Но если Романов просто неважно выглядел, то на Дроздова было невозможно смотреть без слёз. При взгляде на бедного адвоката возникало ощущение, будто над ним несколько суток ставили опыты какие-то садисты-сектанты: всё его покрасневшее тело было покрыто рунами, голова неестественно запрокинута назад, рот открыт, безумные остекленевшие глаза вылезли из орбит, и ещё, казалось, что он не дышит. И к этому стоило прибавить порезанную ладонь и руку по локоть в крови.
— Он живой? — спросила бабушка, указав на Дроздова.
— Да, — ответил кесарь. — По крайней мере, две минуты назад был живым.
— А до утра он доживёт?
— Должен. Я очень на это надеюсь, потому что мы с ним пока ещё не закончили.
— А его нельзя подлечить? — поинтересовался я.
— Лучше ничего не трогать, — ответил Романов. — Сейчас я попью водички, отдохну ещё минут пять да продолжу.
— Может, Вы хотите есть? — спросила бабушка. — Вам бы не помешало подкрепиться.
— Благодарю, — ответил кесарь. — Но думаю, что ужин я сегодня пропущу.
— Вы его уже пропустили, — заметила бабушка.
— А который сейчас час? — удивился Романов.
— Начало третьего.
— То-то я себя так неважно чувствую, — сказал Романов будто сам себе, а потом уже целенаправленно обратился к бабушке: — Вы правы, Екатерина Александровна, подкрепиться не помешает. Но вот только время терять жалко. Я могу Вас попросить, распорядиться, чтобы мне доставили с кухни пять-шесть сырых яиц и воды литра два-три.
Бабушка даже не успела толком посмотреть на Ристо, как тот уже выскочил из комнаты.
— Вы нам что-нибудь расскажете, Александр Петрович? — спросила бабушка. — Что-нибудь удалось увидеть?
— Пока ничего, — ответил Романов.
— Ничего интересного или вообще ничего? — уточнила бабушка.
— Вообще ничего, но я вроде понял, как это работает, разведал тропинку к хранилищу его воспоминаний. Сейчас с новыми силами пойду по этой тропинке. Признаюсь, я думал, что будет легче.
Минут через десять с кухни прибежала прислуга с десятком яиц и упаковкой из шести литровых бутылок воды, и вернулся Ристо. Романов залпом осушил одну бутылку, затем выпил шесть сырых яиц, улыбнулся и сказал:
— Ну вот теперь можно и продолжить!
Не обращая на нас внимания, кесарь сел на стул возле Дроздова, сделал у себя и у адвоката новые надрезы на левых ладонях, скрепил руки, закрыл глаза и принялся начитывать заклятия; Дроздов стона застонал и задёргался. Бабушка молча мне кивнула, приглашая на выход. Мы покинули комнату, а Ристо опять остался с кесарем.
Мы с бабушкой вернулись в кабинет. Спать никому не хотелось, мы решили дождаться результатов работы Романова за беседой. Прислуга принесла нам ароматного травяного чая, я подкинул в камин новых дров, и княгиня Белозерская снова погрузилась в воспоминания. Она рассказывала и рассказывала: про своего сына, про его сыновей, в основном про деда Константина, кое-что про моего отца, а я слушал разинув рот и думал, что даже если кесарь не сможет ничего добиться от адвоката, эту ночь всё равно можно будет считать одной из самых важных за последнее время.
Я узнал очень много разной информации о своих предках, и отметил, что бабушка Катя, рассказывая о каждом из них, говорила словно с неким сожалением — казалось, будто все они не оправдали каких-то её ожиданий. Она не говорила об этом открыто, но я это чувствовал. И понимал, что этот разговор бабушка затеяла не просто так — она словно намекала, что очень не хочет, чтобы я тоже её разочаровал.
Второй раз Ристо пришёл за нами уже почти в девять утра. Мы тут же поспешили во флигель. В этот раз Романов не делал никакой разминки. Он просто сидел на стуле и выглядел полностью вымотанным. Мне показалось, что я ещё никогда не видел настолько уставших людей: либо магия крови сама по себе требовала больших энергетических затрат, либо Александр Петрович взялся за очень уж сложную и трудную процедуру.
На Дроздова я даже побоялся сразу смотреть, ожидая увидеть совсем уж измученного эльфа. Но всё же пересилил себя и взглянул — к моему удивлению, адвокат пребывал в том же виде, что и в прошлый раз, разве что руны на его теле стали практически чёрными, а глаза ещё сильнее вылезли из орбит.
— Получилось что-нибудь? — сразу же с порога спросила бабушка.
— Да, процесс пошёл, — ответил кесарь. — Много уже отсмотрел. К сожалению, перемотки, как в медиаплейрере, у него в голове нет. Есть возможность прыжков, но я пока не умею аккуратно прыгать. Каждый раз гадаю: день прошёл или час. Но всё приходит с опытом. Я прямо вижу, как у меня получается с каждым часом всё лучше и лучше. И я однозначно рано или поздно найду нужную нам информацию.
— Лишь бы Дроздов дожил до этого момента, — заметила бабушка, осматривая адвоката.
— Здесь не переживайте, — попытался успокоить нас Александр Петрович. — Если я увижу, что ему совсем плохо, всё брошу и начну восстанавливать ему силы. Он нам нужен живым не только сегодня, но и позже в качестве свидетеля.
— А с ума он не может сойти? — осторожно спросил я.
— А вот это вообще не проблема, — совершенно спокойно ответил кесарь. — Нам главное, чтобы он был живым.
— Всё равно не хотелось бы, — сказал я. — Ему и так столько всего сейчас приходится переносить.
На это Романов лишь развёл руками, улыбнулся и сказал:
— Он уже привыкший к трудностям, я видел, как вы его сюда притащили. И даже прочувствовал, какие эмоции он при этом испытал.
Похоже, это был намёк, что если уж кому и жалеть Дроздова, то точно не мне. Я намёк понял и замолчал.
— Что дальше будете делать? — спросила бабушка.
— Мне надо немного отдохнуть, часа два-три, да и Дроздову отдых не помешает, переведу его в состояние обычного сна, пусть естественным путём немного восстановит силы, — ответил Романов. — А потом продолжим. Полагаю, у нас уже утро наступило?
— Десятый час.
— Вы можете распорядиться, чтобы сюда принесли ещё одну кушетку? — спросил кесарь. — Не хочу оставлять его одного в таком состоянии.
— Не стоит за него переживать. Вы можете выспаться в нормальной кровати в гостевых апартаментах, — сказала бабушка. — Возле Дроздова я оставлю дежурить помощника, который в случае чего сразу же побежит за Вами.
— Тоже вариант, — согласился Романов.
— Ещё я могу отправить к Вам лекаря, который полностью восстановит Вам силы, — предложила бабушка.
— Благодарю, — ответил кесарь. — Но лекарь мне не нужен. Два часа сна и пара заклятий на восстановление, и я буду как новенький. А вот от чашки чая, как проснусь, не откажусь.
— Вам накроют завтрак в течение пяти минут после того, как Вы проснётесь.
— Вот это я называю: идеальные условия для работы! — сказал Александр Петрович и улыбнулся.
Так как Ристо пробыл с Романовым всю ночь, на дневное дежурство возле Дроздова княгиня Белозерская решила поставить Тойво. Когда он пришёл и устроился на стуле возле адвоката, мы с бабушкой, Ристо и кесарем покинули комнату. Все разошлись спать.
Проснулся я от стука в дверь. Встал, накинул халат, подошёл к двери, отворил её и увидел на пороге Айникки.
— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, что прервала Ваш сон, — с чувством вины в голосе и сожалением в глазах произнесла девушка. — Её Светлость просит Вас выйти к ужину в девятнадцать часов.
— А обедать не будем, что ли? — с искренним удивлением спросил я, на что Айникки хихикнула, решив, что это я так пошутил. — Хорошо, я всё понял, к семи подойду.
Я закрыл дверь, вернулся на середину комнаты и посмотрел на часы — они показывали половину седьмого. Сразу же стала понятна реакция Айникки на мои слова про обед. Но вот как я так долго умудрился проспать — этого я понять не мог. Но времени разбираться в этом не было, до ужина оставалось всего полчаса. Я быстро заскочил в душ, оделся поприличнее и отправился в обеденный зал.
Пришёл я раньше бабушки и успел занять своё место за столом, а вот княгиня Белозерская не успела — одновременно с ней прибежал Тойво и сообщил, что Александр Петрович закончил работать. Разумеется, нам с бабушкой сразу же стало не до ужина, и мы отправились во флигель.
Когда мы вошли в комнату, Романов держал руки над головой Дроздова и начитывал какое-то заклинание. Я сразу же заметил, что у адвоката на теле уже не было рун, а рот и глаза были закрыты. Кожа на всём теле ещё была розовая, но это было не сравнить с тем, что я видел ночью.
— Спит, — пояснил Романов. — Ну а я потихоньку привожу его в порядок, восстанавливаю силы и снимаю боль.
— Вам самому бы кто силы восстановил, — заметила бабушка, и я не мог с ней не согласиться, выглядел Романов очень нехорошо. — Оставьте Дроздова, им Тойво займётся.
— За меня не переживайте, со мной всё нормально, — ответил Александр Петрович, заканчивая манипуляции над головой адвоката. — В любом случае, моё самочувствие — такая мелочь на фоне той информации, что я получил из памяти Дроздова.
Слова кесаря мне не понравились, причём сильно. И не понравились они не только мне.
— Что Вы узнали? — тут же спросила бабушка.
— Это отец? — не удержался я от вопроса, который волновал меня больше всего.
— Нет, это не Николай Константинович, — ответил кесарь.
— Ну уже хорошо, — заметила бабушка. — Так кто же это?
— Я не уверен, что это сильно лучше, — сказал Романов, вздохнул и добавил: — Это Каменский.
— Вот это номер! — произнесла бабушка с нескрываемым удивлением, видимо, она даже и не думала о таком развитии событий.
— Соглашусь с Вами, Екатерина Александровна, — сказал кесарь. — Только этого нам ещё не хватало.
— Вы точно в этом уверены? — спросила бабушка.
— Точнее некуда, — ответил Александр Петрович. — Я смог найти нужный мне день. Всё произошло именно так, как я и предполагал: Дроздов приехал утром к Константину Романовичу, поговорил с ним и получил от него пять писем. Одно было предназначено ему. В нём Константин Романович просил как можно быстрее отдать ещё три письма товарищам по ордену и одно графу Каменскому и никому об этом не говорить. Адвокат тут же встретился с Гагариным, Уваровым и Жилинским и отдал каждому из них письмо, а затем поехал к Каменскому.