Келегорм усмехнулся – в точности, как при жизни.
«Значит, вот как? Те, кто исполнял приказы…»
– Я не знаю, – негромко перебил его Хэлгон. – Я не знаю ничего и ни о ком. Только о себе. Со мной Он и говорить не хотел.
«После Мандоса?»
– После Мандоса. Если бы не Хуан…
Брови Неистового дрогнули.
– …да, не вмешайся он, мы бы сейчас не разговаривали. Меня не отпустили бы сюда.
«А… Хуан? Что он?»
– Делал вид, что ничего не произошло. Вообще – ничего. Что светят Древа.
Келегорм молчал.
– Вот он – точно простил. Всё. И еще… по нему не скажешь, особенно когда он притворяется просто собакой, но… когда он увидел меня, он был так рад…
Келегорм молчал. Только сомкнутые губы чуть напряглись.
– Если ты когда-нибудь уйдешь в Мандос…
«Если я когда-нибудь выйду оттуда», – привычной усмешкой.
– Выйдешь. Я не знаю помыслов Владыки Судеб, но уверен: выйти оттуда тебе может помешать лишь одно: ты не захочешь войти. Но если – Хуан будет счастлив снова увидеть тебя.
«Может быть, – он снова щурился, глядя на восток, – Саурон позаботится о нашей встрече».
Дни и ночи различались мало. Если им приходилось песнью отбиваться (отпеваться, как не преминул заметить Хэлгон) днем, то потом становилось чуть светлее. Если ночью – то нет. Луна шла на убыль, нолдоры ни разу не видели ее сквозь тучи и морок.
Отпевшись, можно было немного отдохнуть. А потом снова. Даже лишившись рук, умертвия продолжали попытки выбраться. Их могло остановить только одно: уничтожение тела. И именно этого делать было нельзя.
Тьма и снова тьма. Даже Моргот не был способен на подобное. Или Морготу это было ненужно?
Что творится на юге?
«Битва еще идет, – отвечал Келегорм на безмолвный вопрос Хэлгона. – Незримый мир бурлит. Если Саурон победит, я услышу это».
– Гэндальф…
«Гэндальф мог ошибиться».
– Гэндальф погиб и вернулся. Он знает пределы риска.
«Хотел бы я так верить в него, как ты. Чья сила с ним? Манвэ?»
– Я не думал об этом.
«А мне теперь интересно. Если Король-Чародей, разрушая Амон-Сул, призвал, как я теперь понимаю, силу Моргота, если мы держимся силой Оромэ, то кем так силен Гэндальф?»
– Но он майа. Олорин.
Неистовый усмехается:
«Мальчишкой я бывал в Лориэне. ‘А это королева Мириэль, и цветы с нее рвать не надо’. Я видел Олорина. Гэндальф был им. Давно. Очень».
– Тебе виднее.
Они молчат. Именно сейчас им бы говорить и говорить, потому что завтра может уже всё кончиться. Но они молчат. Долго. Скоро опять полезут твари.
«Хэлгон, как ты думаешь: Король-Чародей и сила Саурона, я и сила Владыки – есть надежда?»
– Надежда на что? Уничтожить его и уцелеть?
«Уцелеть – вряд ли. Но – уничтожить?»
Хэлгону тотчас вспомнилось лицо Кирдана, когда он узнал о гибели корабля Тонлинда. Вспомнились слова о морозе и силе Моргота.
Былой дружинник понял, что не может сказать своему лорду правду.
Но отвечать было надо. Немедленно. И не дать ему заметить…
– Мой лорд… – уже почти забытое обращение отвлекло внимание Келегорма и давало драгоценные мгновения придумать убедительный ответ, – некогда Глорфиндэль произнес слова…
А если это правда?! Если пророчество – о нем?!
– … что не смертному мужу уничтожить Короля-Чародея.
«Твой златокудрый друг… – медленно произнес Келегорм, скрывая волнение, но глаза его засияли, – давно занимается провиденьем?»
– Это было лишь единожды, – Хэлгону отчаянно хотелось верить, что вот–именно–так–и–будет!
«И ему поверили?»
– Да. Все.
«‘Не смертному мужу’? Хотел бы я знать, известно ли Моргулу об этом?»
– Я не знаю.
«Сладкая мечта о поединке… А потом окажется, что Король-Чародей предупрежден, и на нас выйдут восемь остальных разом. – Он покачал головой. – С одним, с двумя мы, может быть, справимся. Но вряд ли больше. Ты поможешь мне тогда уйти в Мандос? Черное небытие или вечный плен у Саурона радуют куда меньше».
– Нет, – спокойно отвечал Хэлгон, – не помогу.
Это был не отказ, а что-то другое.
«Почему?»
– Здесь не нужна помощь. Достаточно усилия воли. И мига.
Бегом. К очередной гробнице. Ноги слушаются хуже обычного. Устал? Было бы с чего, это даже не битва. Беготня.
Сколько ночей не спал? Четыре? Пять? Столько выдержат и люди. Не пристало эльфу жаловаться на мелочи.
Бегом! Тело словно каменеет. Глупости. Всем известно: у эльфа тело подчинено духу. Вот и подчиняй.
Бегом. «Очень надеюсь, что посылаю вас скучать». Вот именно. Здесь невыносимо скучно. Бегай от гробнице к гробнице и руби то, что там никак недодохнет. Легкое и скучное занятие. Особенно для древнего нолдора, который смеялся в ответ на Пророчество Мандоса и которому нипочем было…
…в глазах темнеет. Да нет, это просто тьма вокруг. Просто самая обычная Тьма из Анг… тьфу, из Мордора. Саурон как Саурон, ничего нового.
Следом силы стали скованы из стали…
Откликнулось – оружие.
Кинжалы воителей Артедайна и Кардолана, выкованные тогда, еще до первой ангмарской войны… что ковал Хирион, что другие, кто сумел призвать силу Владыки, с тобой ли, без тебя… тогда казалось неразумным хоронить эти клинки с их павшими хозяевами, а сейчас – это же то подкрепление, о котором и не мечтал.
Под землей взвыли твари – музыка, слаще эльфийских арф. Кинжал не может сам язвить плоть умертвия, но судя по этому прекраснейшему, мелодичнейшему, отчаянному и пронзительному вою, это и не нужно.
Хорошие кинжалы мы тогда делали. Сказал бы нам какой-нибудь провидец, как они нам пригодятся сегодня. Это бы, конечно, ничего не изменило – но людям было бы приятно узнать, что спустя две тысячи лет…
…можно не бежать.
По крайней мере, пока.
Всё замерло. Застыл воздух – ни ветерка. Затихли твари под землей. Ни звука – ни в Явном, ни в Незримом мире.
Все ждут. Вслушиваются в то, что происходит на юге. Здешние схватки – не больше, чем детские забавы по сравнению. Кто победит там – тот победит и здесь.
Нолдоры забыли о тварях, умертвия – об эльфах. Холмы и гробницы, трава и небо – всё словно исчезло.
Остался только Незримый мир, и он вибрирует от силы Врага.
Тьма.
Ледяной порыв силы. Грохот рухнувших… чего?
Так уже было. Они оба это помнят. Так Моргул обрушил Амон-Сул.
Значит, кончено…
Осталось только погибнуть не зря.
«Хэлгон, а может быть, не пойдем в Мандос? Успеем скрыться в Незримом мире… будем бродить двумя призраками?»
Смеется. Это правильно. Пока до нас не добрались – будем смеяться.
– Я бы с радостью, но не могу. Боюсь…
«Боишься?»
– Боюсь, жена меня не поймет.
«М…»
И отвечать ему со всей возможной серьезностью. Пока у нас тихо.
– Она готова терпеть мое отсутствие, пока я сражаюсь. Но когда я погибну…
«Немедленно домой?»
– Безусловно.
«А если нет?»
– Мне страшно подумать. Прошлый раз она прошла через Лед, чтобы сказать мне, какой я негодяй. Что она сделает теперь, если я…
«Где ты нашел себе такой ужас в жены?»
– Не поверишь: на террасах Тириона. Арагорн ее, помнится, назвал…
«Подожди».
Голос воинского рога – вдалеке, едва слышно, так далеко, что и не слышно… словно эхом отразившись – нет, не от скал и стен Белого Города там, на юге, но от следов копыт Нахара, от силы Владыки, волной и лавиной звуков, в сотни рогов и гордой песне, человеческой песне, что сложена смертными и смертными поется, но в этих звуках – голос и мощь Валаромы, которого тысячи и десятки тысяч лет не слышали эти земли, голос Рога Владыки, что звучит сквозь все времена в сердцах доблестных и отважных, рассеивая мрак и ведя к победе.
Рассвет и южный ветер в клочья рвут вражий морок, равно истаивают и ужас слабых, и гордость обреченных. Холодная улыбка смертника сменяется живой радостью. «Не сегодня!»
Нет. Может быть – именно сегодня. Многие люди – наверняка сегодня. Но не в безысходной доблести поражения, а ради победы.
Сияет солнце. Поют рога роханцев.
Гремит над Средиземьем эхо Валаромы.
«Они же люди… простые смертные… как смогли они?»
– Арнорские кинжалы ковали тоже люди.
«Потомки Элроса. А это – обычные…»
– Перемени свое мнение об обычных людях, мой лорд. Они не хуже нас с тобой смогли призвать силу Владыки.
«Нас этому учили. Кто учил их? Кто еще здесь – из служивших Ему?»
– Говорят, их кони – потомки меарас.
«Потомки? Или валинорские духи, сменяющие тело за телом?»
– Я не был в Рохане.
Это было всё еще утро. Того же дня.
Другого мира.
Мира, где победа над Врагом, – возможна. Пока не достигнута, да, и рано радоваться. И всё же ее могут добыть не Валары, не помощь из-за Моря, а те, кто сражается здесь и сейчас.
Хотя, если вернуться на Холмы Мертвых, то никакой схватки здесь и сейчас не было.
Тишина.
В лесу пищит нахальная пичуга.
Умертвия затаились как мыши от голодного кота. Сила, что гнала их наружу, рассеялась, и как ни мало было разума у тварей, но он говорил, что эти огненные не тронут тебя, если ты будешь сидеть тихо-тихо.
Не обязательно быть живым, чтобы очень хотеть выжить.
Хэлгон почти не умел смотреть на дальние земли через Незримый мир, но рядом с Келегормом это было легко. Еще легче потому, что сила Оромэ, разбуженная гордой песней Рохана, была для этих двоих своей, родной, любимой с юности, мучительно утраченной некогда и сейчас обретаемой так, как они мечтали… еще в Свете Древ.
Мечты сбываются. Не сразу, но. Иногда надо сперва умереть, а потом снова выдернуть себя в жизнь – вопреки всему. Но ради осуществления мечты это мелочи.
И, честно сказать, чувство зависти. Они – сражаются там. Несут силу Владыки на острие своих копий. А ты – стоишь здесь. И смотришь. Большего не заслужил. Но хотя бы увидел.
Знакомый холод. Скоро узнавать