увшей страсти по-звериному ухватил зубами за загривок…
Когда ночную мглу разбавили серые краски подступающего утра, Дара покинул беседку. Выходя за порог, он обернулся к холь, спросил:
– Как твое имя?
– Эми, – тихо ответила кошка…
Дара вернулся в холл. Проходя мимо храпящего Йозы, бросил в сторону эльфа гордый взгляд – пусть теперь только попробует насмехаться. Нанга спал на полу, видимо ночью он умудрился свалиться с дивана.
Вспомнив о том, что услышал от холь, Дара крикнул товарищам:
– Нанга, Йоза просыпайтесь! Дело есть.
Спящие зашевелились, заерзали, заворчали. Гоблин уселся прямо на полу и бессмысленно уставился на мага, потом, после секунды раздумий, пробормотал спросонья:
– И все равно на Эмрой нужно идти ночью. Ночью – и точка…
– Пойдем днем! – не разлепляя глаз, рявкнул Йоза и многозначительно погрозил кому-то пальцем.
– Никуда мы не пойдем, – громко сказал ему Дара и не слишком вежливо пнул по ноге. – Хватит дрыхнуть, старый пьяница, враги уже давно проснулись и все решили без нас.
– Чего? Плохой сон приснился, малой? – Йоза моментально очнулся и вопросительно уставился на молодого мага. – О чем ты вообще?
– О том, что Гойя не собирается ожидать нас в Эмрое. Завтра утром он лично явится сюда с тремя сотнями воинов. Он знает, что нас мало, и подкрепления у нас не будет.
– Откуда знаешь? – раздалось со стороны лестницы.
Артис спустился в холл. Его взгляд был тревожным и напряженным.
– Знаю, – решительно ответил Дара, принципиально не вдаваясь в подробности собственной осведомленности.
– Ясно.
Похоже, эльфу этого объяснения оказалось предостаточно.
– Хреновое дело, командир, – Йоза пошарил рукой за диваном и вытянул оттуда недопитую бутыль с вином, – видать, разбойнички решили придавить нас тут, как барсуков, прямо в норе. Хитрый коршун Гойя решил не терять больше времени и сил и перейти к решительным действиям. Вот ведь демон крючконосый…
Артис задумался, в голове, украшенные орнаментом и витиеватыми буквами зашелестели страницы старинной книги, которую он еще ребенком читал перед сном: «Они проскакали много миль и наткнулись на бедную деревню, жители которой страдали от постоянных разбойничьих набегов. Храбрые воины пожалели крестьян и поклялись защищать деревню до последней капли крови. И явилась целая армия разбойников во главе с ужасным демоном-атаманом. И грянул бой…»
– Что делать будем? – разочарованно спросил Нанга, до последнего момента мечтавший о победоносном ночном захвате Эмроя.
– Дадим бой, – твердый голос Артиса не терпел сомнений, но в душе кровавыми буквами продолжал разворачиваться текст древней легенды: «…и все воины тоже пали, а над полем сражения поднялась семицветная радуга, озаряя победу добра над злом…».
– Мы не выстоим, – словно прочитав его мысли, совершенно спокойно заявил Йоза, – ляжем все в этом бою.
– Предлагаешь сложить оружие и пойти к Гойе на поклон? – высокомерно ответил ему присоединившийся к остальным Лорин.
– Что ты, мой благородный соратник, – оскалил зубы Йоза, – это был сарказм. Лучше умереть славно, чем сбежать позорно и трусливо. Моя шкура не так дорога, чтобы беречь ее от вражеской стали, а вот за честь свою я бы еще поборолся.
– Значит, не будем терять зря времени…
Артис осмотрел совой отряд: Йоза, Нанга, Лорин, Дара, Беркли, разбуженный голосами, вылез из-под стола, Айша… Эльф обернулся в сторону лестницы и встретился с гоблиншей взглядом. Удовлетворенно кивнул – все в сборе.
– Дара, Нанга, – вы знаете степь лучше остальных. Отправляйтесь и разведайте что к чему – любое движение со стороны Эмроя не должно остаться незамеченным…
Не дожидаясь гоблина, Дара пошел к коновязи, где стояли три трофейные лошади из тех, что он изловил для себя. Выбрав длинноногую огненно-рыжую, в цвет степной травы, кобылу, юноша отвязал ее от деревянной поперечины…
Истошный крик раздался с заднего двора. Дара замер, отпустил повод и напряженно прислушался. Крик был женским, тонким, надрывным, полным ужаса и бессильной злобы. Привязав лошадь обратно, маг вышел на задний двор. Там, в пыли лежало скрюченное окровавленное тело. Рядом, злобно шипя и причитая, метались две холь. Чуть в отдалении с видом невозмутимым и даже раздраженным стоял Фарум.
– Как мог ты! Как посмел, – надрывным, охрипшим от плача голосом кричала ему одна из кошек. – Как допустил это, ты, презренный, подлый негодяй!
– Замолчи тварь! – полным ледяной злобы тоном пригрозил мужчина. – Эта поганка сама виновата – она украла драгоценности моей жены, вот и поплатилась: моя возлюбленная Сайла наказала воровку.
– Наша сестра не виновата! – выкрикнула в ответ холь. – Твоя подлая жена давно точит на нас зубы, она бьет и оскорбляет нас, а теперь убила Эми.
– Заткни пасть, – замахнулся на кошку Фарум, но та ловко увернулась от удара и отскочила в сторону.
– Ты разорил наш храм, заставил нас служить тебе, обещая защищать от Централа. Мы танцуем на твоих пирах и ублажаем твоих гостей. А что получаем взамен? Ненависть и погибель?!
Ее звонкий, истошный вопль заполнил сознание Дары и вырвал его из реальности. Эми… . Перед глазами пронеслись воспоминания прошлой ночи: бархат кожи, шелк длинных волос, острые, ласковые ногти и пылающие глаза. Еще ночью она была живой и прекрасной, а теперь лежала на заднем дворе под слоем пыли, и тусклая, мертвая кровь окружала ее мутной матовой лужей.
В сердце юноши лопнул и растекся ледяной сгусток, холод пополз по внутренностям и кто-то гадкий, страшный, полузабытый зашептал в голове: «Это все ты виноват. Ты. Огонь ревнив, он не терпит иных привязанностей. Тот, кто властвует над огнем, обречен на одиночество. Все сгорят в пламени, все, к кому ты испытаешь любовь и привязанность».
Самое жуткое заключалось в том, что мерзкий голос говорил правду. Такое уже было, так Дара потерял братьев и отца, так покинул свой дом навсегда. Тогда он уверовал в цену, которую пришлось платить за великую силу огненной магии…
Он молчал, не в силах уйти прочь или вмешаться. Холь уже не кричали, лишь тихо скулили, присев возле тела убитой подруги. Хозяин ушел куда-то, потом вернулся, волоча за шкирку мальчика, следом за которым, хныкая и спотыкаясь, плелись две совсем маленькие девочки.
– Это же дети Эми! – вскрикнули холь в один голос. – Что ты хочешь сделать с ними?
– Прогнать прочь – мне здесь нахлебники не нужны!
– Не смей! Как ты можешь! Как можешь, – раздались полные горечи и страха голоса.
– А что мне с ними делать, Нили? Могу утопить их – даром что кошачьи дети!
– Негодяй! Какой же ты негодяй! – зашептала холь, которую звали Нили, – но Холивейра тебя накажет! Тебя и твою жену, которая, если ты не знал, давно стала наложницей Гойи! Ужас Юга – Священный Зверь придет за вами, вот увидишь! Мнгва придет, и вы пожалеете, что посмели поднять руку на жриц Крылатой Богини.
– Ах ты, дрянь! – отшвырнув в сторону мальчика, зарычал Фарум.
Он двинулся к Нили, собираясь ударить ее сапогом, но сильная рука ухватила его за ворот и мощным рывком откинула в сторону.
– Прекрати.
Повинуясь стальному голосу мага, Фарум тут же согнулся в поклоне и забубнил извинения.
– Простите, молодой господин, вы не должны были этого видеть…
Дара не обращал на него внимания. Стараясь не смотреть на мертвую Эми, он подхватил с земли упавшего мальчишку и, взяв за руку, поволок за собой. Хныкающие девочки опасливо пошли следом.
Дойдя да коновязи, Дара отпустил ребенка и, скрестив ноги, сел на землю. Дети Эми сбились в кучу и стояли поодаль, ожидая своей участи. Дара посмотрел на них устало и тупо. Странные: мальчик – человек, а девочки – холь. Все дети кошек рождаются такими: все дочери становятся жрицами Крылатой Богини, все сыновья остаются безродными полукровками в мире людей. Все дети холь не знают своих отцов. Дара нахмурился. От кого родились дети Эми? От такого же проезжего странника, случайного любовника, каким был для нее он сам.
Дара внимательно посмотрел на мальчика, оценил его белые волосы и раскосые темные глаза, то ли кошачьи, то ли эльфийские… Потом вспомнил себя, такого же мелкого никчемного полукровку, которого в детстве шпыняли братья и отец. Только старшая сестра, Халира, всегда жалела его. И несмотря ни на что он любил отца и братьев, а сестру боготворил. Потом пришел Гойя, и вместе с ним пришла смерть. Чудом оставшись в живых, Дара покинул дом Цури, оставив Халиру в одиночестве. Отец и братья погибли в неравной схватке с разбойниками. Сам Дара, за голову которого Гойя назначил неплохую награду, не мог скрываться в родном доме, ставя тем самым под угрозу жизнь дорогой сестры. И юноша ушел. Лишь иногда, ночами он приходил обратно. Подслушивал, собирал обрывки сплетен и разговоров о том, что в доме Цури осталась единственная хозяйка, молодая красавица-одиночка, к которой со всей округи потянулись алчущие легкой наживы женихи. Женщина не наследует род и не дает детям свое имя. Дара, став изгоем, тоже не мог помочь сестре. Значит, как только Халира выйдет замуж, род Цури исчезнет с лица земли навсегда.
Оторвавшись, наконец, от тяжких дум, он подозвал к себе мальчика. Приказал не терпящим возражений тоном:
– Дай руку.
Мальчик послушался, доверчиво протянув магу ладонь. Тот холоднокровно сжал ее и резким движением руки выжег на коже знак дома Цури – пламенеющий лотос. Ребенок не проронил ни слова, только вздрогнул от неожиданной боли и печально посмотрел на Дару. Тот поднялся и, подойдя к лошади, накинул на нее седло. Затянув подпруги, обернулся к мальчику:
– Я не знаю твоего имени, и мне плевать, как оно звучит. Теперь ты – Дара из рода Цури, последний и единственный наследник. Бери своих сестер и скачи на восток в обход Эмроя. Там живет моя сестра Халира. Покажи ей руку, назови имя и скажи, что я дал его тебе. Ты будешь жить в моем доме, под моим именем, только поклянись мне сейчас, что станешь заботиться о моей сестре, защищать и беречь ее.