Впрочем, верно и обратное: эльфы тоже не имеют власти над временем. Хэлгон дважды пишет в Аман об истории Арнора, и оба раза не справляется с элементарной для человека задачей – выдержать последовательность изложения. То примется рассказывать, откуда есть пошла земля Арнорская, уже исписав несколько страниц о её распаде на отдельные княжества. То, составив для Финголфина галерею северных правителей, обращается вспять, потому что за перечислением вождей упустил их помощников. Линейное письмо для него мучительно, потому что оно – зримое воплощение времени.
Лорд Келегорм один за другим совершает немыслимые для эльфа подвиги: преодолевает (пусть в посмертии) коллективную судьбу своего рода, проходит через Мандос, не отправляясь на Запад, объединяет делом три народа эльдар. Но победить время он не в силах: сначала его чуть не поглощает память прошлого, затем погружают в непробудный сон мечты о несбыточном будущем. Обращённая к нему просьба Галадриэль – помочь Арвен справиться с разрушающей силой времени – просто смешна: то, что для человека – привычное испытание, для эльфа – безнадёжная схватка.
Кирдан Корабел превозмогает уход друзей и родных, побеждает в себе безрассудный зов совести, интуитивно уклоняясь от Сауроновой ловушки с холодными камнями, не поддаётся примеру тысяч и тысяч соплеменников, отплывающих на Запад, потому что его долг – дождаться последнего корабля. И какая мелочь, по сравнению с уже пережитым, едва не сокрушает его! Всего лишь старость. Всего лишь борода – видимое пророчество того, что последний корабль близок, что его отплытие уже задерживается.
В текстах «Эльфа среди людей» дважды возникает образ упрямого сопротивления времени, дважды – чтобы мы уж точно не пропустили. Гаэлин прячется от времени в служении своему мастеру, Эредин – в скорби по родным. Результат оба раза горько ироничен: Кирдан начинает избегать порученца, видя в его неувядающей юности укор своему поражению в битве со временем; Эредин, не желая отпускать боль утраты, отдаляет время счастливой встречи с близкими. Бесконечные «люблю-не-вернусь» Хэлгона, обращённые к Эльдин, в этом контексте начинают звучать совсем по-другому: не от блаженства Амана он бежит, а от будущего, в котором он больше не дружинник лорда, а отец семейства. Книга, которая должна бы логично завершиться отплытием Хэлгона на Запад, обрывается раньше – и это в высшей степени выразительно: даже после эпизода с дочерью кузнеца в деревеньке Арчет, когда северный эльф уже понимает, от чего он бежит, понимает, что его бегство бесплодно, он всё равно уходит на восток. Не на Запад.
Только не надо думать, что человеку легко пасть жертвой времени. Им тоже тяжело: Ранвен, к которой на склоне лет вдруг вернулось искушение молодостью, Арагорну, едва надевшему кольцо Барахира, счастливому ощущением неразрывной связи со своей землёй… Хурину, встречающему смерть безумным весельем, потому что – а как иначе встречать полную неизвестность? Для Глорфиндэля посмертие – то, что можно обсуждать с другом во время полдника, а смерть – мгновение, которое не стоит пристального внимания. Но тогда почему Галадриэль переживает свой уход едва ли не мучительней людей? А Келеборн – так и вовсе не может пережить, продолжая цепляться за землю, которая уже перестала принадлежать ему.
Потому, может быть, что вместе со временем Ранвен уходит Ранвен, но остаются её многочисленные потомки (нелегко придётся Тинувиэль в финале «Гондору не нужен Король»: попробуй запомнить все имена!). Остаётся время людей. А вместе со временем Галадриэль уходит время эльфов.
Всех эльфов. И навсегда.
Осень
«По разные стороны» заканчиваются гибелью Белерианда, гибелью Первой эпохи. В конце «Холодной осенней земли» тучи оплакивают эльфов, не разбирая народов и заслуг, равно – уже ушедших и ещё остающихся. Стареющий Кирдан в «…молчали» грустит над забытыми реликвиями уходящих на Запад. Дунаданы в «Волчьих тропах» после гибели Арагорна теряют и Хэлгона.
Во «Властелине Колец» Исходу эльфов отведён финал. В «Эльфе среди людей» Исход начинается практически с первых строк, задолго до предупреждения Кирдана.
Для автора эта книга – отчётливо дань памяти, долг ушедшей молодости. Отсюда – стремление аккуратно подобрать старые, до сих пор не осуществлённые замыслы и одним томом завершить их. Отсюда же – не очень ловко замаскированное творческой ленью желание сохранить все свои прежние голоса, все мысли, все раны. Бесконечные споры героев – отголоски их юных ссор, своей безрассудной мощью раскалывавших мироздание. Вереницы сменяющих друг друга эльфийских имён, отмечающих сезоны их жизней: в последний раз они разворачиваются перед читателем, как веер, чтобы свернуться с сухим щелчком, с которым опавший лист падает на полотно из себе подобных.
Странная, даже неуклюжая композиция тома: «Эльф среди людей» – третья книга из цикла «Холодных камней Арнора», но «Холодные камни Арнора» же – центральный корпус текстов в ней. Ошибка, извинительная для студента младших курсов, но никак не для писателя с весомым стажем. А откровенная несамостоятельность претекстов тома, их едва ли не постыдная зависимость даже не от «Сильмариллиона», подозреваю, – от давних бесед фэндома по поводу сюжетов «Сильмариллиона»? Эта книга – слепок творческого пути своего автора: постепенного взросления, оформления, отделения от породившего его мира. И эта же книга – предложение пути, адресованное автором своим собратьям.
«Эльф среди людей» притворяется сборником. Разрозненными текстами, объединёнными (нарочито неискусно, как неискусен образ Хифлума, сотворённый Финголфином) сквозным героем. Который является героем не только этих текстов, ага. И который что здесь, что там усиленно уклоняется от статуса героя, притворяясь оруженосцем, разведчиком, подносчиком камней и хвороста, переводчиком с вороньего языка (прямо сказано, что – ненужным переводчиком).
Вот и «Эльф среди людей» притворяется случайной коллекцией текстов, словно бы ненароком оставленными в одном месте. В Гавани, вот именно. Перед Исходом, да.
Опять же: несколько раз на страницах этого тома (мы уже знаем, зачем) возникает образ лестнице-улицы. Не то лестницы в Серебристой Гавани, отдельные ступени которой складываются в улицу, ведущую к маяку – к свету. Не то улицы в Форносте, превращающейся в лестницу, по которой Арагорн вслед за Хэлгоном спускается во тьму прошлого – и поднимается к вершине, на которой – место вождя Арнора.
Так и сама книга: вроде бы предлагает отдельные шаги, но они складываются в длинный путь, который, как и положено, заведёт тебя незнамо куда. Вроде бы прочерчивает историю второй жизни простого эльфа – «третьего дружинника в пятом ряду», но эпизоды этой истории предлагают ему и тем, кто идёт с ним, наконец-то встретиться со временем лицом к лицу.
Безжалостное предложение, на мой взгляд. Предложение выбора между Исходом из Средиземья – и необратимым перерождением.
Хочешь остаться в этом мире – прими тот факт, что время эльфов в нём подошло к концу. Что с холодной осенней земли, на которой лежишь спутанной жертвой за грехи отцов, один путь – на ту сторону. Что осенний Аннуминас, прекрасней которого нет, – руина: в ней больше не жить. Что любимейший грозный Охотник, силой которого ты пытаешься удержать эту землю, покинул её – и живёт в осенних лесах.
Что этот мир стал для эльфов треснутым кувшином, из которого необратимо утекает смысл. Что он заслуживает тех, кто увидит его целым.
Враги
«Властелин Колец» объясняет Исход тем, что окончательная победа над Злом требует великой жертвы. Силы эльфов истощены многолетним противостоянием Морготу и его слугам, низвержение последнего означает конец и их служения Средиземью. Эпоха колоссальных битв завершается. Смысл жизни читающих в воде, воздухе и земле исчерпан.
В «Эльфе среди людей» несколько иные акценты. Земля Белерианда пропитана отголосками схваток с властелином Ангбанда и тем невольно поддерживает его силы. Искажение в душе Келегорма пугает Белега едва ли не более зверств орочьих отрядов.
Вспоминаем «Сильмариллион» дальше (нам же успокоительно задали его в качестве точки отсчёта такими нарочито несамостоятельными претекстами «Эльфа», а как же). Пока против Моргота выходит воинство нолдор, они обречены на поражение, а он – на торжество. Побеждают благостные певцы ваниар, в чьём сердце нет места войне.
И вновь несколько новых моментов. В «Сильмариллионе» Искажение нолдор объяснено их слепым следованием клятве Феанора. В «Белых стрелах» Кархид открывает прямо противоположное: клятва лишь воплотила в жизнь суть нолдор, дала видимость цели их безотчётному порыву. Ваниар победили, но их победа принесла гибель Белерианду и подала Саурону идею, чуть было не стоившую жизни оставшейся части Средиземья.
В «Волчьих тропах» Хэлгон формулирует этот принцип куда более внятно: «Чем сильнее мы бьем варгов, тем умнее они будут. <…>Могучими их сделаем мы, никаких волколаков уже не понадобится».
Как бы «Эльф среди людей» ни притворялся производным от «Сильмариллиона», у этих художественных миров разные законы. Там, где у Толкиена действует закон смирения и жертвы, у Альвдис подспудно, но неотвратимо звучит закон равновесия. А это значит: пока Дивный народ остаётся в Средиземье, в нём будут появляться Тёмные силы, которые смотрят на мир так же – в самую суть воды, воздуха и земли. Моргот захватил Сильмариллы, Саурон завладел Кольцами, на новую эльфийскую драгоценность, дерзающую заключить в себе суть мира, найдётся новый Враг. Эти враждующие стихии взаимно изматывают друг друга, до тех пор пока – великая красота и великий ужас – не уйдут из Средиземья одна за другой, оставляя его людям.
Отсюда – странные на первый взгляд сближения противоположностей, то объединяемых случайными деталями, то нечувствительно обращающихся друг в друга. Женщины Дориата трудятся над запасными тетивами для мужей, но точно такими же запасными тетивами Дирнаур велит связать принцев Дориата. Хэлгон учит Арагорна пробуждать песней ярость Оромэ против варгов – но это и станет причиной гибели вождя, переоценившего свои силы. В этот же сюжет возвращается Дирнаур, даже дважды. Одного из дунаданов, лишившихся семьи из-за нападения волколаков, Хэлгон прямо сравнивает с сородичем-смертником. Но ведь и варг, убивший Арагорна, мстит ему за разорённое логово, погружённый в безысходное серое отчаяние мёртвого заживо.