— Сколько времени у меня есть, чтобы подготовиться к этой катастрофе? — спросил дядя Володя, когда полностью переварил полученную от меня информацию.
— Никто не знает, — ответил я. — Но если день выставления ультиматума считать за первый, то до завтрашнего вечера точно, а там всё зависит от отца.
— Выходит, полтора дня.
— Выходит, так. Надеюсь, эта информация Вам поможет, хоть что-то сделать для минимизации потерь нашей фирмы.
— Потери будут в любом случае очень большими, — вздохнув, произнёс мамин брат. — Но благодаря твоей информации я их уменьшу минимум раз в пять.
— Тогда не буду вас отвлекать.
Я попрощался и покинул кабинет дяди Володи, проскочил через секретарскую, вышел в коридор и столкнулся нос к носу с Миланой.
— Добрый день, Роман Николаевич! — сказала секретарша. — Я могу Вам чем-нибудь помочь?
— Нет, спасибо, я на секунду к Владимиру Николаевичу заходил, уже убегаю.
— Может, сделать вам кофе?
— К сожалению, я спешу.
— Я могу сделать с собой.
Милана была сама услужливость. Она вела себя так, будто между нами ничего не было, и ей всё ещё было необходимо произвести на меня впечатление. Я подумал, что это очень хорошее качество для красивого секретаря, и на секунду в моей голове даже возникла мысль, что можно как-нибудь повторить опыт нашего общения вне работы.
Но мысль эту я быстро прогнал. Как и желание выпить кофе. Он точно не был бы лишним, но я очень торопился и не мог потратить даже минуту, ожидая, пока Милана его сварит. Тем более мне предстояло ехать на квартиру, чтобы оттуда отправиться в имение бабушки. А на квартире у меня была кофемашина, настроенная под мой вкус и заправленная любимыми зёрнами. Поэтому я поблагодарил Милану и убежал,
Приехав на квартиру, я, разумеется, сразу же забыл про кофе, и мы с Тойво начали готовиться к переходу через портал в имение княгини Белозерской. Впрочем, «начали готовиться» — сильно сказано. Вся моя подготовка состояла в том, чтобы повесить себе на шею амулет с кристаллом, а Тойво, помимо этого, ещё достал из кармана мешочек с кристаллической пылью. И мы были готовы. А менее, чем через минуту, мы уже выходили из портала в башне у бабушки.
Оказалось, что княгиня Белозерская ещё рано утром покинула имение, и никто не знал, когда она вернётся. Ждать её я не стал, хотя обещал кесарю, сначала узнать у бабушки, готова ли она принять у себя переговорщиков, а уже потом с отцом разговаривать. Но что-то мне подсказывало, что с бабушкой проблем в этом плане не будет, поэтому я не стал терять время и позвонил отцу. Он отнёсся к моей просьбе о встрече с пониманием, но заявил, что у него совершенно нет времени, и мы можем поговорить лишь за обедом.
Меня это более чем устроило, и тогда отец сказал, что ровно в два часа дня ждёт меня в бывшем дедушкином особняке. Я пообещал не опаздывать и отправился на поиски Тойво — без него добраться к двум до отца было бы проблематично. Но бабушка велела этому эльфу во всём мне помогать и охранять меня, поэтому я решил попросить его помочь мне с транспортом.
Выслушав мою просьбу, спросив адрес отца и время встречи, Тойво ненадолго призадумался, после чего сообщил, что мы выезжаем через двенадцать минут. Ни к источнику, ни к себе в комнату зайти я не успевал, поэтому решил потратить эти десять минут на прогулку по саду.
В назначенное время я подошёл к воротам и сильно удивился, увидев возле них большой автомобиль представительского класса неизвестной мне марки. Я решил, что это вернулась бабушка, но приглядевшись, заметил за рулём Тойво. Тогда я удивился второй раз и спросил у эльфа, не будет ли бабушка ругаться, когда узнает, что мы взяли такую роскошную машину. И тут же пришлось удивляться в третий раз — Тойво сказал, что это моя машина, бабушка выделила её мне ещё во время моего прошлого визита, но так как я никуда не ездил, мне забыли про неё рассказать. Мысленно поблагодарив бабушку Катю, я запрыгнул в салон, и мы поехали к отцу.
Особняк деда со стороны выглядел мрачно, но меня это не удивило, так как я теперь знал, что на его территории располагался тёмный источник. Перед въездом во двор охрана тщательно проверила и машину, и нас с Тойво и лишь после этого открыла ворота. Мы въехали во двор. Внутри всё оказалось ещё мрачнее, чем снаружи. Всё выглядело каким-то неживым, даже растительности во дворе почти не было.
Тойво остался в машине, а меня встретил пожилой дворецкий и повёл к отцу. Мы вошли в дом, и я заметил, что внутри особняк намного симпатичнее, чем снаружи. На стенах висело много картин, кое-где в кадках стояли фикусы и какие-то кусты с цветами. Смотрелось это странно, но дом, в отличие от двора, казался живым.
Отец ждал меня в обеденном зале. Едва я вошёл, он встал из-за стола и направился мне навстречу. Обнял меня, спросил, без приключений ли мы доехали. Всё это выглядело так, будто сын просто приехал к любящему отцу на обед. А ведь я приехал ни много ни мало на переговоры, и от их результата, возможно, зависело, быть гражданской войне в России или не быть.
По сути, жизни огромного количества людей и эльфов зависели от моих способностей к убеждению. От этой мысли у меня мурашки пробежали по коже. Было в этом что-то ненормальное. Не должно было так быть. Но, к сожалению, было.
Мы сели за стол и, прежде чем я успел что-либо произнести, отец сказал:
— Сначала обед, потом разговоры!
Я не стал спорить, но всё же, пока мы обедали, расспросил отца про Андрея и Машу. По тому, как он с удовольствием ответил на мои вопросы, я понял, что на окончание обеда были перенесены лишь серьёзные и неприятные разговоры.
В итоге обед прошёл за довольно милой беседой: мы поговорили о Машиных успехах в рисовании, о том, в какую магическую академию лучше поступать Андрею по окончании школы, я рассказал, какое впечатление на меня произвёл Потсдам и Вильгельм Пятый, а отец похвастался, что нанял нового повара, который до этого работал в очень дорогом ресторане.
Повар действительно оказался мастером своего дела — обед был выше всяких похвал. Все блюда были хороши, но самое сильное впечатление на меня произвела ножка ягнёнка с апельсином и клюквой — она просто таяла во рту. Когда я доел последний кусочек миндального десерта, запив его имбирным чаем, отец осушил бокал красного вина и произнёс:
— А теперь я тебя слушаю.
— Я приехал по просьбе Александра Петровича, — сказал я.
— Это понятно. Я внимательно тебя слушаю.
— Александр Петрович просит передать, что он готов обсудить варианты широкой автономии Петербурга вплоть до конфедерации, лишь бы избежать ненужной войны.
— И он решил это всё передать через тебя на словах, чтобы потом легко можно было отказаться от этих слов. Молодец.
— Он не откажется, если ты согласишься с ним встретиться и обсудить это всё. Он даже готов приехать в Петербург ради этого. То есть, не совсем в Петербург, а к бабушке, если она гарантирует его безопасность.
— И что бабушка на это сказала? Гарантирует?
— Я с ней ещё не говорил. Мне кажется, сначала надо получить твоё согласие.
— Логично.
— И что ты скажешь?
— Сынок, я уж не раз говорил, что моя встреча с Романовым возможна лишь в двух случаях: или когда я его буду вешать, или когда он меня. Третьего варианта нет!
— Но ведь война — это гибель тысяч эльфов и людей! Это сломанные судьбы, разрушенная экономика! Это очень плохо! Почему ты не хочешь её избежать?
— С чего ты взял, что не хочу? Очень хочу, сынок. Но к войне нас толкает Романов.
— Но ведь это ты выдвинул ультиматум!
— Но ведь это он отказывается признать независимость Петербурга.
— Конфедеративный договор, насколько я понимаю, это и есть признание независимости!
— Возможно, — согласился отец. — Но мой ответ: нет!
Он сказал это так, что я понял: уговаривать бесполезно, отец желал этой войны, он не хотел мира.
— Можно задать тебе один вопрос? — спросил я. — От меня. Я никому не расскажу, что ты мне на него ответишь.
— Задавай.
— Если бы Романов вдруг принял твой ультиматум, ты ведь всё равно начал бы эту войну, да? Ты ведь нашёл бы какой-нибудь другой повод? Скажи, чего ты, вообще, хочешь: независимости или войны?
Отец нахмурился, видно было, что мой вопрос ударил в его слабое место. Мы оба понимали, что он начал бы войну в любом случае, но отец почему-то не хотел в этом признаваться. И как мне показалось, он не хотел признаваться в этом даже себе.
Примерно минуту отец сидел молча. Затем он встал, взял с середины стола декантер с вином, наполнил свой бокал, вернулся на своё место, выпил половину бокала и сказал:
— То, что я сейчас скажу, я скажу своему сыну, а не посланнику Романова. Как я уже не раз говорил, я нисколько не осуждаю тебя за то, что ты работаешь на федералов. Я даже горжусь, что ты смог в таком возрасте сделать такую выдающуюся карьеру. И я, как могу, тебе помогаю. Вот и сейчас я встретился с тобой и выслушал всё, что тебя попросили мне передать. Ты сделал всё, что мог, сынок. Но на этом мой разговор с посланником Романова закончен. Я сказал ему: нет! Но пару слов я хочу сказать ещё своему сыну.
Отец сделал паузу, допил вино, было видно, что все эти слова даются ему нелегко, но он продолжил:
— Я не один принимаю решения. Нас четверо. И мы все хотим довести до конца дело жизни наших отцов. А они боролись за независимость Санкт-Петербурга, за это жизни и отдали. И в чём-то ты прав, сынок, дело не в самой независимости. Я тебе скажу, что идея конфедерации на самом деле неплоха. Такое предложение можно было бы обсудить. Но кесарь убил моего отца и твоего деда. Я не могу вести с ним переговоры. И мои товарищи по Русскому эльфийскому ордену не могут, потому что их отцов он тоже убил. Мы будем мстить за наших отцов. Может быть, потом, когда не будет Романова, мы вернёмся за стол переговоров. Если, конечно, из нас тоже будет кому возвращаться. Но не сейчас, сынок.
Я даже не стал в очередной раз говорить, что Романов не убивал деда — это было бесполезно. Если я хотел что-то доказать отцу, надо бы