Солнце? Почти в зените. Можно перевести дыхание.
«Мой лорд, мы готовы».
«Мы тоже».
Ждать солнца. Погожий прохладный октябрьский день.
Идеально для боя.
Пора.
Протиснуться в узкое отверстие лаза было несложно. Нолдор спрыгнул на пол древней гробницы – когда пещеру превращали в склеп, ее, похоже расширили и отчасти обтесали стены. Можно встать во весь рост.
Холодно и сыро. Не тем холодом, что бывает зимой, но вековечной стылостью, безнадежной и затхлой, безысходной, беспросветной…
Хэлгон, обнажив меч, пошел туда, где было средоточие этой тоски. Полная темнота ему не мешала – отчаянье выдавало тварь. А потом – страх. Нежить поняла, зачем здесь этот злобный эльф с горящими глазами, взвыла… недолго.
Это даже не был бой.
За убитой, но недобитой нежитью нолдор шагнул в Незримый мир.
Ему, привыкшему к тропам людей, эти пути были чужды, но – скольких охотников подранок приводил туда, куда сам стрелок не пошел бы ни за что.
Кархид, Брондор, Нимдин – они все были здесь, и Хэлгон сперва почувствовал, а не увидел их. Свет, идущий от них, был так ярок, что различить их черты нолдору не удавалось.
Белая молния прочертила дугу, раздался слабый вскрик – и словно ударило внезапно сильным ветром. Еще одной твари нет.
На миг стал виден Эредин. Тотчас исчез. Похоже, и он пришел вслед за своей жертвой.
Рининд вскинул лук: белая молния, порыв ветра.
Хэлгон понял, что управился раньше прочих, – то ли с гробницей повезло: мала, то ли настолько привык за эти месяцы к тоскливым чарам умертвий, что перестал замечать их. А большинство синдар задерживалось…
Келегорм хмурился.
Железный лорд стоял неподвижно, опираясь на лук. Хэлгон кивнул Нимдину, указал глазами на лорда и вопросительно посмотрел на синдара: почему не стреляет?
«Не хватило сил. Ему не добить тварь», – одними губами ответил перворожденный.
И вспомнилось:
«Почему ты не хочешь, чтобы мы их убили?»
«Я бы хотел этого, сын Феанора. Только ни у тебя, ни у Хэлгона не достанет на это сил».
Знал, догадывался…
Нимдин выстрелил в очередное умертвие, стрела пролетела рядом со щекой Хэлгона, и нолдор удивился, что не почувствовал колебания воздуха, не услышал свиста. Потом понял: в Незримом мире всего этого нет.
Он знал, что Нимдин сейчас более чем в лиге пути на юг, а Рининд, стреляющий опять, – на одном из самых южных холмов. Но здесь они были рядом. Как они смогли сжать это кольцо? Почему умертвие, лишенное тела, всегда появляется в центре этого круга? Нолдор не понимал этого и знал, что ему и не нужно понимать. Ему тропами Незримого мира не ходить.
Еще несколько тварей. Стрелы.
Еще. Кархид взмахивает мечом… хороший у него меч, хотя и странной формы, и заточка необычная… интересно, кто ковал такие мечи в Дориате? Про Эола слышали все, только вот если этот меч ковал Эол, то он, Хэлгон, сейчас в садах Ваны цветочки нюхает…
«У Диора был похожий», – касается его мысль Келегорма.
«Сколько еще?» – Хэлгон отнюдь не о мечах, и лорд отлично понимает его.
«Одно. Дуилин задерживается».
Дуилина оглушило вонью.
Синдар не думал, что запах норы нежити может быть настолько отвратителен. Он замер, пытаясь перебороть омерзение… так застывает человек, который ждал удара клинком, но получил горсть песка в глаза.
Тварь завыла. Это было не от страха, в этом мучительном, протяжном, терзающем слух вое можно было различить слова – что-то о черном холоде и черном льде, и лед медленно наползал, незримыми оковами обездвиживая руки и ноги, так что не шагнуть к твари, не поднять меча; Дуилин понимал, что совершает непоправимую ошибку, что должен убить нежить – и немедленно, иначе произойдет то, чего боялся Железный лорд, а он не из тех, кто боится, и всё же… если не можешь шагнуть – метни меч! И Дуилин метнул, со всей силой..! клинок упал, едва пролетев несколько шагов.
Келегорм и Кархид встретились взглядами. Беду они почувствовали разом, и что делать – понятно, Келегорм чуть кивнул, а это значит, что там, в Явном мире Кархид побежал помочь Дуилину, вот только бежать ему больше лиги по незнакомым холмам, а за это время…
…от волны ужаса на миг содрогнулись все сердца. Даже самые отважные. Даже самые спокойные.
Келегорм рванул стрелу из колчана, за ним синдары – ни словом, ни взглядом не понадобилось отдавать приказ стрелять по твари: пусть ее не убить, пока не уничтожена ее плоть, но хотя бы ослабить.
Пока прибежит Кархид.
Он выстрелил в тварь, и не он один – не меньше десятка белых стрел вонзилось в нее.
Тварь взвыла, рухнула, пытаясь выдрать древки, за которые было не ухватиться. Раны, пусть и незримые, были мучительны.
…только всё это уже не значило ничего.
Сила, которую она призвала, не имела никакого отношения к умертвиям. Твари пользовались этой силой, не понимая ни ее природы, ни ее подлинного могущества.
Волны ледяного ужаса шли по Явному и Незримому миру.
Сила Холодных камней.
Сила смерти.
Перворожденные невольно встали плечом к плечу, готовые ей ответить. Через мгновение раздастся их песнь…
…мгновения бывает достаточно. Мгновения, ради которого стоит жить. Или умирать. Или… неважно.
Они столкнутся – как черные скалы и белопенные волны. Как грозовые тучи и снежные вершины. Столкнутся – и погребут под собой селения на морском берегу и горных склонах, корабли на волнах и путников на горных тропах. Они не смогут уничтожить друг друга, но разрушат всё, что затронет их схватка.
Дуилина это просто расплющит, как валуном.
– Стойте!! – закричал Келегорм, вкладывая в этот крик всю властность, которая у него была при жизни, всю волю, которая у него была после смерти, всю ярость, которая была и которая будет… неважно. Остановить!
Произошло чудо: он успел. Они остановились.
И мертвый ринулся против Хлада Смерти.
Он знал, что ему не одолеть эту силу, но это было и ненужно, нужно – задержать и продержаться, пока Кархид добежит…
Он просто открылся ей.
Гордость. Выше самых могучих горных пиков и сияющая ярче их снегов. Сознание того, что ты – много больше, чем человек. Не страх смерти, нет – просто срок жизни людей слишком короток, чтобы ты успел воплотить всё, что хочешь, достичь всего, к чему стремишься. Не убежать от смерти, нет – а взять жизнь за горло, поставить ее на колени и сказать «Ты моя!»
Больше всего на свете любить Жизнь!
Больше всего на свете любить жизнь… и дать ее людям. Лучшим из людей. Келебримбор, я понимаю, почему ты помогал делать эти Кольца…
Не признавать над собой ни чьих законов. Преступление против воли Эру? Что ж! Пусть поразит нас, если он всемогущ. Ударит молнией, расколет твердь под ногами… что там еще? Не спешит? Нас ждет кара в грядущем? Вот и отлично, а пока у нас есть Настоящее. Не первый век. Не первую тысячу лет. Мы свершили многое и свершим еще больше.
Н-да, и «деяния наши войдут в песни». Войдут, и не раз войдут…
Нас называют Рабами Кольца? Глупцы, судящие других по своим трусливым душонкам. Им никогда не понять истинной преданности. Не понять безмерной благодарности и восторга перед тем, кто настолько искусен, что помог нам выбраться из оков серой обыденности и паутины смерти. Не понять, что подчиняют лишь слабого, а сильный способен сам вложить свою судьбу в сильнейшие из рук и сказать…
… «мы – стрелы в твоем колчане», как это говорил Хэлгон. И как мы повторяли Клятву, ни на миг не задумавшись о смысле ее слов.
И в этом – наша свобода! Свобода тех, кто истинно силен и сокрушит всё, что встанет на нашем пути. Свобода подлинных хозяев этого мира.
А есть другая свобода. Свобода сказать «нет» – только не Валарам, не Эру, не устоям мира. Сказать «нет» – себе.
Есть запреты, через которые я не переступлю.
Не потому, что проклянут или покарают. Не потому, что боюсь расплаты. Я сам себе судья и сам себе противник.
И я говорю себе – нет.
Не пить силы из этого мира. Не подчинять его себе, побеждая тех, кто заведомо слабее. Велика доблесть – одолеть толпу слабых! Не хватит смелости выйти на бой с достойным противником – с самим собой?!
Дуилин медленно отполз в сторону. В нескольких шагах корчилась нежить, но не было сил поднять меч и нанести удар.
Ужас отступил, но холод заставлял тело цепенеть и сознание – гаснуть.
Синдар всеми силами сопротивлялся этому, но даже на то, чтобы не сомкнулись веки, у него сейчас уходило больше сил, чем на что-либо в многовековой жизни. И всё же он заставлял глаза смотреть.
И увидел призрак… Аранга? Нет, никаких вежливых новых прозвищ – сейчас это был Келегорм.
Именно таким он и представал в рассказах уцелевших в Дориате. Жуткий, могучий и непомерно гордый.
Только холод стал слабее. А потом – еще. Стало возможно пошевелиться, согреть себя своим теплом. Хотя бы немного.
Скулила раненая тварь.
Холод отпускал и разум, и Дуилин понимал, что к нему спешат на помощь, что очень скоро эта нежить будет убита – насовсем, а его вытащат, надо просто держаться и ждать, а Келегорм нестрашный… то есть, он очень страшный, но – для врага, кем бы… чем бы он? оно? ни было, надо держаться взглядом за Железного лорда, как на Карадрасе держался за скалы, потому что всё снова обойдется, придут и спасут, всё кончится хорошо, иначе и быть не может, и уже совсем, ну почти совсем не холодно.
Как серебряный луч, ворвался в пещеру Кархид, взмахнул мечом…
…незримый удар был таков, что с потолка посыпались камни, а через несколько мгновений в глубине что-то обвалилось. Сила смерти, которая шла через тварь, исчезла.
Прахом рассыпалась нежить.
Исчез и призрак нолдора.
Перворожденный подхватил Дуилина на руки и, пригибаясь, поспешил к выходу так быстро, как только позволял узкий проход.
Келегорм опирался на лук, сжимая его до белизны пальцев. И пусть даже в Незримом мире призрак виден не слишком, но – все воины понимают, какими становятся пальцы, когда они так сжаты.