— Я просто не могу поверить в то, что она была доброй и заботливой.
— Как ни грустно это признавать, но именно любовь в итоге превратила твою мать в ту холодную женщину, которую мы все теперь знаем. Очень уж Оля любила Николая и очень хотела стать для него идеальной эльфийской женой. Но ей не повезло с мужем и тестем, она попала в семью, где хорошей женой можно было стать, лишь соответствуя понятиям трёхсотлетней давности. Вот такая ирония, мальчик мой, но мы с тобой выбрали не самое удачное время для такого разговора. У нас каждая минута на счету.
Бабушка взяла телефон и набрала номер отца.
«Только бы ответил, только бы ответил, только бы ответил», — мысленно повторял я, пока бабушка дозванивалась.
Отец ответил и после небольшого разговора с бабушкой даже согласился с нами встретиться. Только вот ехать в имении княгини Белозерской он отказался, сославшись на сильную занятость. Бабушка настаивать не стала, и в итоге договорились, что мы приедем к отцу.
— Давай собираться, — сказала бабушка, убирая телефон. — Через полтора часа мы должны быть у Николая. Ещё не хватало по дороге в пробку попасть и опоздать.
— Мы поедем на машине? — спросил я.
— А на чём ещё? Портал к особняку твоего отца я без маячка открыть не могу.
— Надо бы ещё как-то Александру Петровичу сообщить, что Дроздов всё вспомнил.
— Вот после встречи с Колей и сообщишь, сразу все новости расскажешь. А сейчас надо спешить.
— А можно задать Вам один вопрос? — спросил я бабушку, пока мы не вышли из кабинета.
— Про Каменского? — уточнила она, усмехнувшись.
— Да, про него. Как Вам это удалось? Я просто не мог поверить, когда увидел его здесь, да ещё такого довольного, радостного.
— Это было нетрудно, мальчик мой, я просто подобрала правильные слова и нашла способ их донести, — сказала бабушка, улыбнулась и добавила: — Когда-нибудь я тебя этому всему научу.
Глава 21
Отец уже минут десять — пятнадцать молча ходил по своему кабинету, бабушка сидела в кресле, а я стоял возле дивана — так сильно волновался, что просто не мог сидеть. Я смотрел на отца, на то, как он хмурится, вздыхает, мерит шагами кабинет, и понимал, что от решения одного эльфа сейчас зависят жизни тысяч: как эльфов, так и людей. Как по мне, это не совсем правильно, но что поделать, ситуация сложилась так, как сложилась, и от отца зависело, будет продолжаться война или нет.
Мы с бабушкой привезли Дроздова к назначенному времени, и адвокат рассказал отцу всё, что и нам, даже больше — добавил кучу мелких деталей и подробностей. Затем ответил на вопросы отца, коих было очень много. Беседа с Дроздовым заняла чуть больше часа, после чего отец поблагодарил Клима Георгиевича и попросил его ненадолго оставить нас — попить кофе или чай в гостевом зале, пока отец примет решение, что делать дальше.
Прислуга увела Дроздова в зал для приёма гостей, отец принялся расхаживать по кабинету, а мы с бабушкой — ждать. Чем дольше отец думал, тем тревожнее мне становилось. Я просто не представлял, о чём можно так долго размышлять — после рассказа Дроздова ситуация казалась мне предельно ясной. Видимо, бабушка тоже решила, что четверти часа для раздумий вполне достаточно, и сказала:
— Думай не думай, Коленька, а реальность признавать надо.
— Реальность — это независимый Санкт-Петербург! — заявил отец. — Мы добились этого, добились, заплатив высокую цену, и отступать не будем. Мы просто не имеем на это права.
У меня внутри похолодело, похоже, бабушка оказалась права — гордыня и упёртость не позволяли отцу признать, что он был неправ.
— Независимый Санкт-Петербург — это утопия, — возразила бабушка. — Реальность — это ненужная братоубийственная война, которую надо прекращать!
Бабушка сказала это довольно жёстко, я даже испугался, как бы отец не вспылил и не прекратил разговор, но, к моему удивлению, он на это отреагировал спокойно.
— Я не вижу причин, прекращать борьбу за нашу независимость, — заявил отец. — Из всего, что рассказал Дроздов, для меня имеет значение лишь то, что Романов не давал приказа об убийстве отца. Соответственно, у меня больше нет цели отомстить ему лично. Но вины с Романова это всё равно не снимает! Это он отправил отца в тюрьму!
— А мог повесить, вообще-то, — заметила бабушка. — Ты забыл, что Константин задумал государственный переворот и был арестован в процессе его осуществления?
— Это не так! — возразил отец. — Точнее, не совсем так.
— Коленька, мы можем на тему вины Романова рассуждать довольно долго, но факт остаётся фактом — руководители ордена покончили с собой, чтобы спровоцировать волнения в Петербурге.
— Признаюсь, я шокирован этим поступком, — сказал отец. — Но это лишь доказывает, как важна была для них независимость Петербурга. После этого мы точно не имеем права отступить. Петербург должен быть независимым!
— Знаешь, что я тебе скажу, Коленька? — спросила бабушка, растягивая слова, после чего встала и подошла к отцу.
Похоже, назревал конфликт. Я почувствовал себя очень неуютно в такой накалённой обстановке и присел на диван, стараясь быть как можно менее заметным.
— Я никогда не лезла к тебе с советами, мальчик мой, — продолжила бабушка. — Хоть я и не поддерживала твои действия, но считала, что ты имеешь право на месть Романову, пусть даже таким извращённым способом — развязыванием гражданской войны. Но сейчас, видимо, пришло время дать тебе один совет: признай, что твой отец просто сделал тебя инструментом для выполнения своей мечты! Безумной мечты, если уж называть вещи своими именами!
— Почему безумной? — возмутился отец, но, похоже, его возмутило лишь то, что бабушка назвала идею о независимости безумной, на её тон отец отреагировал нормально. — Всё осуществимо! Мы уже фактически добились независимости, осталось совсем немного, чтобы Новгород признал её официально!
— Николай, ты меня пугаешь! Я понимаю, раньше твой разум застилало желание отомстить, но сейчас начни уже рассуждать здраво! Независимым Петербургу не быть! Никогда!
— Вы ошибаетесь, бабушка! — гордо заявил отец. — Если Вы не расслышали, я повторю: в боях с федералами мы одерживаем одну победу за другой! На всех фронтах!
— Это потому что Романов дал приказ: отступать по всем фронтам, — возразила бабушка. — Он просто хочет избежать ненужных жертв. Войны ещё не было, мальчик мой!
— У нас достаточно сил, и на нашей стороне правда! — отец упорно стоял на своём. — Мы боремся за свободу! За независимость! За наше будущее!
— Независимость? Ты серьёзно? — бабушка всплеснула руками, такой эмоциональной я её ещё не видел. — Каково население Петербурга? Сколько здесь одарённых? Не бывает маленьких независимых государств, Коля! Ты это знаешь не хуже меня. Допустим, у тебя получится каким-то чудом добиться независимости от остальной России. Что дальше? Покажи мне, Коленька, хоть одну независимую маленькую страну! Ты знаешь такие? Я нет! Оглянись, мальчик мой! Посмотри на независимую Эстонию, которой руководят из британского посольства в Таллине, или на Литву, которой тоже руководит посол, но уже немецкий. Ты хочешь такой независимости? За такое будущее ты борешься?
Отец насупился, лицо его покраснело, но он молчал, похоже, не знал, чем крыть.
— А не придётся ли тебе завтра просить помощи у Новгорода и Москвы, когда окажется, что Петербург нанесли на карту Великой Финляндии со всеми вытекающими? — продолжила бабушка. — Конфедерация с Новгородом и Москвой, Коля — это единственный вариант, при котором у петербургских эльфов в среднесрочной перспективе останется возможность говорить по-русски. И ты это знаешь! Ты умный! Но почему-то упорно строишь из себя сумасшедшего фанатика, помешанного на идее полной независимости.
— Легко говорить о конфедерации, но это не так-то просто осуществить, — сказал отец, немного успокоившись, то ли он уже устал, то ли начал прислушиваться к бабушке.
— А что здесь сложного? Александр Петрович готов к переговорам, уже давно, — ляпнул я, не удержавшись, и тут же, поймав на себе взгляды отца и бабушки, пожалел, что влез в разговор.
— Даже он понимает, что всё решаемо! — сказала бабушка, и это «даже он» показалось мне обидным.
— Я не могу один принимать такие решения, я не монарх и не диктатор, — сказал отец, уже почти полностью успокоившись.
— Но ты главный! — возразила бабушка.
— Я лишь первый среди равных, — в свою очередь возразил отец. — Все важные решения принимаются только на собрании ордена.
— Так собери свой орден и примите решение! — воскликнула бабушка. — Сколько уже можно губить народ на этой нелепой войне?
После этого я был уверен, что теперь отец точно вспылит, но и в этот раз он принял слова бабушки довольно спокойно.
— Собрать совет я должен в любом случае, — сказал отец. — Мои товарищи по ордену должны знать, как на самом деле погибли их отцы. И мы обсудим предложение Романова о конфедерации.
— Обсудите? — спросила бабушка. — И всё?
— Не надо на меня давить. Возможно, даже примем какое-то решение. Но Вы тоже должны понимать: Романов — тот ещё пройдоха, сегодня он обещает одно, а завтра окажется, что имел в виду совсем другое.
— Для этого проводятся переговоры и на бумаге фиксируются их результаты, — сказала бабушка. — И я готова посодействовать в их проведении. Я даже могу для этого предоставить своё имение с полной гарантией безопасности всем сторонам.
— Вы думаете, Романов рискнёт приехать к Вам в имение?
— Я знаю, что он приедет, я разговаривала с Александром Петровичем; он производит впечатление человека, готового на многое ради восстановления мира в стране.
— Хорошо, мы обсудим этот вопрос. Возможно, даже сегодня. Время позволяет. Если нам больше нечего обсуждать, то я прямо сейчас буду звонить своим товарищам по ордену.
— Ещё один момент! — сказала бабушка. — Нужно объявить перемирие. Прямо сейчас, как жест доброй воли с вашей стороны.
Похоже, бабушка решила испытать, до какого предела можно давить на отца, либо знала, что этот предел ещё далеко, и воспользовалась этим.