Видение десятое: Дориат
Моя жизнь – за моим левым плечом,
Моя смерть – за твоим правым.
– Говорят, ты когда-то делил с ними хлеб? – спросил Маэдрос.
– И что из этого? – приподнял бровь Келегорм. – Я и от чудовищ их защищал… когда-то. Разве всё это к чему-то обязывает меня – сейчас?
– Смотри…
– Разве мы им дважды не предлагали решить дело миром? Первый раз – ладно, они были неуязвимы за своей Завесой, мои угрозы были тогда пустым звуком. Но тот самый случай, о котором я говорил Маблунгу, теперь на нашей стороне. Завесы нет. Мы им вторично предложили отдать Сильмарил. Они отказались. Я не желал им зла. Они выбрали сами.
– Смотри… – повторил Маэдрос. – Нам они чужие. Тебе, делившему с ними хлеб и кров…
– Да я бы вышел и против нолдор, попытайся они отнять у нас Алмазы отца! – крикнул Неистовый. – Не о чем говорить! Что ты мне хочешь предложить – чтобы я оставался в стороне от этой битвы только потому, что когда-то сражался вместе с Белегом?!
Келегорм резко выдохнул и добавил уже спокойнее:
– Вот уж хорошо, что он не дожил до этих дней…
– Да, – кивнул Маэдрос, – твоему другу было бы так больно узнать…
– При чем тут его боль? – удивился Неистовый. – Я совсем о другом: хорошо, что у Дориата на такого бойца меньше. Это нам многое упрощает. Да еще и Маблунг убит гномами… жаль, я обещал ему поединок.
– Думаешь, Белег бы вышел против нас?
– «Нас»?! Он вышел бы против меня! И я не рискнул бы предсказать исход такого боя!
…Он тогда вернулся в Дориат. Как это получилось – сам не помнил. Просто – очень не хотелось покидать Белерианд. Кажется, зов Мандоса отступил перед этой привязанностью к земле, ставшей роднее всего.
Он оставался рядом с Тинголом. Тенью, не более. Король ощущал его присутствие, но ни Элу, ни Мелиан не тревожили его. Мертвому и так нелегко среди живых; захочет – заговорит сам. Нет – значит, не надо.
Он был в Дориате, он видел смерть Тингола. Он умолял Мелиан не уходить, но та, лишившаяся мужа, связующего ее со смертными землями, уже ничего не могла поделать – и растаяла, как туман поутру.
Он проклинал собственную смерть, когда войско гномов вторглось в беззащитное королевство. На его глазах погибли почти все его товарищи по восточной границе: бесстрашно сражавшиеся против чудищ, они оказались смяты стальной лавиной гномьего войска. Против армии закованного в броню врага была бессильна любая храбрость.
На его глазах погиб Маблунг, закрывавший вход в сокровищницу.
И он выл от отчаянья, понимая, что самое страшное – впереди. Не было никаких сомнений, что теперь Келегорм придет за Сильмарилом.
"Послушай, но ведь есть запреты, которые нельзя переступать".
"Если речь идет о Клятве – нет. Ради достижения такой цели хороши любые средства".
"Ты… ты не понимаешь, что говоришь! Есть предел, который нельзя переступать. Не потому, что это запрещено, осуждается, считается дурным… просто ты сам не сможешь жить, если совершишь такое".
"Что, например? Убийство безоружного? Удар в спину? Я не хотел бы делать этого, но если ради исполнения Клятвы мне понадобится – ударю не колеблясь. Есть цели, ради которых допустимо всё".
"Не верю! Не верю, что ты действительно способен на это".
"Способен. И не только я. На это способен любой. Ты – тоже. Просто для меня такая цель – Клятва, а для тебя… не знаю. Но она есть".
"Келегорм, ты ошибаешься настолько, что я и спорить с тобой не стану…"
Придет. Придет вместе с братьями – это мертвый Белег знал точно. Переступит через всё. Через былую дружбу, через разделенный хлеб, равный почти побратимству.
Мертвый воин теперь был рядом с Диором. Чем он мог помочь нынешнему королю Дориата – не знал. Но, кажется, помогал одним своим безмолвным присутствием.
Диор отказал посланцам Маэдроса. Было ли то безумно или мудро – Белег не решался судить, понимая одно: это решение неизбежно.
Как неизбежна война.
Бесплотный дух не может плакать, но до слез жаль, что нет тела. Что не можешь с луком в руках встать – против бывшего друга, которому когда-то сам показал дорогу в Менегрот.
На прежних границах заслонов не было. Похоже, после нападения гномов у Дориата осталось слишком мало войска. Это упрощает дело.
Скачка к Менегроту. Странно видеть те самые места, которые Белег некогда показывал в зелени листвы и дымке туманов, – видеть их в пожухлой листве и первом снеге. Неважно. Не до воспоминаний. Впереди бой – и Сильмарил.
Первая схватка была уже на подступах к Менегроту. Не всем повезло – синдары били метко, многие нолдоры остались на подтаявшем снегу.
Но не он. Стрелы словно огибали его.
Менегрот. Дюжина-другая (а то и третья) синдар, просто сметенных его мечом.
Диор. Долгожданный бой.
– Я обещал поединок Маблунгу, и не моя вина, что не могу сдержать слово!
Умелый воин. Отлично выучен своим отцом. Только это его не спасет.
Я не могу допустить этого! Не могу. Но я мертв, и бессилен помочь внуку моего короля.
Он хорошо сражается – только мне слишком давно известно, насколько опытен в боях его противник.
Диор не погибнет! Не может! Не должен!
Я не допущу этого!
Пусть я бессилен – мне всё равно. Келегорм не одолеет его!
Он отвлекся всего на миг. Позади Диора он увидел призрачный облик… Белег?
Всего на миг.
Отвлекся.
Нельзя отвлекаться в бою.
Диору хватило этого мига.
Мертвый – против мертвого.
– Так значит – двое на одного? Браво, Белег, ты достиг своей цели.
– Я не…
– Брось. Помнишь, я говорил тебе: у каждого есть та цель, ради которой он переступит через любые принципы. Твоя цель – жизнь Диора. Ради этого можно и двоим на одного напасть.
– Нет!
– Не оправдывайся. Мне понятен твой поступок. На твоем месте я бы сделал то же.
– Не смей обвинять меня в своих…
– Твоих, Белег, твоих. Твоих желаниях победить любой ценой. Это истинно по-нолдорски.
Видение одиннадцатое. Снова Химлад
Воевали, умирали,
Кровью плавили песок.
Но судьбу переиграли…
Земля, ставшая роднее родной, – держит.
Он бродит по Химладу, не в силах уйти отсюда. Впрочем, он и не хотел бы уходить.
Где его братья – что живые, что мертвые – он не знает. Не у кого спросить, да и… не всё ли равно теперь? Будь их целью взятие Дориата – они бы праздновали победу, а так – для живых эта битва стала горшим из поражений, а для мертвых… не всё ли равно мертвым?
Он бродит по Химладу – не лорд, не вождь, не командир. Предатель? братоубийца? что там еще? – это слова для живых. Он просто тень.
Одинокая тень.
Он не встречает своих павших дружинников. Может быть, они ушли в Мандос. Может быть – остались с живыми. Может быть – тоже здесь, но не хотят встречаться с былым предводителем. Неважно.
Уже неважно.
Он видит лишь одного – издалека. Не дружинника – друга.
То есть, конечно, никак не друга. Вот, в очередной раз отвернулся; сделал вид, что не замечает; прочь пошел…
– Прочь бежишь, а, Белег? Не хочешь смотреть в глаза тому, кого убил?
– Я не убивал тебя, сын Феанора!
– Да-а, конечно. Меня убил Диор, а то, что я отвлекся в бою, было чистой случайностью.
– Это была именно случайность.
– Не понимаю тебя. Ты хотел меня убить, ты достиг этой цели, так зачем сейчас отрицать это?
– Я хотел убить тебя, да! Но отвлекать в бою, выходить двоим на одного – всё это, сколь я понимаю, по нраву тебе, но – не мне!
– Да не шуми так. Всё равно кроме меня слышать некому… Так говоришь – ты ничего не делал, чтобы я увидел тебя?
– Да!
– Ну что ты кричишь… Оба уже мертвы, а ссоримся как дети.
– Мне не о чем говорить с тобой.
– Зато мне есть о чем. Я хочу понять, что тогда произошло. Если ты действительно ничего не делал для того, чтобы я увидел тебя, то что это было? Почему я? Почему во время боя?
– Потому что есть на свете справедливость.
– Ты хочешь сказать, что Эру больше нечем заняться, как только отвлекать меня во время поединка?
– Не смей так говорить!
Былые друзья. Былые враги. Они бродят тенями по стылым равнинам Химлада. Им – хлад… Химлад… разлад…
Теперь, после Нирнаэт и разорения Дориата, здесь всегда холодно, снег тает лишь в конце весны, да и лето коротко. Но мерзнуть уже некому – волки воют на руинах Аглона, опустел Нан-Эльмот после гибели Эола, не осталось синдар и нандор в Химладе, и только белки скачут по некогда прекрасным лесам Дориата. Кто-то из эльдар бежал в Оссирианд, другие – в Арверниэн.
Бежать прочь из этих земель – это всё, что осталось эльдарам. Оставить родные края холоду и теням убитых. И теням убийц.
– Да, тебе не о чем со мной разговаривать, я помню, но – я давно хотел спросить тебя. Тогда, в Нарготронде, ты сказал…
Мертвый Белег невольно останавливается.
– …сказал, что не допустишь моей свадьбы. Сейчас уже всё равно, так скажи: что в произошедшем потом было сделано тобой? Вряд ли ты уговорил Хуана…
– Тебе не понять, н-нолдо!
Мертвый Келегорм смеется, запрокидывая голову:
– Сколько ненависти в этом «н-нолдо»! Можно долго перечислять: негодяй, предатель, убийца… а можно вот так сказать «н-нолдо» – и всё ясно. Но всё же – попробуй объяснить мне. Прошу тебя.
– Я не говорил с Хуаном, и уж тем более не мог ничего сказать Лучиэни. Но я хотел, всеми силами души хотел, чтобы твой замысел сорвался.
– Хотел? Но я тоже хотел… и тоже всей душой.
– Ты действительно не понимаешь разницы? Тогда ты – как мальчишка, который удивлен: я же наложил стрелу и спустил тетиву, я даже прицелился – так почему же не попал в мишень?!