«Мы идем – или вы до темноты намерены вести беседы?» – осведомился Келегорм.
Хэлгону даже и повторять вслух не пришлось.
По глине шли медленно, держась за скалы. Для людей такая дорога была бы почти неодолима, эльфам проще, но ненамного.
Вниз тропа сделалась непроходимой, наверное, до самого истока Келебранта. По счастью, им надо было вверх. А буря не была обширной; впереди уже виднелись сухие скалы… дорога уже становится почти сухой… действительно – почти сухой.
Только вот эльфы по-прежнему идут так, словно у них под ногами вязкое мученье.
Келегорм подошел к Хэлгону.
«Скажи им: привал скоро. Там, где отряд эльфов смыло».
«Где это?»
«Через два поворота».
– Железный лорд велит передать, – бодро крикнул Хэлгон, как доводилось ему кричать на молодых следопытов, заставляя тех взять себя в руки, «низко опустить рогатую голову и идти вперед», как повторял светлой памяти Аранарт, – что привал скоро, через два поворота!
Отряд непроизвольно прибавил шагу.
«Гм, – сказал Келегорм, – вот как ты передаешь мои слова».
Хэлгон пожал плечами: ты сам понимаешь, почему я сказал не всё.
Неистовый усмехнулся: отчитывать Хэлгона за неповиновение можно было, как эту глину за вязкость. И с тем же результатом.
«А если я плох, – парировал встречным выпадом следопыт, – говори через любого из перворожденных. Они же тебя слышат».
«Это шутка, Хэлгон?»
«Шутка, Железный лорд».
Дорога заметно легче. Скоро поворот. Первый из двух.
«Итак, ты намерен звать меня по-синдарски?»
«Аранг – неплохое имя, нет? И тебе оно нравится, сколь я вижу?»
Келегорм качнул головой:
«Я не против. А им так явно проще. И тебе».
«И тебе», – эхом отозвался Хэлгон.
Под ногами уже только камень. То есть и глина там тоже, но она затвердела крепче любого кремня.
«Нравится? – прищурился Неистовый. – Много меня судьба за последние месяцы спрашивала, что мне нравится?»
Следопыт покачал головой:
«Лукавишь, Аранг. Тебе нравится, что ты ведешь отряд синдар. Тебе нравится, что Келеборн теперь твой союзник. Тебе нравится, что ты договорился с Карадрасом. И новое имя тебе тоже нравится».
«…они что-то говорили про наглость. Про то, что она вместо доспехов некоторым нолдорам. Ты не расслышал подробностей, Хэлгон?»
«Про некоторых, Аранг? Нет. Мне показалось, они говорили о нолдорах вообще. Хотя… в том шуме действительно было трудно разобрать имена».
Хэлгон не знал, где смыло отряд эльфов, но что пришли на место привала – понял сразу же. Широкая площадка, плавно переходящая в лесистый склон, так и звала отдохнуть.
И ни один горец, если он, конечно, не самоубийца и не сошел с ума, не остановился бы здесь. Было слишком ясно: стоит пройти даже не грозе, а просто обычному дождю – и склон станет смертоносным водопадом.
Эльфы, которых настигла здесь гибель, явно не знали этого.
«Отдыхаем! – скомандовал Келегорм. – Весь вечер и всю ночь! Нам ничто не грозит».
Хэлгон повторил.
«Костры жгите смело. Весь сушняк, какой найдете, – наш! Обсыхаем».
Разбивка лагеря потребовала какого-то времени, но было еще светло, когда Келегорма плотным кольцом обступили перворожденные.
– Железный лорд, – заговорил Кархид от имени всех, – мы требуем рассказа. Как ты смог договориться с Карадрасом?
– Какие волшебные слова знают аглонцы? – не вытерпел Брондор.
«Всего лишь одно волшебное слово, – улыбнулся Неистовый. – Слово ‘Моргот’».
– А он здесь при чем?
«При том, что Карадрас ненавидит, когда кто-либо пытается вмешиваться в жизнь гор. Не знаю, как гномы именно здесь смогли создать величайшее из их королевств… видимо, власть нашего Хозяина не простирается так глубоко. Но рассказ о том, что Моргот творил с горами Белерианда, оказался донельзя своевременным».
– И нас пропустили потому, что ты – враг Моргота?
«Не-ет, – синдары не могли видеть довольную улыбку своего командира, но они слышали ее. – Нас пропустили потому, что мы идем спасать горы. Небольшие, да. Но от мерзких существ, которые подчинили Тирн-Гортад себе. От кучки маленьких Морготов, можно сказать».
Синдары молчали, несколько не готовые к такому повороту.
«Хэлгон!»
Тот подбежал.
«Ты помнишь наши старые песни о горах?»
– Ну, человек бы сказал «я их тыщу лет не пел»; я их не пел гораздо дольше, но…
«Так вспомни. И я вспомню. А вы, – он обвел синдар глазами, – подыграете».
– Железный лорд, арфа после этой бури не…
«А я не спрашиваю, как арфам после бури. И потом, они же были завернуты в кожу, значит, ничего страшного. Нашему Хозяину будет приятно услышать древние песни про горы. Так что мы с Хэлгоном споем, вы – будете играть».
Он веско замолчал: кто-то хочет возразить?
Молчаливый вздох был ответом: попробуй возрази ему, Железному. Это один Хэлгон и умеет… так ведь тоже – молчит. Песни вспоминает.
Склон расцвел огненными цветами. У каждого костра сидели по трое, много – по четверо. Луки, тетивы, арфы – всё это было высушено и готово в дело.
Пришло время песен.
Келегорм не пел столь же давно, сколь и Хэлгон, и теперь с явным удовольствием наверстывал упущенные века. Петь он и любил, и умел. Всё-таки брат Маглора… хотя, конечно, не сравнить.
Как не сравнить боевой клинок с брошью, сотворенной ювелиром.
Синдарам мир нолдорских песен был чужд, но все они ощущали внимание Хозяина, а значит – надо подыграть. Получалось… странно, трудно для синдар, непривычно для нолдор, но кто здесь спрашивает эльфов? Не для их удовольствия это пение.
Песен именно о горах у аглонцев оказалось не так уж много, и, когда они иссякли, командир решительно отправил всех отдыхать. «Да, Хэлгон, и ты тоже, и нечего смотреть на меня таким доблестным взглядом. Я призрак, мне сон не нужен. Я отлично посторожу, хотя тут и сторожить незачем».
Лагерь уснул.
Неистовый вытянулся на земле у одного из костров и, глядя в звездное небо, проговорил:
– «Если он станет не требовать, но просить, то получит то, что просит». Интересно, почему за столько веков Митрандир не преподал эту мудрость Келеборну?
К счастью для Гэндальфа, сын Феанора не знал – и так никогда и не узнал – о попытке самого мага преодолеть перевал Карадраса.
Два следующих дня пути были ничем не примечательны. Обычная горная дорога. На привале пели снова, со второго раза получилось лучше – синдарам уже было известно то, что аглонцы именовали гордым словом «мелодия», и музыканты смогли и украсить, и обогатить ее так, что это не мешало скупым словам, но лишь подчеркивало их мужество и силу.
Взгляд Карадраса, который по-прежнему ощущали все, остался не менее пристальным, но изрядно потеплел.
На границе мира камня и леса Келегорм остановил отряд, обернулся и низко поклонился.
Остальные последовали его примеру.
Несколько дней пути на юг, мимо того, что осталось от Врат Мории, к верховьям Гландуина. Переправа оказалась более чем легкой, несмотря на уже рассерженную по осени реку: на том берегу нашелся подходящий одинокий валун, на этом – дерево, и знаменитая лориэнская веревка стала мостом, сократив эльфам путь по меньшей мере на день.
На запад шли ночами, тайно. Келегорм не взялся бы ответить, от кого он прячет отряд, но был решительно настроен пройти так, чтобы о них не узнал ни человек, ни… нечеловек, буде тут таковой появится. Враг уничтожен, и назгулов больше нет, но если бы они были единственной недоброй силой в Эндорэ, этот отряд не пришлось бы собирать.
Хэлгон пару раз просился вперед – разведать, но Железный лорд не удостаивал его даже словом отказа: безмолвное движение нахмуренных бровей – и исчезал проверить дорогу сам. Следопыт молча злился, но не спорил.
Через четыре дня вышли к Тарбаду.
Или, точнее сказать, в болота Лебедяни.
Келегорм был неприступнее Стен Мории: через мост они пройдут только дождливой ночью. Только тогда, когда он будет твердо уверен: их не заметит никто. Да, он не сомневается в том, что лориэнские плащи сделают незаметным любого… любого, кто неподвижен. Да, Хэлгон, твое умение становиться почти невидимым известно всем. Но скоро полнолуние, и если мы прямо посреди моста столкнемся с кем не надо… именно ты, Хэлгон, и должен помнить, что нам не нравились путники на тракте к югу от наших холмов. А этот мост – их дорога. Поэтому: встать лагерем на болотах, костры не разводить, арфы не расчехлять, ждать дождя.
До сего дня Хэлгон полагал, что умеет выжидать. Что способен сидеть на месте неделями и месяцами.
Два дня в болотах Лебедяни внятно объяснили лучшему из разведчиков Арнора, что подолгу наблюдать за врагом и просто ждать – не только ни одно и то же, нет. Это полные противоположности.
От тоски безделья хотелось взвыть. Полная луна для этого подходила как нельзя лучше. Она отражалась в антрацитово-черной воде, блистая и ослепляя своим блеском.
Дождь? Какой дождь? Ни облачка. Звезды во всем октябрьском великолепии.
Хэлгон узнал много нового за эти дни. Например, что эльф способен люто возненавидеть звезды.
Хотя они уж точно не виноваты.
Забот по лагерю не было, и следопыт не мог занять себя даже иллюзией деятельности.
Синдары, напротив, были совершенно спокойны. Они сидели группами, тихо разговаривали и не возражали, если нолдор подсаживался к ним.
Хэлгон честно пытался вслушаться в их разговор. Он понимал: они поступают правильно, он – нет. Надо присоединяться к их беседе. Хотя бы слушателем.
Увы: ставший почти родным за многие тысячи лет синдарин был сейчас для него непонятнее кхуздула или любого из наречий Востока. Следопыт слышал слова, но не понимал их смысла.
На третий день он отправился искать Келегорма.
Лорд бродил по болотам в одиночестве. В лагере он сейчас не нужен, это понятно любому. Одного взгляда на небо достаточно.
«О Манвэ, ну за что?! Что мы сделали дурного – сейчас?!»
Болота жили своей жизнью и были, в отличие от эльфов, очень заняты: лебеди спускали птенцов на воду. Иные самки всё еще плавали, уподобясь кораблю, с серыми пушистыми комочками на спине – и если лебедь поднимала крыло, то забавно было смотреть, как малыши копошатся под ним. Но в большинстве маленькие лебеди уже плыли рядом с матерью – еще лишенные ее грации, но пока сохранившие очарование детства. Когда же подплывал отец, величественно приподняв крылья, чуть согнув высокую шею, – то этой царственной парой нельзя было не залюбоваться. А пушисто-серые принцы и принцессы вокруг добавляли к восхищению улыбку.