ужем о чем-то очень важном… а потом она поймет, что я – единственный из ее родичей, кто способен придти к ней по зову мысли, мгновенно. Надеюсь, владыка Холмов Памяти будет не слишком занят делами своего обширного королевства», – он усмехнулся.
«Вот так. Она привыкнет, что в трудный час я – всегда рядом. И еще я буду откровенен… буду рассказывать ей о пережитом – не при жизни, а после смерти. Это страшно, поверь. Это гораздо страшнее всего, что ты знаешь. Я приучу твою девочку смотреть смерти в лицо. И когда смерть войдет в ее дом, Арвен встретит ее спокойно. Смерть мужа, детей… правнуков. Если она хоть немного похожа на тебя, она будет прекрасной ученицей. Я научу ее идти рядом со смертью. Даю слово».
– Брат. Спасибо.
Келегорм кивает. А потом негромко смеется:
«Спасибо? Нет, сестра, это я должен быть тебе благодарен! Понимаешь ли ты, какой подарок ты мне сейчас сделала?»
– О чем ты?
«О семье, Нервен. У меня был отец, братья, родичи – но у меня никогда не было семьи. Семью ведь держат не кровные узы, а – забота друг о друге. Потому-то семья обычно и начинается с брака. И теперь у меня есть она, моя племянница – и я должен позаботиться о ней. Сестренка, ты понимаешь, что ты сотворила своей просьбой?»
Она не находит слов.
«Вот почему я так хотел этого разговора… Просто поговорить, н-да! Проще некуда…»
– Чутьё охотника? – в ее глазах слезы, но она улыбается.
«Как в Нан-Дунгортебе, только без тела. И без чудищ, – привычной усмешкой. – Вытри слезы, сестренка. Всё хорошо. Теперь – всё – хорошо. У всех нас. Ты оставляешь свою девочку в надежных руках. Улыбнись. И уплывай с легким сердцем».
В Тирн-Гортаде были еще поздние сумерки. Странно это всё-таки: перемещаться по Явному миру призраком. Попасть из темной ночи в ее же начало.
Хэлгон сидел у эльфийского огня, сосредоточенно начищая древний клинок. Почувствовав присутствие Келегорма, поднял голову, спросил одним взглядом: удачно?
Тот медленно кивнул в ответ.
Следопыт вернулся к работе. Захочет Аранг рассказать – расскажет. А хочет говорить с ветром и звездами – так он, Хэлгон, мешать не станет.
Эти три года хорошо научили его молчать вдвоем.
Сильно заполночь Келегорм присел у костра.
«Мне Келеборн подарок сделал».
Хэлгон ответил взглядом, лишенным и тени радости:
– И куда же за ним идти?
«Никуда, – улыбнулся Железный лорд. – Келеборн мудр: он дарит призраку то, что призрак может унести с собой».
– И?
«Новое имя нашим местам. Холмы Памяти».
Хэлгон встал, Келегорм тоже. И арнорец медленно произнес, почти так же пробуя это слово, как совсем недавно это делал бывший владыка Лориэна:
– Холмы Памяти…
Ветер коснулся лица. Волною пошли травы – словно грудь спящего исполина тяжело вздохнула. Словно земля откликнулась новому имени.
«Холмы Памяти», – повторил Келегорм.
…небо стало сереть, когда он закончил рассказ.
«Говорят, Арвен похожа на Лучиэнь?»
– Говорят, – пожал плечами Хэлгон.
«И тоже вышла замуж за адана».
– Не за адана, – нахмурился следопыт. – За дунадана.
Келегорм посмотрел на него с вопросом.
– Они же все до одного потомки Элроса. На аданов похожи, как орел на петуха. Другой возраст. Другие силы. Другие мысли. Да что мне объяснять: ты сам помнишь, как Хальбарад едва не заговорил с тобой напрямую при вашей первой встрече.
«При нашей единственной встрече», – жестко поправил Келегорм.
– Всё еще не можешь смириться с его смертью?
«А ты уже забыл о ей?»
– О смерти – пожалуй, да. Но я помню Хальбарада – и этого, и его прадеда, и самого первого из них – сына Сильмариэнь. Какой следопыт был! Потомок был хорош, но первый, внук Арагласа… – он прикрыл глаза, на несколько мгновений уйдя в прошлое.
Келегорм хмурился и ждал.
– Ты привыкнешь, Аранг. Это больно, я помню, как это страшно больно: терять первых. Но потом ты привыкнешь. Век, может быть два. Ты же быстро учишься.
Неистовый усмехнулся. Хэлгон не обратил внимания.
– Ты просто помни: они все уйдут. Рано или… совсем рано. Здесь нет дружбы на века. На век – если повезет. А потом ты лишишься этого друга. Навсегда. Сколь бы многое вас ни связывало. Ты просто помни об этом – и старайся не впускать дунаданов в свое сердце. Совсем не впускать не получится, но ты всё-таки старайся. Потому что когда он умрет – часть тебя умрет с ним. За тысячу лет привыкнешь и к этому, но…
«К такому можно привыкнуть?»
– Нужно, – пожал плечами следопыт. – Иначе ты здесь не выживешь. Даже мертвым.
Келегорм покачал головой:
«Тебе нужно говорить с Арвен, не мне».
– Не меня просили об этом. Вы с нею в одно время вступили на этот путь. Вы родичи. Вам и идти вместе. А я помогу, если что.
Становилось сыро и зябко. Хэлгон спустился вниз, принес котелок, повесил над огнем, где готовил себе еду. Двигался он небрежно и, пожалуй, даже шумно, перебивая этими утренними заботами серьезность ночного разговора.
Бросил горсть зерен в кипящую воду.
Келегорм не уходил (когда он нужен рядом – не дозовешься, а сейчас…), и разговор приходилось как-то продолжать.
– Встретишься с Арвен, потом расскажешь, насколько она похожа на Лучиэнь. Я же дочь Мелиан не видел.
«Я тоже».
Хэлгон уронил ложку, которой мешал еду.
Было видно, что Келегорм не шутит.
– Постой, но ведь всем известно, что ты в нее без памяти влюбился, посылал гонцов к Тинголу, требуя ее в жены…
«Кому – всем?»
– Да кому угодно! Всем дунаданам, всем в Ривенделле… не знаю, как в Линдоне, там я бывал мало, но думаю, что стараниями Гильдора... Сколько сказаний об этом!
«Интересные вещи о себе узнаёшь!» – Неистовый не ожидал сам от себя, что не разозлится, а лишь рассмеется.
Хэлгон с изрядной ловкостью достал ложку из кипящего варева. Следопыт молчал, но молчание его было требовательным и настойчивым.
«Ты же помнишь, каким я уезжал в Нарготронд. Ты веришь, что тогда я был способен в кого-то влюбиться?»
Хэлгон покачал головой.
«Жениться на ней я действительно хотел, и гонцов к Тинголу посылал, это правда. Рассчитывал через этот брак получить войско Дориата! – он негромко рассмеялся. – Ты представляешь, Хэлгон: меня тогда – и наших синдар?! Вместе?»
– Мне нравится, как ты говоришь «наших синдар», – улыбнулся вместо ответа тот.
«Мне тоже. Но – я тогда и рядом – Фаэнхиф, Кархид …. Можешь себе вообразить?!»
Следопыт покачал головой:
– Пламя и туман. Густой туман.
«Да, в таком тумане пламя скорее погаснет, чем осветит его. Союзниками нам было тогда не стать. Даже против Моргота. Хуан это понимал, но я в те дни уже не слышал его».
– И всё же, – тихо сказал Хэлгон, – именно это твое желание сбылось. Пусть не с войском и не против Моргота.
«А Гэндальф знает эти сказания? Там говорится, что я хотел получить войско?»
– При мне их старались не петь. Сам понимаешь, я не любитель слушать о нарготрондской усобице. Каждый раз думаю, что было бы, не оставь ты нас на Амон-Эребе.
Он снял котелок с огня и принялся есть, не дожидаясь, пока остынет.
Келегорм отвечал тихо:
«Скорее всего, всё было бы так же. Совершенно так же».
– Знаю, – ложка звякнула о край и ушла в варево. – И всё же думаешь: будь я там, то я бы…
«У тебя еда стынет».
Уже заметно светало. День обещал быть погожим.
«Лучиэнь… – задумчиво проговорил Неистовый. – Невысокая, хрупкая, черные волосы коротко обрезаны. Больше не вспомнить. Нет, Хэлгон, я тогда не засматривался на пробегавших девушек, будь они даже дочерьми короля и майэ. Я был слишком верен своей жене».
Хэлгон сперва не понял, потом спросил севшим голосом:
– Ты о Клятве?
Келегорм пожал плечами: о ком же еще.
«Или, вернее сказать, – нашей жене. Всех нас. Всех вас, вы не повторяли ее слова, но… Не Она ли разлучила тебя с Эльдин?»
Былой дружинник ответил негромко:
– Мы не женаты на Клятве были. Мы замужем за Ней были.
Неистовому показалось, что он ослышался.
Он пристально посмотрел на Хэлгона, безмолвно спрашивая: ты хотел сказать именно то, что я подумал?
Тот ответил спокойным взглядом. Вот то самое, что я и сказал.
«Ты шутишь слишком… по-адански!»
– Скажи мне, что я неправ.
«Не шути так больше».
– Не буду.
Рука судьбы перевернула клепсидру, но вода в ней стала капать не вниз, а вверх. Сколько времени осталось до отплытия? Месяц? Неполный?
Связь времен разорвется, время эльдар окончится…
Оба нолдора, разумеется, полагали «окончится, но не для нас». Вдохновленные планами, могли ли они думать иначе?
Еще днем меньше осталось.
Они не разговаривали, и отнюдь не резкие слова Хэлгона были тому причиной. Просто их время сейчас текло в разные стороны.
Для арнорца его мир становился короче еще на день. Будущий мир был, без сомнения, прекрасен… но чужд. Как чужд чистый и красивый дом, куда тебе предстоит переселиться, когда судьба лишила тебя своего.
Казалось бы – привык к утратам. Твердо знаешь – ничего вечного. Но навсегда сказать «прощай» Глорфиндэлю – готов ли?
Навсегда. Да, когда-нибудь и сам вернешься в Аман… только это будет не тот Хэлгон. Да и не тот Глорфиндэль, прощание с которым еще на день ближе.
Две тысячи лет видеть Элронда не мог. А как подумаешь, что приедешь в Ривенделл и его там нет, – пустота. Словно потерял что-то важное.
Новый Ривенделл… будут ли там жить близнецы? Или при Келеборне то, что не запустеет, – изменится?
Новый Имладрис. Новый Арнор. Новый Арагорн. Спустя две тысячи лет – начинать всё с начала. Хочется забраться в свои гробницы, как в нору. И не высовываться. Оставьте мне мое прошлое! Правильно Аранг придумал. Пусть новый мир сам приходит сюда, если ему нужно.
Еще днем меньше.
Если бы Келегорму сказали, сколько дней осталось до, он считал бы их в нетерпении. Его ждал новый мир – и жизнь почти с чистого листа. Новые родичи. Новые союзники. Только одно старое – мечты. Еще валинорских времен. Еще тех времен, когда отца гораздо больше волновала мастерская, а не беседы Мелькора или слова Финголфина.