— Очень новая и свежая мысль, — раздражённо буркнул злой эльф.
— Уж какая есть, да вся моя, — хуторянин остался невозмутим. — Веди, эльф.
Лемех забыл о еде и усталости, не помнил о сне. Полночь резко надвинул на лоб свою вычурную шапочку с пером и выскочил на улицу.
— Ты ведь меня даже в дом свой не пустил, — сказал ему вслед Лемех.
— Это и есть мой дом, — раздалось снаружи.
— Твой дом, где ничего твоего? Даже лишнего плаща? Даже пары сапог? Для гостей вы это держите, меня не обманешь. Эх, эльфы, эльфы, когда уж поумнеете?
— Это ты мне?! — не выдержал Перворождённый. — Лемех, извини, но яйца курицу не учат. Мы тут были за тысячи лет до людей, за тысячи!..
— А толку? — перебил хуторянин. — Как припекло — к кому побежали? Со всеми своими тысячами лет?
Полночь только махнул рукой. Красный и злой, он нетерпеливо притопывал ногой, ожидая, пока Лемех разберётся с конями. Помогать он не торопился.
«Ищи Гриню с Аришей, старушка».
«Ищу, хозяин. Ничего не чую».
Найда не могла изъясняться особо сложными фразами. Она просто чуяла. Лемех знал, что ощущать она может куда больше, чем просто запах.
Полночь вновь повёл его извилистыми лесными тропами, так же замерли по сторонам, на крутых поворотах, живые статуи.
— Красиво, — не удержался Лемех. — Тоже магия, Полночь?
— Магия, — не оборачиваясь, бросил тот всё ещё недовольным голосом. — Мы не любим мёртвого камня.
— Гномы б с тобой поспорили…
— Лемех! Не позорь себя пустой болтовнёй. Понимаю, тебе страшно. Но ты так расхваливал тут свою человеческую расу, что…
— мне-то, Полночь, и впрямь очень страшно. Да только не за себя — за сынов.
— Все смерти боятся, — пожал плечами эльф. — Даже мы.
— Ничего ты не понимаешь, — огорчённо вздохнул Лемех. — Совсем ничего. Не смерть страшна, а глупость её. За дело, на миру почётно голову сложить. Мы, люди, о таких помним и песни поём.
— Мы тоже! — встопорщился Полночь.
— Ну, и слава Спасителю, — Лемех редко поминал Его в обыденных делах, а тут вот не удержался. — Тебе бы всё спорить со мною, эльф.
— А тебе лишь бы доказывать, что мы без вас — ничто!
— Вот уж нет, — искренне подивился Лемех. — У нас силу знают и уважают. Жизнь — она такая, без силы — никуда. Не пойму я тебя, Полночь. Крутишь всё, вертишь, злишься, словно мальчишка, у которого девчонку спод носа другой увёл. Давно бы сказал всё толком, показал — с самого начала. Но ведь нет же! Стр-р-р-ашные тайны, мраком покрытые, зловещие недомолвки… так дела промеж соседями не делаются. Даже когда с соседом драка выходит. Он же от того твоим соседом быть не перестанет… если, конечно, ты его под корень извести не хочешь.
— Да никто вас, людей, трогать не собирается! — занервничал Полночь. — Вы-то ещё ничего, научились, пообтёрлись, куда не надо не лезете. А новых-то ещё учить придётся… способом, какой и нам, эльфам, вовсе не по нутру.
— Зато Борозде, во всяком случае, вполне по душе, — заметил Лемех. — Это я про заимку Бороды, моего соседа, напоминаю, если ты не понял.
— Борозда, — взгляд обернувшегося эльфа был тяжёл, — колдунья. Не такая, как все. Как и твой Гриня, кстати. Впрочем, сам всё увидишь. Если захочешь понять, конечно.
— Можешь не сомневаться, — пообещал Лемех.
Здесь, в самом сердце Зачарованного Леса, эльфов им встречалось, конечно, поболее, чем на границах, но нельзя сказать, что они тут «кишмя кишели». Не видел, как ни старался, Лемех и ни одного сородича-человека.
— Где ж вся твоя Стража, а, Полночь? — не выдержал он наконец.
— Всё увидишь, — не оборачиваясь, посулил Перворождённый.
Тропа делала крутой поворот, и, против обыкновения, тут не красовалось никаких живых фигур. Просто проём в густых кустах, узкая щель, тёмная и неприметная. Хотя нет, здесь, в Зачарованном Лесу, как раз такая бы и бросилась в глаза — потому что ничего подобного Лемеху здесь до сих пор не встречалось. Эльфы свои владения содержали в изрядном порядке.
— Сюда, — махнул рукой эльф.
«Хозяин! Опасно! Плохо, хозяин!» — отозвалась Найда. У неё вырвалось глухое короткое рычание, и Полночь тотчас же обернулся.
— Всё верно, хозяйка, — с печальным уважением проговорил он, глядя прямо в глаза собаке, — ты тоже почувствовала. Но делать нечего, надо идти. Если, конечно, почтенный Лемех и в самом деле хочет увидеть всё собственными глазами.
— Не пугай, — Лемех не в первый раз вспоминал эти слова. — Не пугай, мы пуганые.
— Да какие вы пуганые! — вдруг остановился эльф. — О вас память на несколько поколений и тянется всего, больше века — уже, считай, незнаемо время. Что в летописи и хроники попало — краткий извод случившегося, иногда авторские ламентации.
— Если ты думаешь, что старый наёмник не знает мудрёных слов, то ошибаешься, — перебил Лемех. Глаза у него тоже сузились.
— Не про то речь! — отмахнулся Полночь. Эльф говорил горячо, сбивчиво, гладкость и плавность отполированной умелой речи все куда-то делись. — Не помните вы ничего! Как Спаситель явился первый раз…
— Про то книги есть! Писание! — возмутился Лемех. — Не с одних глаз, не с одних слов, не одними руками написанные!
— Писание! Да там половина так, а другая — этак! Одни переписчики за столько лет тьму ошибок насажали! Речь изменилась, языки другие, и… да чего говорить! У нас-то, у эльфов, — память живая. Мыто помним, как Тёмная Шестёрка правила, как Древние Боги миром владели в ту пору, когда о Спасителе никто и слыхом не слыхивал! Дуотты, титаны, пятиноги — слыхал о таких? О Кристаллах Магии, в горах укрытых, — ведаешь?!
— Не ведаю, — перебил Лемех. — Как и о многом другом наверняка тоже не знаю. Но видишь какое дело — землю мне это пахать не мешает. Семью кормить. Жить в достатке.
— Это и зверь дикий может! — распалялся всё больше Полночь. — Волки с медведями о волчатах и медвежатах заботятся, еду им таскают, кто приблизиться вздумает — на куски порвут. Вы же люди, не звери, вам за нами тянуться надобно, с нас пример бра…
— Опять проговорился ты, Полночь. Ни с кого никаких примеров мы, люди, брать не станем. Как живём, так и живём. По-разному. Некоторые — по-умному, а некоторые — такие дурни, что, ей же ей, сам бы дрыном огрел. Но с собой разберёмся мы уж как-нибудь сами. Понял, эльф?
— Трудненько не понять, — отмахнулся тот. — Так вот, я речь-то вёл к чему? Что не помните вы ничего. На поле таком-то король сякой-то разбил орду такую-то — и более ничего.
— А вы, конечно, другие, — уронил Лемех, искоса наблюдая за всё сильнее беспокоящейся Найдой.
— Конечно! — рубанул рукой воздух эльф. — Мы изначально — помнящие, это наш долг — помнить всё. Вам, людям, даны множества, нам, эльфам — память. Мои сородичи думают, что память — это всё, что она одна обязана дать нам силу и власть. Но это не так.
— То есть помнящие должны править теми, кто родства своего не помнит по вашим меркам, так, что ли?
— Есть такие эльфы, что об этом мечтают, — кивнул Полночь. — И в самом деле это ж только люди беспамятные всё на одни и те же грабли наступают. У нас правитель тот, кто действительно лучший. У вас — кто действительно худший. Самый безжалостный, самый кровожадный, убивающий направо и налево.
— Полночь, ну и зачем мне всё это ты втолковываешь? Доказать, что люди эльфов должны слушаться и в вашу Стражу вступать? Так я тебе объяснял уже, как речь вести надо, чтобы народ в твою роту потянулся.
Полночь осёкся, тяжело дыша.
— Только мы, эльфы, помним настоящее зло. Только мы. Вы, люди, про него забываете. Или в страхе прячете под личиной сказок, да только их настоящий смысл со временем сами и забываете.
— Ну так напомни, — разозлился наконец и Лемех. — Не ходи кругом да около! Напомни! Расскажи! А ещё лучше — покажи!
— Вот показывать я и веду, — буркнул Полночь, раскрасневшийся и сердитый, совсем не похожий на сдержанного эльфа. — Веду показывать настоящее зло. И мы, Царственные Эльфы Зачарованного Леса, его сдерживаем.
— Ещё скажи «грудью его напор встречаем» и совсем как наш ротный сказитель заговоришь. Он нам для смеха вечерами у костра донесения эмиру пересказывал. Кинт — там без витиеватости никуда…
— Сейчас всё сам увидишь, — зловеще посулил Полночь.
Узкая тропа, вся иссечённая выпирающими из земли корнями, так не похожая на петлистые, но ровные и аккуратные эльфьи дорожки, опутавшие Зачарованный Лес.
— Чувствуешь? — замогильным голосом осведомился эльф. — Чувствуешь истекающее нам навстречу зло?
Лемех пожал плечами.
— Полночь, зло — это когда девчонка, которой вы голову задурили, родной дом палит. А это просто тропа. Которую давно следовало б почистить, кусты проредить, кое-что так и вовсе выкорчевать.
— Ты что?! — ужаснулся эльф. — Проредить… как можно?!
— Ну если ходить надо? — Лемех оставался невозмутим.
— Люди, — простонал Полночь, закрывая лицо ладонью.
— Ладно, — потемнел хуторянин. — Будет представляться-то, ровно мим кинтский. Веди уж, да и всё. Сам увижу. А то, знаешь ли, у меня уже в брюхе бурчит от голода, я не эльф, одним воздухом Зачарованного Леса сыт не буду.
— Уже скоро, — Полночь быстрым шагом шёл по узкой тропе.
Здесь не было порхающих бабочек, исчезли огоньки во мху, и сам мох исчез тоже, сменённый плотным слоем чёрных листьев с седыми прожилками. Тут и там замелькали шипы.
— Не похоже на эльфьи владения, — заметил Лемех.
— Не похоже, — кивнул Полночь. — Я же сказал — обитель Зла.
— Вы, эльфы, красно говорить большие мастера. «Обитель», «Зла»… Помнится, хаживали мы в Кинте по Змеиным лесам, вот там и впрямь, что называется, «обитель», потому что каждый обитатель тебя и впрямь сожрать норовит.
— Ни во что ты, Лемех, не веришь, кроме как в своими глазами увиденное, — покачал головой Полночь.
— Это почему ж? В Спасителя верую, ибо истина.
— Кто сказал?
— Как кто? Да ты же и сказал — что у вас в Зачарованном лесу Его живым помнят, как Он впервые к нам нисходил!