отец объявил прекращение огня, согласился на переговоры с Новгородом — появился самый что ни на есть реальный шанс остановить войну. А сегодня оказалось, что отец убит, и война продолжается, и не просто продолжается, а судя по сюжетам в новостях, выходит на новый уровень.
Мне захотелось взвыть от боли и разочарования — было очень жаль отца, жаль тех людей и эльфов, которым теперь предстояло стать новыми жертвами нелепой войны. И главное — я совершенно не представлял, что теперь делать. Кроме желания найти убийц отца и отомстить, ничего не приходило в голову.
— Пойдёмте в кабинет! — громко сказала бабушка, и её слова вернули меня к реальности.
Мы молча покинули обеденный зал и, не проронив ни слова, дошли до кабинета. Тойво включил петербургский новостной канал. На экране стояла заставка — анонс пресс-конференции Жилинского. Мы стали ждать начала.
Минут через десять заставка сменилась отбивкой, после которой мы увидели графа Жилинского. Он сидел за столом в пресс-центре в окружении микрофонов и камер. Денис Гордеевич немного отодвинул ближайший к нему микрофон, положил руки на стол и полным печали голосом произнёс:
— Мне больно сообщать эту новость, но я вынужден это сделать. Вчера вечером произошло несчастье. Большое несчастье, которому предшествовало ужасное предательство. Мой друг и товарищ по борьбе за независимость Санкт-Петербурга Николай Константинович Седов-Белозерский был убит. Это новость ужасна уже сама по себе. Но становится ещё больнее от осознания того, что наш лидер погиб от руки не человека, не орка, а эльфа, которого мы считали своим товарищем, Николай Константинович погиб от руки предателя.
Жилинский прервался, выдержал небольшую паузу, смахнул слезу или сделал вид, что смахнул, и продолжил:
— Это невосполнимая утрата, как для близких Николая Константиновича, которым я приношу свои искренние соболезнования, так и для каждого петербуржца, для каждого эльфа. Князь Седов-Белозерский не щадил ни себя, ни наших врагов, борясь за нашу с вами независимость. Но враг оказался хитрее, враг ударил, откуда не ждали. И хоть князь погиб от руки эльфа, мы все знаем, кто направил эту руку!
Затем Жилинский переключился на федеральные власти, он долго ругал Новгород и персонально Романова, грозил им ужасной местью и обещал уже в ближайшее время поймать кесаря и повесить его на Дворцовой площади. Осыпав проклятиями людей, Жилинский перешёл на князя Гагарина — именно его он обвинил в предательстве и убийстве отца. Денис Гордеевич сообщил, что сам предатель был убит на месте охраной отца, но спецслужбы уже допросили водителя князя Гагарина и начальника его службы безопасности; те подтвердили, что Фёдор Ильич в последнее время часто бывал в столице.
В том, что Жилинский лжёт, у меня не было никаких сомнений. Я мог бы ещё поверить, что князь Гагарин убил отца из-за каких-то разногласий внутри «Русского эльфийского ордена», но попытки Дениса Гордеевича привязать к убийству Романова, выдавали лжеца. В эти сказки могли поверить рядовые жители Петербурга, но не я и не бабушка — уж мы то знали, что Александр Петрович никакого покушения на отца не планировал, а если даже когда-то и планировал, то уж точно не стал бы осуществлять свои планы после договорённости о прекращении огня.
Я перевёл взгляд с телевизора на бабушку, по выражению её лица было видно, что она тоже не верит Жилинскому. Это было логично, если уж я распознал ложь, то бабушка с её жизненным опытом, скорее всего, раскусила Дениса Гордеевича с его первой фразы.
— Врёт гад, — сказал я, не удержавшись от комментария.
— Врёт, — согласилась бабушка. — Красиво врёт. Я многое повидала за свою жизнь и могу сказать, что так может врать лишь тот, кто сам убил.
Я хотел спросить у бабушки, что мы теперь будем делать, но неожиданно мне в голову пришла мысль, от которой у меня внутри всё похолодело. Я быстро достал телефон и набрал номер Андрея.
— Матери звонишь? — спросила бабушка.
— Андрею, — ответил я.
Телефон брата оказался отключён, я набрал номер сестры, но результат был таким же. Тогда я набрал матери, но и здесь мне ответил лишь голос робота, сообщивший, что абонент выключил телефон или находится вне зоны доступа.
— У всех выключены телефоны, — сказал я бабушке. — Сейчас на обычный домашний номер позвоню.
К моему сожалению, и в этот раз меня ждала неудача: на домашний номер звонок прошёл, но трубку никто не взял.
— Сейчас я отправлю туда Тойво, — сказала бабушка.
— Есть ещё один вариант — дядя Володя должен знать номер охраны в имении родителей, сейчас я ему позвоню.
— Я сама позвоню, чтобы он его наверняка вспомнил, — сказала бабушка, достала телефон и набрала номер дяди.
К нашей радости, мамин брат знал номер поста охраны в нашем имении в Павловске и дал его бабушке; она тут же по этому номеру позвонила. Дежурный охранник ответил на звонок, княгиня Белозерская представилась и попросила позвать мать. Охранник начал что-то отвечать, бабушка нахмурилась, а секунд через десять её лицо исказила довольно жуткая гримаса ярости, и она со злостью крикнула в трубку:
— Ты новости смотрел?!
И тут мне стало плохо. Вдруг ни с того, ни с сего закружилась голова, меня резко бросило в жар, и я почувствовал, как падаю, теряя сознание. Тойво подхватил меня под руки, осторожно уложил на пол и тут же принялся приводить в чувство. Не то чтобы мне от этого сильно полегчало, но отключиться он мне не дал.
— Прости меня, мой мальчик, я не сдержалась, — сказала бабушка, оглядев меня, лежащего на полу. — Дай-ка мне свой телефон, мы недоговорили.
Несмотря на слабость, я нашёл в себе силы, чтобы достать из кармана телефон и протянуть его бабушке; остатки её аппарата в виде оплавленного куска пластмассы валялись на полу недалеко от меня. Княгиня Белозерская снова набрала номер охраны в Павловске и сказала:
— Рассказывай, как всё было!
Примерно минуту бабушка слушала, затем молча сбросила звонок и что-то в сердцах сказала на карельском, явно выругалась.
— Что с ними? — спросил я, с ужасом ожидая услышать самые плохие новости.
— Неизвестно, — ответила бабушка. — Вчера поздно вечером Ольга с детьми неожиданно уехала из дома, предположительно к Николаю. Приехал за ней граф Уваров якобы по поручению Коли. Охрану Ольга с собой не взяла.
— Ну хоть так, — сказал я. — А то я уже самое страшное подумал.
К этому времени я уже почти пришёл в себя и при помощи Тойво поднялся на ноги.
— В любом случае хорошего мало, — заметила бабушка, отдавая мне телефон. — Но теперь, когда мы знаем, что Ольгу с детьми, скорее всего, взяли в заложники, я на триста процентов уверена, что Колю убил Жилинский. Ну или кто-то другой по его приказу.
— Но зачем ему так подставляться с заложниками? — спросил я, совершенно не понимая мотивов Жилинского. — Ведь его вину в убийстве отца надо ещё было доказать.
— Видимо, понял, что некоторым, например, нам с тобой, доказательств и так хватает, и решил идти ва-банк.
— Всё равно ничего не понимаю, — признался я.
— К сожалению, я тоже, — сказала бабушка. — И больше всего мне непонятно, почему Ольга на ночь глядя спокойно уехала из дома с каким-то Уваровым? Почему она взяла детей, но не взяла охрану? Очень много непонятного в этой истории.
Пока мы с бабушкой обсуждали мотивы Жилинского и моей матери, в кабинет вошёл Ристо. Он дождался, пока мы замолчим и обратим на него внимание, после чего произнёс:
— Ваша Светлость, мне очень жаль, но я не смог ничего выяснить. В имение князя меня не пустили, Николая Константиновича не позвали. Я настаивал, взял на себя смелость даже пригрозить, но безрезультатно.
— Новости посмотри! — сказала бабушка, кивнув в сторону телевизора.
На экране как раз шёл сюжет о гибели отца, его запустили сразу же после выступления Жилинского, который ограничился заявлением и не стал отвечать на вопросы журналистов. Ристо подошёл к телевизору, начал смотреть сюжет и сразу же всё понял. В отличие от Тойво, Ристо сначала выразил соболезнование мне, затем бабушке. После чего осторожно спросил:
— Что будем делать, Ваша Светлость?
— Думать, — ответила княгиня Белозерская. — Потом ловить виновных в гибели Николая. И наказывать.
Бабушка замолчала, тяжело вздохнула, и я заметил, что на её обычно невозмутимом и холодном лице опять появилась та самая гримаса, которую я наблюдал перед тем, как мне стало плохо. Я даже приготовился к тому, что опять начну падать в обморок, однако до этого не дошло — княгиня Белозерская повернулась к нам спиной, подошла к окну и минут пять стояла, глядя в него, оставляя мне лишь гадать, какие эмоции в этот момент отображались на её лице. Затем бабушка повернулась к нам и обратилась к Ристо:
— Я так понимаю, про Дроздова ты тоже ничего не узнал?
— Можно сказать, что нет, — ответил эльф. — Мне сообщили, что он покинул имение князя ещё вчера вечером и отбыл в неизвестном направлении.
— Догадываюсь я, куда он отбыл, а ведь я обещала Климу Георгиевичу, что с ним не случится ничего плохого, — сказала бабушка, снова вздохнула и добавила: — Тебе придётся вернуться в имение Николая. У нас есть информация, что там сейчас находится Ольга с детьми. Поезжай и проверь. Я больше чем уверена, что к ней тебя тоже не пустят, но этим мы хотя бы дадим понять Жилинскому, что знаем о похищении. Если это, конечно, было похищение.
Последняя фраза бабушки меня озадачила, но спрашивать, что она имела в виду, я не стал.
— Слушаюсь, Ваша Светлость! — ответил тем временем Ристо и быстро покинул кабинет.
— А я должен отправиться в Новгород и лично объяснить всё Александру Петровичу, — сказал я бабушке. — Рассказать, что отец действительно объявил прекращение огня и хотел полного перемирия и переговоров о конфедерации. И, если Вы не против, рассказать про наши подозрения о причастности Жилинского к убийству отца.
— Я не против, — ответила бабушка. — Нам сейчас не нужно лишнее напряжение в отношениях с Романовым. Думаю, он и так уже понял, что у нас произошло, но лишним не будет, если ты его навестишь. Главное — не задерживайся в Новгороде. Нашей семье объявили войну, и мы пока не узнали имена всех наших врагов, полностью в безопасности мы можем себя чувствовать лишь в этом доме.