С каменным выражением на лице повар унёс разрушенный шедевр, на приготовление которого убил немало времени. Как всякого незаурядного художника его задело пренебрежение к его таланту, и он страшно обиделся.
Аталисе было стыдно за своё поведение – раньше ей были не свойственны такие злые выходки, – но она не подала вида, что раскаивается.
Лесной король налегал на сливки с земляникой и, поглядывая на девушку, сиял от счастья. Это была его Атуэль, надменная и привередливая, эльфийская красавица, вкусу которой было не так-то просто угодить.
Раэтиэль не замечал, что его нежные взгляды режут Аталису прямо по сердцу. Она понимала, кого он видит перед собой, и кипела от ревности. Иллюзии окончательно развеялись, когда он вскочил на ноги и, обняв, восторженно заглянул в её лицо.
– Атуэль, в мире фейри по-прежнему никто не сравнится с тобой красотой!
С момента своего появления он уже дважды назвал её именем мёртвой невесты, но уроки Титании оказались хорошим подспорьем.
– Да? – с полным самообладанием на лице Аталиса повернула голову к зеркалу и посмотрела на отражение. – Действительно очень красивая эльфийка, – холодно уронила она и надменно вздёрнула бровь. – Ваше высочество! Вы стоите непозволительно близко и этим вынуждаете меня напоминать вам об этикете.
– Я могу дотрагиваться до тебя, ведь ты моя невеста! – запальчиво воскликнул Лесной король.
– Это Атуэль ваша невеста, но не я! – парировала Аталиса и решительно вывернулась из его рук.
Всё с той же вежливой улыбкой на губах она отступила и, слегка повернув голову, приказала служанкам принести своего новорожденного сына. Они растерянно поглядели на принца, и он нетерпеливым жестом велел им выполнить её пожелание.
Вскоре одна из служанок вернулась в сопровождении кормилицы, которая несла ребенка, завёрнутого в голубое шёлковое одеяльце. Прежде чем передать его девушке она тоже вопросительно посмотрела на принца и, прочитав разрешение на его лице, протянула ей ребёнка.
"Солнышко!" – обрадованная Аталиса взяла сына на руки и отвернула ажурный край пелёнки. При виде бессмысленной улыбки малыша в её памяти промелькнуло безумное лицо его отца, и она испуганно посмотрела на Лесного короля.
– Раэтиэль, с Люцифером всё в порядке? – воскликнула она, разом позабыв обо всех эльфийских церемониях.
– Не бойся, он совершенно здоров. В его возрасте все младенцы бессмысленно улыбаются. Они ещё не владеют мимикой лица, – успокоил он девушку и предупредил: – Не зови мальчика Люцифером. Иначе светское имя станет истинным, и он будет уязвим для колдовства.
– Нет смысла, боги уже назвали его имя, – возразила она.
– Нельзя нарушать традиции. Как всякий фейри он должен получить его в храме Изначальных, на церемонии посвящения.
– Хорошо, – не стала спорить Аталиса, уверенная в душе, что Люцифер это истинное имя ребёнка и на него будет невозможно повлиять колдовством.
Успокоившись, она присмотрелась к сыну. Это был синеглазый малыш с забавным бело-голубым пушком на голове. За те дни, что они были в разлуке, он значительно окреп и вода, похоже, ему была не нужна. Жаберные щели на его шейке почти исчезли, и на их месте остались только едва различимые полоски. "Слава богам!" – обрадовалась она.
Когда малыш недовольно скривился и зачмокал губами, Аталиса с сожалением отдала его кормилице, которая тут же исчезла из комнаты, а следом за ней, повинуясь знаку Лесного короля, выскользнули остальные служанки.
Они остались одни, и девушка двинулась к гардеробной – она собиралась сменить роскошную ночную рубашку на утренний наряд, – но дорогу ей заступил Лесной король. Встав вплотную, он взял её за руки и пытливо заглянул в лицо. На этот раз он был серьёзен и больше не улыбался.
– Аталиса, скажи, что тебя смущает? Мы же вместе, как ты и хотела.
– Дело не во мне, Раэтиэль. Скажи честно, кого ты сейчас видишь? Свою ненаглядную невесту или смертную дурочку, что имела глупость влюбиться в тебя? – спросила она и с отстранённым любопытством вгляделась в его лицо.
– Разве это имеет значение? Ты есть ты и никто больше, – уклончиво ответил Лесной король.
В ответ на это заявление девушка долго молчала, а затем подняла на него знакомые до боли голубые глаза, опушённые огромными веерами ресниц.
– О да, мой принц! Лично для меня это имеет значение.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Зависит от того, что вы хотите услышать.
– Ты знаешь, чего я хочу, – вздохнул Лесной король.
– Неужели моей любви? – слегка улыбнувшись, спросила девушка.
С озадаченным выражением на личике, она прислушалась к себе, и сокрушённо развела руками.
– Увы, мой принц! Вынуждена вас огорчить. Ведьма Аталиса оставила мне свою память, но её несчастная любовь умерла, когда её сердце перестало биться. С эльфийкой Атуэль и того хуже, от неё мне досталась одна пустая оболочка, нет ни её чувств, ни воспоминаний.
Удар оказался силён. В смятении Лесной король отшатнулся от жестокосердной красавицы, но быстро взял себя в руки и недоверчиво улыбнулся.
– Это невозможно. Нечестно играешь, моя хорошая! Не придумывай, Аталиса, я знаю, что это ты.
– Ошибаетесь, ваше высочество, – с сочувственным выражением на лице девушка коснулась рукава его камзола. Подспудно она удивлялась собственному самообладанию. – Поймите, мой принц, я это не они. Сожалею, но чувства Аталисы и Атуэль мне совершенно неведомы.
– Ты лжёшь!
– Нет смысла. Поверьте и смиритесь, ваше высочество. Любовь обеих девушек умерла и вряд ли воскреснет.
– Посмотрим! – прошипел выведенный из себя Лесной король и, не прощаясь, шагнул в открывшийся портал.
Титанию он нашёл на конюшне. В окружении опытных доезжачих она принимала роды у молодой драконихи. Из жёлтых глаз рептилии градом катились крупные слёды и, мелко подрагивая зелёной шкурой, она со страхом и надеждой смотрела на любимую хозяйку. Периодически она тихонько ревела на низкой ноте, но так что у все5х присутствующих закладывало уши. Как могла Титания пыталась утешить дракониху, и ласково приговаривая, гладила её по беспомощно обвисшему крылу.
При виде сына на лице королевы появилась сильнейшая досада. Нетерпеливым жестом она велела ему ждать и не отвлекать от дела, пока она освободится.
Недовольный Лесной король смерил мать сердитым взглядом и снова шагнул в портал.
В отличие от неё эльфийский владыка оказался более гостеприимен. Правда, при виде внезапно возникшей арки портала Оберон насторожился и в его руке возник магический снаряд, но признав сына, он успокоился и постарался не выдать своего удивления. С ленивой грацией он снова взял в руки причудливый музыкальный инструмент и, снисходительно кивнув, указал ему на диван, стоящий напротив.
Больше не обращая внимания на неожиданного гостя, эльфийский владыка коснулся струн, и римейра[3] отозвалась нежным серебряным плачем. В нетерпении Лесной король подался к отцу, но он приложил палец к губам, призывая его к молчанию. С отсутствующим видом Оберон закрыл глаза, и римейра заплакала под его искусными пальцами, пересказывая знаменитую балладу о трагической любви храброго воителя эн-Руанона, который не вынес разлуки с любимой, и отправился за ней в мир мёртвых.
Зачарованный бьющими через край чувствами, во всей полноте передаваемой виртуозным исполнением, принц забыл обо всём на свете. Страстная, полная неги волшебная мелодия не сразу выпустила его из своего плена, и он очнулся лишь тогда, когда Оберон уже отложил в сторону римейру и вопросительно воззрился на потрясённоё лицо сына.
При виде этого Лесной король виновато улыбнулся – ему и раньше приходилось слышать игру отца, но лишь сейчас он понял, настолько тот талантлив. И всё же это потрясение было несравнимо с тем, которое настигло его в прошлом, когда ему впервые приоткрылась истинная натура отца.
В раннем детстве Раэтиэль обожал Оберона, но в подростковом возрасте начал его избегать.
Благодаря воинственной матери мальчик начитался про храбрых эльфийских героев с луками и мечами наперевес, а изнеженный красавец-отец, предпочитающий научные исследования и искусство героическим битвам, никак не подходил под описание героев славных эпосов. Как правило, ими были отважные суровые воины, и самолюбивого подростка жутко бесило пристрастие Оберона к пению и игре на музыкальных инструментах. Особенно он ненавидел томный вид отца и его причудливые наряды с воздушными кружевами.
Масла в огонь подливали сверстники. У фейри было не принято хвастаться происхождением и занимаемым положением родичей, тем не менее, никому не возбранялось восхищаться своими кумирами и близкими. Вот и юные эльфы, которые учились вместе с Раэтиэлем, частенько приносили на занятия изображения своих отцов, серьёзных и мужественных, и с гордостью расписывали их деяния и подвиги, и принцу не оставалось ничего другого, кроме как делать вид, что ему это совершенно неинтересно. Не показывать же всем, что он уязвлён до глубины души и стыдится своего никчемного отца, который мирно унаследовал престол, перешедший ему по наследству. Вот когда заходила речь о Фейтиэле, предыдущем короле, тогда Раэтиэль мог говорить часами. Воинственный дед юного принца выиграл немало славных битв и не только на поле боя; женщины сходили по нему с ума, даже своевольные темнокожие красавицы дроу, которые по своему характеру мало чем отличались от демониц.
Всё переменилось, когда во время небольшой смуты Раэтиэль увидел своего отца в действии. Внутренняя группировка недовольных, подзуживаемая бывшей женой Оберона и её родственниками, умудрилась захватить беспечную Титанию вместе с сыном и попыталась диктовать эльфийскому владыке свои условия с позиции силы.
До сих пор перед глазами Раэтиэля стоял стремительный гибкий воин, который уложил кучу наседающих на него противников и первым пробился к захваченной королеве и юному принцу. Залитый кровью с головы до ног, он склонился над пленниками и разрубил их путы. После этого он организовал надёжную охрану королевских особ и снова двинулся в гущу кипящей битвы, но юный принц порывисто схватил его за руку и, восторженно глядя, воскликнул: