Один раз опоздал – не опоздай во второй.
Прав был Арахаэль. Тысячу раз ты был прав, Мудрый Государь: чем больше простых повседневных дел, тем легче пережить утрату.
Пещеры, камни, дерн, раскисающая в дождь земля, мысли о Форносте и о Глиоре – всё это спасение.
Щит, за которым прячешься от беды.
Только не бывает вечных щитов.
Все пещеры закрыты. Кроме последней.
Снова войти.
Спит.
Поворачивался во сне: спит на боку.
Как может призрак спать?
И главное: когда и где он проснется?
Проснись в Мандосе, мой лорд. Ведь видишь же ты сны? Сон про Мандос будет хорошим, поверь мне.
…или пробуждение окажется уже за вратами Чертогов Намо? Выйдешь на Таниквэтиль, примешь благословение Манвэ и Варды, обретешь тело?
…или (мысль страшит, но неотвязна) твой путь уведет тебя за Врата Ночи? Ты так и не примешь покоя?
Как знать…
И остаются только эти, совсем-совсем человеческие слова:
– Спи, мой лорд. Никто из живущих не потревожит тебя.
Теперь – замуровать вход в пещеру.
Хэлгон знал, что на окраине Брыля есть кузница. Как же ей не быть на таком тракте?
И сейчас нолдор спешно шел туда.
Да, необходимо как можно скорее вернуться к дунаданам. И нужно дойти до Ривенделла, рассказать владыке Келеборну обо всём, передать ему слова Кирдана, – ведь это предупреждение и ему, пусть и не настолько тревожное.
Да, всё это не терпит отлагательств… но сначала – последний долг.
Поступить иначе он просто не может.
Хэлгон шел всю ночь и добрался к утру: кузнец раздувал горн.
– Добрая встреча.
– Добрая и тебе, – осторожно отвечал кузнец. Что принесло к нему в такую рань – да еще и эльфа? конь расковался? так не слышно его коня…
– Не найдется ли у тебя зубила и молота? – спросил нолдор. – Я верну.
– Если надо, то дам… – нахмурился мастер. Одно дело за кружкой пива рассказывать, как к тебе эльфа занесло, и совсем другое – явился и просит. – А зачем тебе?
– Камень на кургане поставить, – прямо сказал Хэлгон.
– Друг? – участливо спросил человек.
Нолдор кивнул.
– Н-да, два года прошло, а всё хороним и хороним… – вздохнул кузнец.
Ушел в недра кузни, скоро вернулся, неся инструменты.
– Сгодятся? Не тяжело тебе будет?
– Управлюсь, – отвечал эльф. – Благодарю.
Чуть поклонился и вышел.
– А болтали-то, болтали, что все эльфы за Море ушли, – выдохнул кузнец в никуда. – Что Дивный народ теперь не увидеть… Ага, вот больше слушай этих мохнолапых!
Вечером ему будет очень, очень о чем порассказать в трактире… но то вечер, а сейчас надо браться за дело: тракт становится всё оживленнее – и лошадей, потерявших подковы по дороге, всё больше.
Хэлгон вкатил на вершину холма небольшой камень.
Не будет заметным. Не для людской памяти, не для людских сказаний это надгробие. А просто потому, что нельзя его не поставить.
Чтобы высечь на камне Звезду Феанора, не нужно размечать рисунок. Он накрепко – и в сердце, и в руках. Ты просто видишь ее на этом валуне. Разве трудно обвести то, что видишь?
Резец непривычен: ты не камнерез. Когда возводили чертоги в Форменосе, когда строили Аглон, ты просто помогал мастерам. Такие, как ты, были нужны, необходимы: вы освобождали подлинных творцов от рутины, вы носили камни, выполняя сотни поручений, тотчас забывая о сделанном и готовые к новым.
А теперь… что ж, не нужно много искусства, чтобы глубоко прорезать линии Звезды. Твоих умений хватит.
Эхо Холмов Мертвых подхватывало звон резца. Но то были не голоса прошлого, не отзвуки грядущих судеб, нет – это было просто эхо от ударов молота по зубилу. Просто эхо под серым ноябрьским небом, и пожухла трава, и побурел папоротник – да, опять склоны холмов словно в запекшейся крови.
«А мы всё хороним и хороним».
Кровь запеклась, рана заживет, и тебе идти дальше. Но болеть ей до конца твоих дней. Уж точно: до конца твоих дней по эту сторону.
Из года в год, когда папоротник становится бурым. Как кровь.
Уйдешь ли ты в Мандос, мой лорд? а если уйдешь – сколько тебе там пробыть? Сколько веков тебе понадобится, чтобы пережить эту осень? прекрасное узорочье твоих рухнувших планов? Возможно ли смириться с этим?
Да, возможно. Мандос излечит.
Только напрасно мы говорили, что у Намо теперь тебе не задержаться, если пойдешь. Теперь – ты к нему надолго.
Если.
Звезда Феанора – восемь больших лучей и восемь малых – была глубоко врезана в камень.
Осталось самое последнее.
Как и два года назад, собрать много хвороста. Сложить костры. Но не по разным курганам, а все здесь. Вокруг Звезды.
Десять огней.
Эту часть ритуала он соблюдет, несмотря ни на что.
В ноябрьской ночи вспыхнул незамкнутый круг огней. Ветер смилостивился и смирился, не пытаясь их задуть. Впрочем, ты бы удержал огни и в дождь, и в бурю.
Ты молчал.
Молчал совсем – и в мыслях тоже. Пусть говорят о немеркнущей памяти эльфов, но сейчас ты забыл все песни Форменоса и Аглона, пламень Исхода и ярость Первой эпохи сейчас чужероднее орков. Эти песни не о твоем Аранге. Они теперь не для тебя.
Тебе нечего петь.
Ночь. Огни. Ветер.
И последнее прости.
Только под утро – гостем незваным, но желанным, словно павший Хальбарад пришел к тому, кто мог стать бы ему другом, – в тебе зазвучали эти слова:
…Спой мне, ветер, об ушедших – в тьме веков и в крови дня.
Странно провожать лорда нолдор аданской песней? А что не было странным за последние годы? Когда Кольцо Врага, страшнейшее из творений, вдруг дало твоему лорду прожить новую жизнь. Бывает ли, чтобы лихо настолько обернулось благом?
Бывает.
Спой, ведь в Пустошах опасно раздаваться прочим песням,
Спой про нас, живых и мертвых.
Таков твой Арнор. Могил в нем больше, чем живых, – и всё-таки вы живы. И ты пока жив.
Спой мне, ветер, про меня.
Оставив догорающие костры во власти сырой земли и холодного ветра, Хэлгон спустился с холма.
До кузницы добрался, когда начало смеркаться. Уже светились окошки в домах у Тракта, дымок над трубами, вкусные запахи.
– Кого несет на ночь глядя? – крикнул кузнец при виде темной фигуры.
– Я принес инструменты. Благодарю тебя.
– А. Это ты, – мастер отложил молот, сунул заготовку в горн: пусть пока погреется. – Всё сделал?
– Да, всё. Спасибо. Возьми, – Хэлгон протянул долото и молот.
– Угу, – кузнец принял их, чуть смутившись. Странное это, всё-таки, дело: с эльфом разговаривать. – Ты… издалека ведь? ну, камень же твой далеко? я к тому, что время позднее, ты бы отдохнул… у нас? а?
Вот он посмотрит на тебя лордом и скажет, что бессмертным отдых не нужен, и уж точно не в твоей лачуге…
Эльф грустно улыбнулся и сказал:
– Спасибо.
Уф…
А усталый он. Еще б не быть усталому, если друга схоронил. Тут хоть трижды бессмертный, а выдохнешься.
– Ты иди тогда в дом, а я скоро закончу и буду.
Хэлгон кивнул и вышел.
Подошел к дому, осторожно постучал.
– Открыто же! – раздался женский голос.
Эльф вошел, и на него выбежало русоволосое создание в том отчаянном для матерей возрасте, когда ножки уже крепкие, но сознание еще как у крохи.
– Пихёл? – осведомилось дитятко.
– Гость пришел, – ответил Хэлгон. Чуть поклонился хозяйке: – Твой муж пригласил меня.
Кузнечиха расцвела: любая засияет, когда ей кланяются. Да еще и такой гость!
– Ты тот самый эльф?!
Она засуетилась, усаживая его, Хэлгон с улыбкой принимал ее заботу. Он сразу дал палец малышке, слишком хорошо зная, что матери сейчас никак не до нее, а дитя этого не понимает.
Ясноглазое чудо радовалось тому, что с ней играют, хозяйка ринулась в свою взрослую игру, пытаясь превратить обычный ужин в праздничный, пришел кузнец, вымытый и гордый тем, какой гость у него за столом, он говорил, эльф отвечал, но думал при этом совсем, совсем о другом.
О своей семье.
Полтысячи лет назад сын женился. Есть у них с Ринлот вот такое сокровище? Или еще не заводили? Или наоборот – он опять опоздал, и не на один век?
Воспитывал чужих детей. А твоему сыну повезло, что вырос без отца… может, хотя бы внука заслужишь. Или внучку. Вот такую, только на Аллуина похожа будет.
Ради этого стоит вернуться.
…хватит слать письма. Ты же знаешь, что они тоскуют по тебе. Твоего сердца хватало на весь Арнор – найди в нем уголок на свою семью. Они это заслужили.
И, если повезет, тебя встретит дома маленькое живое чудо.
– Лёси… – лепетала девчушка, проводя пальцем по влажным дорожкам на щеках эльфа.
Да, слезы.
От ночлега он отказался, вышел в ночь. Было холодно, но сухо. То, что нужно для дальней дороги.
Прежде всего – Ривенделл и владыка Келеборн. Слишком многое ему нужно узнать.
А потом к Глиору.
Да, всё решено, и ты почти выучил наизусть слова, которые скажешь каждому из них. Осталась малость: сделать всё это.
Ночная дорога под ногами, и восточный ветер в лицо.
Огоньки выселок и деревушки Арчет слева уже погасли, редко где один-другой, или вдруг залает кем-то потревоженная собака. Кузнец рассказывал, что в соседнем лесу были разбойники, но уже год, как тихо. А собаки, способные запросто справиться с грабителем, они – в каждом доме. Только теперь им ночные тени ловить, других лиходеев не осталось.
Таким шагом он будет послезавтра у Амон-Сул.
Восстановят ее когда-нибудь? Элессару она вряд ли нужна, от его врагов она далеко… так и останется – то ли часть утеса, то ли древняя стена со следами ворот. Прошлого не возвратить, пора привыкнуть к этой мысли. Что-то можно вернуть, да, но Форност, в домах которого заново настелют перекрытия и построят крыши, не станет прежним. Лучше? хуже? он будет другим, сколько ты ни рассказывай о том, как было при Арведуи.
Пора привыкнуть к этой мысли.
Разрушенный Арнор был ближе к тому, каким ты его знал, чем станет возрожденный.