Эльфийская Стража предстала Лемеху сборищем самого разного люда, правда, как браться за копьё и как держать щит, они знали крепко. Были тут и молодые парни, по облику — такие же хуторяне, как и сам Лемех; кто-то, видать, их сумел обучить, как сражаться, иначе Гончие порвали б их за считаные мгновения.
Были здесь и зрелые кряжистые мужики с сединой в бородах; никто не казался опытным и бывалым воякой, но в драке они, нехотя признал Лемех, показали себя недурственно. кто-то у них заправлял, кто-то их учил, кто-то сделал из вчерашних пахарей упорных и упрямых бойцов.
Причём сражались они даже не за себя, а за пресловутый Зачарованный Лес, которого боялись и которому не доверяли все без исключения хуторяне на его окраинах. Царственные Эльфы не имели тут друзей.
Для «стражников» бой не оказался лёгкой прогулкой, отнюдь нет. Стонали раненые, у кого ещё оставались силы, иные замерли, отойдя навечно; уставился в небо невидящими глазами совсем юный паренёк, сломанное копьё накрепко зажато в окаменевших пальцах, которые не смогла разомкнуть даже смерть.
Эльфы подобрали своих, но раненых и убитых среди их второй линии, лучников, оказалось совсем немного.
— Нашими трупами прикрылись, — мрачно проговорил Лемех, обозревая поле сражения.
— Эй! — из-за спин людей-стражников, таскавших тела, вынырнул невысокий — на полголовы ниже Лемеха — косматый мужичок в полном панцирном доспехе, какой лишь князю, пожалуй, по чину будет. Шлем снят, волосы слиплись от пота. У пояса — меч, каким не побрезговал бы и салладорский эмир, рукоять в алых и синих самоцветах, крестовина отделана золотом, ножны все покрыты тонкой резьбой.
Для красоты такое носят, не для боя.
Однако у косматого мужичка и крестовина, и ножны, и нагрудная кираса, не говоря уж о панцирных рукавицах, — все забрызгано тёмной кровью Гончих.
— Ты кто такой? Откелева? — он задорно наскочил на Лемеха, словно бойцовый петух. — В Стражу, что ль? Тогда тебе ко мне. Я тут главный.
Хуторянин неспешно смерил мужичка взглядом — с головы до ног и обратно, с ног до головы. Бывший ротник, как и сам Лемех, это ясно. Вот только какая рота?
— Ни про какие Стражи ничего не знаю и знать не хочу, — отрезал Лемех. — Я здесь по своему делу. К тебе, почтенный, у меня ничего нету.
— Ишь, какой выискался! — мужичок упёр руки в боки. То, что он куда ниже Лемеха ростом, его нимало не смущало. — Не, какие людишки здесь, в Зачарованном Лесу, — они все мои. И ты тоже, раз притащился.
Лемех молча пожал плечами и сделал попытку обогнуть мужичка, прерывая дурацкий спор, однако тот немедля и цепко ухватил хуторянина за запястье.
— Кудда навострился? Я сказал стояааааа!..
Окончание потонуло в диком вопле.
Лемех выстрелил из арбалета сверху вниз, в носок латного башмака. Стрела пробивала тяжёлый доспех на сотне шагов, а уж в упор, и тем более. Правая ступня ретивого мужичка превратилась в месиво раздробленных костей и разорванных мышц.
— Много орёшь, — с холодной яростью бросил Лемех. — И лезешь на кого не следует. Ничего, не вопи, не баба, эльфы тебя залатают. Они в лекарстве понимают, как никто.
Другие из Эльфийской Стражи недоумённо останавливались, глядя на корчащегося косматого мужичка. Несколько двинулись наперерез Лемеху.
— Тихо, любезные, тихо, — он одним движением взвёл самострел. — Приятель ваш тут слегка ошибся, спутал меня с кем-то. Мне до него дела нет и не было.
— Лемех! — гаркнул подоспевший Полночь. — Что творишь-то?!
— Неча меня руками загребущими лапать. Чай, не красная девица.
Эльф аж покраснел от гнева, однако помочь катающемуся по земле отнюдь не спешил, как и другие Перворождённые. К нему подбежали двое людей, один седобородый, почти старик, и другой юноша, кому ещё долго можно не бриться. Прижали, принялись срезать торчащее древко.
— Скверно так знакомство начинать-то, — заметил Полночь.
— Я тут ни с кем знакомиться не буду, — отрезал Лемех. — Мне надо с сынами домой вернуться, и всё тут!
Седобородый лекарь что-то вполголоса бросил молодому, скорее всего, ученику; тот схватил щипцы, окунул в какую-то жидкость, прищёлкнул пальцами — на железе полыхнуло голубоватое, почти прозрачное пламя; раздвинул края раны, а его наставник быстрым, ловким движением вложил туда что-то живое, извивающееся, словно гусеница. Раненый заорал вновь, и ученик ловко накинул ему на рот и нос смоченную чем-то тряпицу, после чего тот мигом затих.
Ловко, подумал про себя Лемех, привычно ощущая рядом вернувшуюся Найду.
— Надо было драться, а это я завсегда.
— Вижу, что завсегда, — хмыкнул Полночь, глядя на раненого. Тот уже громко храпел.
— Слушай, мил-человек, — подался вперёд один из «стражников». — Ты откуда? И зачем?
— Сказал же — за сынами пришёл! Может, слыхали? Ариша и Гриня. Братовья, стало быть. Ариша — он здоровый такой, значит…
Лемеха прервали.
— Видели, как не видеть! — выкрикнул какой-то парнишка. По готовности его нетрудно было догадаться, что со словившим стрелу Лемеха мужичком у парня имелись свои счёты. — И Гриню видел, и Аришу. Которые пришли только что, да?
— Угу, они. А не знаешь часом, удалец, где их отыскать можно?
Парнишка слегка поник под пристальномрачными взглядами остальных стражей.
— Ээ, не знаю, почтенный. Они пока не с нами, только раза два и видели.
— И на том спасибо, сынок.
Не пускают Аришу с Гриней к остальным, держат отдельно. Наверное, только для самых важных дел, когда и впрямь надо Борозду спасать, она тут, похоже, мало что не за главную.
— Как здесь вообще-то житуха, мужики?
— А чего спрашиваешь? — недобро буркнул одноглазый бородач. Жизнь его потрепала, и изрядно — нос сломан, нет половины правого уха, вместо левого глаза — чёрная повязка. — Стоять надо было, когда говорили, и делать, что говорят!
— У меня сыновья в этой вашей «страже», — нахмурился Лемех. — Вот и спрашиваю, как житуха. А главарь ваш сам виноват.
Полночь встал рядом, не вмешиваясь, но с явным интересом прислушиваясь к разговору.
— Да хороша житуха, не жалуемся, чай, — нехотя буркнул одноглазый. — Жалованье положили доброе, кормёжка щедрая. Оружие, справа опять же — все добрые. Не все ещё по-птичьи в гнёздах спать привыкли, но ничего, это дело наживное.
— Эльфы не рубят деревья и не строят домов, — негромко проговорил Полночь.
— А так-то житуха славная, дай Спаситель такую каждому, — приободрившись, уже бойчее излагал одноглазый. — Подраться приходится, конечно, не без того, но сам видел, господин хороший, — мы с этими тварями не церемонимся. Рраз — и на копьё!
— Праально! Точна! — поддержали его сразу несколько голосов.
— Охотиться разрешили, — высунулся ещё один безусый мальчишка. — Мясца вдоволь! От пуза лопай!
— И что ж вы тут, надолго?
— А мож, и навсягда! — вступил ещё один немолодой уже воин, худой и весь словно какой-то высушенный. — А чяво? Жисть — другия обзавидуются!
— А дом у тебя есть? Семья? Дети?
— А шо ты мя тут судишь?! — взвился худой. — Мало баб в хуторах окрястных? А дяти мня ня надобны. Другия няхай строгают, вярно я грю, мужики? А как дяньжат-то подкоплю, в Княжгород подамся, хоромы какия ни ясть прикуплю, дяняжки в рост отдам, и буду жить-поживать, в окошко глядять да пиво потягивать! Наломался ужо, за годы-то! Пора и на покой.
Лемех сощурился, но ничего не сказал.
— Так а ты-то хто таков, с нас ответы требовать?! — вклинился одноглазый.
— Да никто, — усмехнулся хуторянин. — Прохожий просто. За сынами пришёл, как уже говорилось.
— Сынам «прощявай» могяшь сказать, — фыркнул худой. — Здесь, брат, такая житуха, что любой, задрав штаны, побяжит.
— Я не «побяжял».
— Дурак потому что! — рявкнул одноглазый. — Иди давай отседова, нас, честных стражников, не смущай.
— Вас, пожалуй, смутишь.
— А коли нят, так и ня надо!
— Бывайте здоровы, мужики.
— Няту здяся мужиков! Были, да вся вышли! Мы тапярича — Эльфийская Стража, заступники, сталбыть, и защитники!
— Да защищай себе, мне-то что? — пожал плечами Лемех. — У меня к тебе нет ничего и не было. Чего злобишься-то?
— А няча! Няча ходить тут!
— Не тебе решать. Полночь! Борозда мне кое-что обещала. Если здесь без тебя разберутся, то проводил бы, что ли? Ты, кстати, тоже.
Эльф нахмурился, однако ничего не сказал. Парни и мужики из Эльфийской Стражи смотрели на Лемеха хмуро, особенно те, что постарше. Мальчишки — те просто глазели с жадным любопытством, хотя, казалось бы, что в нём, простом хуторянине, особенного?
— Зря ты так, — они с Полночью ехали бок о бок по неширокой тропе, что вела к Ниггурулу. — Эльфийская Стража нам нужна. Сам же видел.
— А ваши колдуны и мудрецы, что же, ничего не могли сделать? Чтобы ваше железо так же разило бы, как и людское?
— Нет, — мрачно сказал Полночь. — Иначе неужто ж мы стали б возиться с вами, людьми?
— Спасибо за правду, — усмехнулся Лемех. — Редкий по нонешним временам товар.
— Это не товар.
— Тем более. Так что, Полночь, ты вот их называешь гордыми словами «Эльфийская Стража»? Которая должна вместе с вами спасать мир от Тёмной Птицы? Вот этот сброд — Стража?! Не смеши меня, эльф. Моя рота прошла б сквозь них и даже б не заметила.
— Какие есть, такие и есть, — взъершился Полночь. — Откуда я тебе героев возьму?
— Я тебе говорил откуда. Наймите настоящую роту.
— Лучше ты присоединяйся к Страже. Сразу сделается лучше. Я не шучу. Что, не можешь?
— Пока не могу, Полночь, пока не могу. И я тоже не шучу. Но вы меня так и не убедили. Пока.
— Не убедили, потому что ты сам ни за что не желаешь убеждаться. Потому что не веришь нам, потому что боишься, потому что видишь всюду коварные заговоры и преступные посягательства. Ты просто хочешь вернуться домой вместе с сыновьями. И больше тебе ни до чего дела нет. Хочешь, чтобы всё шло бы, как прежде. Перворождённые живут своей жизнью в Зачарованном Лесу, с людьми иногда случаются мелкие стычки, но это даже и хорошо — никто не должен забывать об опасности. Но «как прежде» оно уже не пойдёт никогда, Лемех. Ты это знаешь, просто боишься сам себе признаться. И твои сыновья не будут прежними, особенно Гриня. Кто познал любовь к Перворождённой, тот этого уже не забудет.