большую сковородку омлета, и мы за милую душу умяли его прямо из сковородки. На запах в кухню заявился Филипыч.
– Дядь Жень, может омлетику с нами? – предложил Сашка. Участковый снял фуражку, протер лысину платком и отрицательно мотнул головой.
– А может того… Сто грамм, – подмигнул я и кивнул в сторону холодильника, где у меня всегда хранился бутылек с чистым медицинским для опытов. Филипыч глянул на холодильник глазами побитой собаки, вздохнул и снова отказался. Оно и понятно, служба…
– Вы бы посмотрели, дядь Жень, как бы нам гражданин начальник наркоты какой не подбросил. Или гранатомета, – попросил Сашка. – Ужо больно не охота в тюрьму на самой заре жизни.
– Да ладно тебе, Саша, Ларионов – мужик дотошный, но законник. Он на такие вещи не…
– Попов, подь-ка сюды, – задорно раздалось из комнаты. Я поднялся и прошествовал в зал. Особых признаков обыска в комнате я не обнаружил. Ну, книги на полках стояли не ровно, некоторые вообще у стены были сложены стопкой, ну, люк подвала открыт, ящики в столах выдвинуты. На химическом столе копошился Тамарин, он брал мои пробирки, чего-то там смотрел, чем-то туда капал. Э, а с какой стати? Мало ли что он туда накапает, а мне отвечать?! Тем более, вот колба на полу валяется разбитая. Видно, Ларионов пытался все-таки разместить свой чертов протокол на лабораторном столе. Но отчаялся и теперь сидел на диване, используя для написания табуретку. Рядом с ним валялись откатанные на ксероксе листы бумаги из мусорки, в ногах стоял старый чемодан. Нашел-таки, Пинкертон хренов. Специалист по змеям стоял тут же и протирал очки. Надо же, не побоялся у эфы под клеткой пошарить. А она жуть какая ядовитая! Понятые тетки с сучкой Мариванной жались в уголке, со страхом посматривая в сторону гадюшника. Наверное, все-таки заглянули туда разок, когда очкарик чемодан нашел.
Вид у Ларионова был торжествующий, он с прищуром поглядывал то на меня, то на чемодан, выдерживал паузу. Но начал издалека, взял ксерокопии и потряс ими в воздухе.
– Гражданин Попов, знакомы вам эти бумаги?
– Конечно знакомы, – пожал я плечами. – Распечатка с интернета, кодекс Войнича. А что?
– Войнича? Это который «Овод»? – блеснул эрудицией служивый.
– Это который ейный муж.
Реально, мент не знал, что роман «Овод» написала баба – Этель Лилиан Войнич. А вот ейный муж Михаил-Вильфред как раз известный манускрипт и приобрел после того, как из сибирской ссылки в Европу сбежал. В ссылку шляхтич угодил за национализм и расшатывание гнилого царского режима. Блин, мог ведь Ленина знать, или Сталина. Где-то они поблизости в ссылке чалились, и по срокам совпадает. В Европах Михаил-Вильфред, не оставляя революционной деятельности, начал фарцевать антиквариатом и редкими книгами. Кодекс со странными картинками и письменами выкупил якобы случайно из архивов иезуитского ордена по цене макулатуры. А потом перепродал, тем и прославился. После обретения Польшей независимости на родину не вернулся, а дернул за океан и на полученное за фарцовку бабло магазин в Нью-Йорке открыл. Прям в центре! В общем, жил не тужил, пока не помер. А вот супружница его до московской олимпиады дожила, когда узнала, что ее «Овода» читают в СССР и даже кино по нему снимают – зело удивлялась. Но гонорарий в дензнаках США приняла.
Прочтенная мною лекция про чету Войничей особого впечатления на обноновца не произвела. Ларионов пошуршал бумагой, нашел нужный лист и продемонстрировал, чтобы все видели:
– А это что?
– Растение какое-то, – пожал я плечами.
– Конопля? – в лоб спросил Ларионов.
– Не, не похоже, – возразил я. – Я вообще-то не специалист, но конопля кажись другая. Тут девушки юные по рынку ходят в маечках, вот у них на майках реально конопля. Подтверди, Сань, – призвал я на помощь братца, закончившего мыть сковородку и решившего выйти в зал.
– Ага, – подтвердил братец и тут же сделал плачущее лицо, увидев диски, сваленные в беспорядке на его любим кресле. – Ну че вы, не могли поаккуратнее? Я ж эти диски неделю по порядку разбирал. Че вы там найти вообще хотели?
Сашка встал перед креслом на колени, театрально вознес руки к небесам, и потрясал ими, как безутешная мать над телом усопшего младенца. Клоун! Ларионов, видимо, понял, что ксероксными копиями ему меня не взять и вложил свой главный козырь:
– А вот этот чемодан. Скажите, Попов, он вам знаком?
– Конечно, знаком, – сказал я, почесываясь. – Это папкин еще.
Видимо, Ларионову не понравилось спокойствие, с которым я отреагировал на чемодан. Не иначе, как он всерьез считал, что я храню в чемодане под змеями кучу изготовленной в домашней лаборатории наркоты.
– И что же в нем? – продолжил давить Ларионов.
– Да так, ерунда разная.
Ларионов решил не тянуть резину. Призвал понятых поближе, сам взялся за ручку чемодана, решив положить его на диван, да не рассчитал тяжести, грохнул дном об пол.
– Ого! Кирпичи что ли здесь держите? – спросил он.
– Я ж говорю, фигня разная, – напомнил я.
Ларионов с кряхтением уложил чемодан на диван и вопросительно глянул на меня.
– Ключ? – догадался я. – Так нет ключа. Я его обычно скрепкой открываю. Помочь?
Замок открылся быстро, благо скрепок у Сашки в ящиках всегда навалом. Щелкнуло, крышка чемодана откинулась. Она оказалась сплошь заклеенной с внутренней стороны папиросными коробочками и картинками с красотками по моде 30-ых годов. Отец говорил, что это – еще дедов чемодан.
– Понятых прошу подойти поближе, – с важным видом приказал Ларионов, хотя куда уж ближе?
Не уверен, что понятые тетки обнаружили что-либо интересное для себя в этом чемодане. Скорее его содержимое могло бы привести в восторг какого-нибудь мальчишку. В чемодане были солдатики. Но не оловянные, а из свинца. Это я для Сашки отливал еще в детстве. С игрушками у нас было туго, вот я и наловчился отливать солдатиков из свинца в ближайшем овраге. Почему из свинца? А из чего еще? Где я вам олова возьму? Зато у автобазы валялась куча старых аккумуляторов. Долби их кувалдой, вытряхивай из них нутро, разводи костер, плавь в старой жестянке, вот тебе и свинец. Нынче хрен ты дармовой свинец найдешь, старые аккумуляторы в цветмет сдают за наличные.
Вид у Ларионова стал совсем кислый. Он взял одного солдатика – наполеоновского гвардейца в высокой медвежьей шапке, зачем-то взвесил на руке. Бросил фигурку в кучу.
– А это что? – поднял он пакет с кругляшками. Кругляшки представляли собой монеты. Опять же свинцовые. Самых разных стран и эпох. Даже пиастры были и испанские дублоны. Николаевских десяток с полсотни. Это не я, это еще батя руку набивал. Большой был специалист по части нумизматики, на консультации его в Москву приглашали. Только сам золота в собственности не имел. «Средствами не вышел, – говаривал батя и указывал на нас с братцем, – вот мое золото». По-моему, он прав. Хотя нет, имелся у него один древний империал с неизвестным исторической науке римским императором. Пришлось продать, очень нам с Сашкой понадобился смартфон с хорошей камерой и диктофоном, и для компа кое-что.
– Да так, батя увлекался, – сказал я честно. – Мечтал собрать самую полную коллекцию копий редких старинных золотых монет из свинца. А что, нельзя? Что-нибудь еще нашли, или как? Расстреляете за незаконное литье?
– В законе про свинец… – начал было Ларионов и многозначительно посмотрел в сторону Тамарина. Тот закончил свои манипуляции над лабораторным столом, поймал взгляд старшего и отрицательно мотнул головой. Не, а реально, чего он там найти собирался?
– Ладно, понятые свободны, участковый тоже…
Понятые с облегчением вышмыгнули из комнаты, опекунская Мариванна пообещала мне большие проблемы, Филипыч, плюнув в сторону гадюшника, тоже удалился. Тамарин быстро собрал свой чемоданчик, бросил использованные перчатки в корзину и пошел в ванную мыть руки. Ларионов уходить не торопился.
– Присядь-ка, – сказал он, переходя на ты и кивая на диван.
Я закрыл чемодан, поставил его на пол, сам уселся.
– Че у вас весь пол разрисован? Сатанисты что ли? – спросил Ларионов.
– Да так, дурью маемся, Дух Наполеона вызывали.
– И как, вызвали?
– Не-а. Не явился.
– А че за кровь? – кивнул Ларионов в сторону корзины, доставая сигареты.
– Кровь? А, кровь носом пошла, майку загубил, – ответил я и угостился халявным «Мальборо» от ментовских щедрот. – Давление…
–Давление, говоришь… – повторил Ларионов задумчиво. – Слышь, Попов, давай как мужик с мужиком. Ты вообще-то на производителя наркоты не очень похож, живешь уж больно небогато. Но в городе с недавних пор появилась новая гадость синтетического производства.
– А я-то тут причем?
– Да ни при чем, просто формула у этой гадости больно мудреная… Змеи опять же. Вот, посмотри, наши спецы только руками развели. А в одной подпольной лаборатории мы нашли вот это. Может, подскажешь?
Ларионов забрался во внутренний карман и вытащил листок. Развернул. Я вздрогнул, потому что узнал. Такой же рисунок был в батиной тетради. Точно! Длинный змей обвивал какое-то странное дерево с плодами, похожими на груши. И тот же змей, кажется, собирался закусить каким-то растением, похожим на папоротник, но с цветком. Подпись к картинке батя так до конца и не расшифровал.
– Это не формула, – объяснил я. – Это старофранцузский. Из манускрипта по алхимии, точнее – философского трактата о сущности философского камня. Откуда это у вас?
– Так ты и старофранцузский знаешь? – удивился Ларионов, проигнорировав мой вопрос.
– Откуда ж мне… Так, могу перевести со словарем, если повезет. Только большие трудности в химических обозначениях и терминах. Погодите-ка. Кажется, тут написано, что надо собрать созревшие плоды вифара, настоять их в лунную ночь на спиртус вини, смешать с отваром молодой крапивы, собранной на кладбище, и прочее бла, бла, бла.
– Почему бла, бла? – удивился Ларионов.
– Потому что тут в конце вот этот знак, означающий философский камень. Без него реакции не быть. Для химической реакции, как правило, нужны активные вещества или катализатор. А поскольку философского камня, как известно, до сих пор не обнаружено, и он является лишь средневековым предрассудком, все это теряет смысл, или просто-напросто бла-бла…