас мне жизнь – помоги! Пожалуйста! Я сейчас встану и пойду, только… скажи что-нибудь. Ведь ты же здесь».
Тишина.
И никаких призраков в кольчуге.
Перевалился на бок. Сел на колени. Встал, опираясь о камень. Пошел.
Ночью Хэлгон не мог заснуть. Обычно приказывал себе спать и сознание подчинялось, а тут – никак. Нахлынули совсем мальчишачьи мечты: что было бы, если бы лорд отозвался. А было бы хорошо… замечательно просто! – ведь он, Хэлгон, перестал бы быть старшим, какой он к балрогам старший, он рядовой и был им всегда, он не должен, не хочет, не умеет принимать решения за всех, он только исполнял приказ, а тут рядом будет он, он прикажет всё как надо, они выберутся, выживут, он поможет, ведь он умеет исцелять, он вытаскивал их после Нан-Дунгортеба из такого, по сравнению с чем эти раны – царапины, он бы помог, он бы вылечил, он бы… бы…
«Мой лорд, приди! Я не для себя прошу. Ты нужен им… нам. Арнору. Ты можешь нам помочь!..»
Ночь. Хриплое дыхание товарищей. Иные стонут.
Утром обнаружили, что Дорон умер. Вроде рана и не была особо тяжелой, но стрела – отравлена. Промыли было, прижгли… видно, плохо прижгли. А он терпел, не подавал виду. Вот и.
Хэлгон и Толог выкопали подобие могилы, положили тело, засыпали камнями. Всё-таки не коршунам.
Нолдор привалился к скале и спросил, не заботясь о том, что говорит вслух:
– Не придешь? Они – всего лишь люди, это ничего не значит? Но они – мои люди, понимаешь, мои!
Холодом дыхнуло в лицо:
«Ночью поговорим».
– Мой лорд? Ты здесь?! Ты?
Толог сумрачно посмотрел на друга: бредит, бедняга.
Спать было непривычно просторно. То есть Хэлгон не спал, но просторно всё равно. Раньше справа лежал Дорон. Кстати, с ним было теплее. Слева тихо спит Толог. Так тихо, что начинаешь бояться, как бы он тоже не. Так и хочется пощупать и проверить, теплый ли.
Теплый. Живой.
«Мой лорд, ты обещал придти. Не играй в прятки. Покажись».
Призрак воина в кольчуге (мифриловая, тончайшая, подарок Карантира) сгустился посреди комнаты. Келегорм аккуратно обошел спящих, подошел к Хэлгону, сел на место мертвого Дорона.
Один мертвый – на месте другого мертвого.
«Ну здравствуй».
Хэлгон смотрел на него и молчал. Мысли разбежались. Слова тем более.
Сидит. Смотрит на него. Весь – как при жизни. Только глаза печальные. Раньше они печальными не были. Гневными – да, злыми – да, азартными, если за добычей гнаться, даже веселыми бывали иногда. Но не такими.
Что там, лорд? После смерти?
Келегорм мрачно усмехнулся.
Мне так не хватало тебя эти века…
«Я знаю».
Ты был рядом?
«Нет. Только иногда. Я стараюсь держаться подальше от живых, Хэлгон, и от тебя – особенно».
Но ты спас мне жизнь!
Келегорм смеется в ответ – зло, очень похоже на себя прежнего.
«Жизнь?! Хэлгон, неужели ты действительно думаешь, что я бы стал показываться вам всем ради твоей жизни?! Умер бы – ушел в Мандос, тебе не привыкать. Или со мной остался. Вдвоем веселее».
Но ведь ты спас…
«Ясно. Ты сильнее ударился головой, чем я ожидал. Хорошо, объясню. Хэлгон, говорят, ты встречался с Королем-Чародеем. Говорят еще, что он тебя легко обнаружил, хоть ты и прятался».
Да.
«Ну так подумай! Ты бы остался там, под камнями, живой. Он слышал тебя, он знал, что ты в Амон-Сул. Если б тебя не вытащили твои арнорцы, то…»
Хэлгон охнул.
«Жизнь я ему спас! Попадись ты Королю-Чародею, ты бы молил о смерти…»
Спасибо, мой лорд. Я…
«Ты считаешь себя обязанным мне и готов отблагодарить любой службой?»
Да.
«Хорошо. Тогда в благодарность за твою сохраненную свободу никогда – не – зови – меня».
Что?
«Это приказ, просьба, твой долг мне – называй это как хочешь. Но ни разу больше не смей взывать ко мне!»
Но, мой лорд, ты так нужен нам сейчас!
«Проклятье, Хэлгон, с каких это пор тебе мало моего приказа!»
Мой лорд. Посмотри на них. Посмотри на этих людей. Они противостоят тому же врагу, против которого бились мы. Они изранены, но готовы сражаться дальше. Еще держится Форност… и, надеюсь, удержится Тирн-Гортад. Мы стоим на последних рубежах. Мой лорд, с нами такое уже было! Мы сдали Аглон, и ты помнишь, как нас отбросило к Амон Эреб. Нам неоткуда было ждать подкреплений. Нам никто не мог помочь. И во имя наших поражений, во имя нашей крови – помоги сейчас Арнору!
Келегорм медленно покачал головой.
«Хэлгон, я мертв».
Но ты можешь помочь советом!
«Вам нужен не советчик».
Ты незрим, ты можешь…
«Стать разведчиком? Хэлгон, пойдем на свежий воздух. Здесь, в духоте, ты совсем не способен думать».
Туманы смерти
Я мертв. Я отверг зов Мандоса и остался в Средиземье, я могу двигаться, видеть, размышлять и чувствовать, но это не делает меня ни на волос живее.
Быть мертвым больно. Как в тот миг, когда клинок Диора рассек мое тело и перерубил его связь с духом, так и сейчас огонь того удара остается во мне. И жжет… то, что от меня осталось. Первый же шаг к Мандосу – шаг прочь от этой боли. Но в Мандос я не пойду: нет, я не боюсь кары за совершенное, хотя на милосердие мне рассчитывать не придется – нет, просто из Темницы рано или поздно выходят. Выходят в Аман. И что мне там делать? Лучше уж терпеть этот огонь. Не такая и большая плата за возможность жить мертвым.
Вот как бывает: мертвым – жить.
Призрак может многое, для него нет стен, расстояний, голода. Призрак даже может сражаться – незримый мир полон неупокоенных духов. Орки, балроги, волколаки, еще кто-то. Их даже можно убить… оружие здесь бессильно, но голыми руками тоже неплохо.
То ли такая смерть после смерти совсем уничтожает, то ли отправляет в Мандос. Не знаю.
Так что жизнь у мертвых бывает бурной.
Только вот чем дальше, тем страшнее гложет нас всех одно и то же чувство: зависть. Бешеная зависть к тому, у кого есть руки, ноги, голова. У кого есть тело. И всё сильнее мы мечтаем об одном: взять его.
Мы голодны, вечно и безнадежно: мы жаждем плоти. Каждый воплощенный, кого мы видим, для нас – добыча.
Оркам проще: они дикой стаей бросаются на своих же собратьев, воплощаясь в их телах. Балрогам сложнее: им нужно тело получше.
А я? Неужели я ничем не отличаюсь от них? Неужели я однажды не выдержу и ради возможности снова двигаться, говорить, вести за собой – переступлю через эту, последнюю границу?
* * *
«Вот так-то, Хэлгон. Пойми, моим силам тоже есть предел. Каждый раз, когда я вижу крепкого воина, я невольно примеряю его тело на себя. Думаю, что бы я смог в таком обличье. Жажда завладеть этим телом скручивает меня. И я боюсь, что однажды не выдержу».
– Мой лорд, тогда, быть может, лучше уйти в Мандос?
«На новые муки, за которыми – ничто?»
– Но Аман – не «ничто».
«И именно поэтому ты здесь», – скривил губы.
Хэлгон не ответил, опустив голову.
Медленно светало. Небо серело, скалы становились четче. Слышался звон ручья.
«Я слышу, как я нужен тебе. Я знаю, что был бы очень полезен сейчас Арнору. Я многое мог бы для вас сделать. Дайте мне тело – я вызову Короля-Чародея на бой и..!»
Глаза Хэлгона невольно вспыхнули.
Келегорм мрачно усмехнулся:
«… и когда Намо спросит с меня за все мои деяния, то этот самый бой с Королем-Чародеем перевесит Дориат. Не смотри так мечтательно: он перевесит не в оправдание. Подумай, Хэлгон, откуда я возьму тело? Да, ты придешь к вашим бойцам – самым лучшим, самым сильным. Ты скажешь ‘для нашей победы мой лорд Келегорм нуждается’ и так далее. И эти арнорцы скажут ‘выбирай любого из нас’. Ну и что потом будет со мной за такое? Молчишь?»
Было холодно. На траве лежала седая роса – крупные капли, словно свинец.
«Только это будет не конец, Хэлгон. Я расправлюсь с Королем-Чародеем, Саурон пошлет еще кого-нибудь. А человеческое тело – смертно. Даже если не погибает в бою. И значит, я – ради блага Арнора! – возьму второе, третье… А потом мы с тобой признаем одну простую вещь, совсем простую, Хэлгон: человечьи тела слабоваты для меня – не слишком быстры, не слишком гибки. И мы поймем, мы оба поймем, что ради блага Арнора… ну, сообразил?!»