— Сероперого видишь? Если честный арестант — выпиши ему пиздюлей.
— Когда нападет — выпишу, — ответил Голдсмит, не замешкавшись ни на мгновение.
— Шарит, зараза, — восхищенно заметил Тууг Эазимский, — А вот разреши загадку, Голдсмит. Летит по данжу левитатор c просевшим запасом сил. Слева — высокоуровневая нежить, справа — призыватель–пидор, призывающий хуи. Куда на месте левитатора приземлишься?
— Нежить не тролли, призыватель — не лич, на всех кастую паралич, — снова не растерялся Голдсмит.
— Что съешь, Голдсмит? — промяукал кошкомальчик Акио Мокруха, — Дерьмо орка со стола или вяленую акулу с волшебной параши?
— Орочье дерьмо — не термитный сыр, а акулу всосал волшебный сортир, — лениво ответил Голдсмит.
— А Голдсмит — человек шарящий, хоть и первоход, — вынужден был констатировать Тууг Эазимский, закуривая очередную папиросу от гревшего самовар волшебного огонька, — Предлагаю поднять в мужики.
— Шшшш… — прошипел Гшап Рептилиумский, — Он знает все, потому что он — создатель этой игры, в натуре. А ты хлеборезку не напрягай, я пока еще ничего не решил.
Повисло молчание, Голдсмит парил, Гшап почесывался и прихлебывал чифирь.
— Я загадаю загадку, — наконец сказал рептилоид.
— Угу, — хмыкнул Голдсмит, — Базарь.
— Есть два стула… — зашипел Гшап с видом философа, вопрошающего о первичности материи или сознания, но Голдсмит перебил его, не дослушав:
— Ага. Возьму мана–термита ебучего, скормлю хизану злючему.
— Нет, — неожиданно ответил Гшап, — Не та загадка…
— А, понял, — поправился Голдсмит, — Королеву Джамезию на хуи, батю Фортиуса — на пики.
— Нет.
— Неужели Фортиуса на хуи, а Королеву — на пики? — удивился Голдсмит, — Нет? Ну, тогда Королеву себе на колени, сам — на пики, а Фортиуса — все еще на хуи…
— Болтало расслабь, хлеборезчик, — посоветовал Гшап Рептилиумский, — И дослушай, прежде чем отвечать. Тот много базарит, кто в укладе не шарит. Утихомирился? Готов?
— Я весь во внимании, — кивнул Голдсмит, теперь уже напрягшись и жадно паря вейп.
Гшап отхлебнул еще чифиря, а потом продекламировал:
— Есть два стула в черной круговерти,
На первом стуле Лига — защитники смерти,
На втором стуле Голдсмит и вечное рабство,
Цифровая тюрьма, сильных мира богатство.
Оба стула ужасны, и выбрать мне сложно,
Правильный стул здесь найти невозможно,
Но что если я вас утешу ответом,
Что есть третий стул, хотя его нету.
Но я вам про этот стул не расскажу,
Замечу лишь то, что на нем сам сижу,
Но это и будет моя к вам загадка,
Ответ на нее для вас будет не сладким,
Скажи же мне, Кормак, поведай, в натуре,
А что помещается на третьем стуле?
Что каждый отдаст мне, чтобы сесть на него?
Ответ очевиден…
Гшап Рептилиумский закончил декламировать и замолчал. Голдсмит парил вейп и хмуро смотрел на рептилоида.
— Гшап, но это не воровская загадка, — первым нарушил тишину рычанием Балагас Бугровщик, — Такое не по понятиям загадывать, хоть ты и коронованный положенец…
— Ты это не сам придумал, Гшап, — перебил орка Голдсмит, все больше мрачневший прямо на глазах, — И в игре у меня такой воровской загадки не было. Ты не мог… Откуда этот стишок?
— По этому поводу у меня телега есть, — прошипел Гшап, почесав чешую, — Только вот не смекаю, задвинуть ее что ли, или нет…
— Задвигай, — потребовал Тууг Эазимский, — Заинтриговал. Я такой загадки не знаю, и телег про нее не слыхал.
— А, ладно, слушайте, арестанты, — решился рептилоид и прихлебнул еще чифиря, — Телега без чифиря — слова, потраченные зря, как говорится. В общем, залез я два месяца назад, когда меня Батя Фортиус амнистировал, подрезать золотишко у богатого вождя темных эльфов. В Эльфарике дело было, в Магааладе. Золотишко в подвале хранилось. Короче, залез я, золотишко подобрал, да не рассчитал вес, жадный я. Ну и провалился я со всем золотом под гнилой пол подвала, как есть говорю. А наверх — уже никак. Рун полета–то у меня не было, дорогие они, и редкие очень.
А под подвалом — натуральный данж, старая гробница темноэльфийская. Ну и пошел я по ней, а от нежити хоронился. Только наверх там хода не было, все вниз, да вниз. Ну и прошел я гробницу целиком, а под ней — вещи страшные. Воздух ядовитый, устройства какие–то, ящики железные и камень черный повсюду. Но я и там не растерялся, воровская смекалка помогла. И спустился я на самый низ — а там… Не сочтите фуфлогоном, но там ничего нет. Вообще ничего. Пустота черная.
Ну, я расстроился, да поделать нечего. Понял я, что стал пожизненным арестантом этого данжа, и до конца дней моих мне теперь в нем чалиться. Наверх–то хода нет. Ну я от горя обшабился концентратом Дароогады, да и лег спать. Дароогады я много сожрал, думал, уже не проснусь. Закончилась жизнь моя чешуйчатая.
Только вот не умер я. Сон увидел. И пришел ко мне во сне мужик. Ну, как мужик, фраер какой–то. Сам весь в черном, а лица–то и нету совсем. Только казалось мне все, что я этого фраера где–то уже видел, а на какой киче его встречал — никак не припомню. Трудно припомнить, когда лица нет. И говорит мне этот фраер, что он мол Пожиратель Миров, а еще Старшая Сестра. Ну я, конечно, давай шуметь — ты чего мол, какой мужик себя женским именем назовет? И говорю ему, что если ты Старшая Сестра — пустота–то то вокруг и сон мой, выходят, петушиные. Ну я и предъявляю ему, выпускай меня из этого сна обиженного, а то вскроюсь, как честный вор. А он все посмеивается, и говорит — выпущу, без базара. Только я тебя загадке научу. И ты, говорит, когда Голдсмита встретишь — эту загадку ему загадай. Если сделаешь так — отпущу на волю с золотишком, будет тебе амнистия Бати Фортиуса из этого данжа.
Ну я и согласился. Понял я тогда, что не фраер это вовсе был, а кум местный. Он меня загадке научил, а потом натурально просыпаюсь — рядом волшебный портал висит. С этого портала я в другой данж попал, а там уже и ход на поверхность нашелся. Так и спасся, и золотишко при мне осталось. Только вот не знал я тогда, кто такой Голдсмит. А сейчас встретил Голдсмита — и дай, думаю, исполню обещанное и загадку загадаю, тем более, и повод подвернулся. Я же не фуфлогон, слово свое держу.
— Телега мощная, да, — протянул Тууг Эазимский, когда рептилоид замолчал, — Только что ты нам раньше–то ее не загонял?
— Мне подземный кум сказал, болтало зря не разевать, — ответил Гшап, — Только, говорит, загадку Голдсмиту загадай, а без нужды байки не трави. Сказал, что не надо никому знать, что я на подземной киче видел. А еще сказал, что если расскажу кому — не проживу после этого и гномьего удара сердца.
— Так ты же сейчас ради своей телеги под вышку подставился! — перепугался Балагас Бугровщик, — Ох, зря болтало раскрыл, зря. Боюсь я за тебя, брат.
— А, ну его, — махнул лапой Гшап Рептилиумский, — Давно это было уже. Думаю, от толковой телеги вреда никому не будет, ни мне, ни корешам. Да и что со мной тут случится, в хате Бати Фортиуса?
— А все же зря ты телегу задвинул, брат, зря, — не унимался Балагас.
— Вор кума бояться не должен, — нравоучительно заметил рептилоид, — Ну что, Голдсмит, дашь ответ–то на загадку?
— Не дам, — раздраженно и несколько растерянно ответил Голдсмит, и Андрей впервые за все время знакомства с ним, понял, что Кормак Голдсмит испуган.
Но Голдсмит довольно быстро пришел в себя, выпустил облако пара и заявил:
— Я не дам ответа, поскольку ответ на эту загадку был бы против понятий. Это не воровская загадка. И, кроме того, в этой игре нет никакой Старшей Сестры! Нет! И Пожирателя Миров нет, и описанного тобой данжа под Магааладом тоже нет. И вообще во всей Эльфарике ничего подобного не существует, ящер.
— Ты назвал меня фуфлогоном, Голдсмит? — прошипел Гшап Рептилиумский, — Ну, тогда мы с тобой каши не сварим. Канай отсюда.
— Нет, я тебе верю, — тут же поправился Голдсмит, — Ты реально шаришь в этой игре, даже лучше меня, ее создателя, положенец.
Гшап Рептилиумский слабо зашипел от удовольствия, как проткнутый воздушный шарик. Хотя ему самому это метафора вряд ли понравилась бы.
— И я ответил на все воровские загадки, а последняя — ни разу не воровская, — продолжил Голдсмит, — Так что полагаю, что у меня теперь есть право вынести на правилку вопрос.
Повисло молчание. Правовая задача о том, может ли Голдсмит выносить вопросы на воровскую правилку, была столь важной и трудной, что никто из трех менее авторитетных сидельцев не рискнул ничего сказать, все только ждали решения Гшапа.
— Давай, — наконец кивнул Гшап Рептилиумский, почесав чешуйчатую голову, — Вынести вопрос можешь. Решать не можешь. С кого спрашиваешь?
— Спрашиваю с Бессмертного по имени Била–Аднин, — выдвинул обвинение Голдсмит, — Но спрашиваю теоретически, поскольку его самого здесь нет.
— Не по понятиям, — тут же прорычал Балагас Бугровщик, — За глаза не спрашивают.
— Это понятно, — согласился Голдсмит, затягиваясь вейпом, — Но этот Била–Аднин сделал куннилингус Королеве. И не один раз. А это, как вы помните, государственное преступление. Оскорбление Королевской крови…
— Параграф четырнадцатый, строка восьмая Глиняных табличек Королевы Альдалии, — тут же подсказал разбирающийся в законах Тууг Эазимский, — Кастрация и пожизненная кича на подземной крытке.
— Именно так, — подтвердил Голдсмит, — То есть этот Била–Аднин скоро поедет зону топать. Не следует ли нам заранее определить его по масти, чтобы избежать неприятных неожиданностей? Я считаю этот вопрос достаточно важным, чтобы обсуждать его даже без личного присутствия Била–Аднина.
— Так я не понял, а чего он сделал–то? — спросил Балагас Бугровщик, — Куни… Чего? В чем косяк–то?
— Он термита Королеве с языка маной покормил, — объяснил Тууг Эазимский, но Балагас от такого ответа растерялся еще больше.
— Ну, попробовал ее сладкий колки, — повторил попытку объяснить Тууг, — Посмаковал ее термитный сырок, задал ее мохнатому хизану корма ртом, ублажал ее языком, короче. Ох и тугой ты, Балагас, в натуре.