– Да так, батя увлекался, – сказал я честно. – Мечтал собрать самую полную коллекцию старинных золотых монет из свинца.
– А это? – Согомонян взвесил на руке тяжелый пакет. Николаевские двадцатки – с полсотни будет.
– Я же говорю, батя упражнялся. А что, нельзя? Что-нибудь еще нашли, или как? Расстреляете за незаконное литье?
– В законе про свинец… – начал было капитан, но в это время с улицы раздалось тявканье и крик собаковода: «Товарищ капитан, кажется, Джульбарс нашел!»
Совсем было загрустивший Согомонян снова расправил плечи, глянул на меня, мол, мы еще посмотрим, чья возьмет, сделал знак понятым и быстро вышел из комнаты.
Через пару минут со стороны гаража раздался истошный вопль.
Капитан Согомонян сидел на кушетке, с ужасом смотрел на две красных точки на своем запястье и грозил мне самыми страшными карами, из которых самым гуманным было четвертование. Этому была веская причина. Капитана укусила гадюка, спавшая в рюкзаке, который нашел капитан. Вернее, нашел ярко-оранжевый Сашкин рюкзак спаниель Джульбарс, а капитан с радости в него пятерню засунул. А гадюка, которую мы посчитали пропавшей после цыганского вторжения, оказывается, просто пригрелась в рюкзачке и теперь вот со страху капитана цапнула.
Набирая сыворотку в шприц, я увещевал Согомоняна, что зимой яд гадюки не так опасен, что он не умрет, если, конечно, у него нет аллергии, что в худшем случае у него просто повысится температура со рвотой и диареей. И что я предупреждал!
Согомонян меня не слушал, видимо, он серьезно собрался склеить ласты, и лишь когда я ввел ему сыворотку в волосатую лапу, немного успокоился.
«Скорая» приехала оперативно, Согомоняна увезли, длинный задумчиво рассмотрел бутылочку «Хеннеси» и баночку черной икры из Сашкиного рюкзака, потом открыл пачку «Мальборо», заглянул туда и сказал:
– Ладно, понятые свободны, участковый тоже…
Понятые, что-то быстро черканув в протоколе, с облегчением вышмыгнули из комнаты, за ними собаковод с псиной, Филиппыч, плюнув в сторону гадюшника, тоже удалился.
Услышав, как хлопнула входная дверь, длинный вытащил из пачки две длинных папиросины, смачно их понюхал и вопросительно посмотрел на меня:
– Ваши?
– Впервые вижу, – ответил я и в упор посмотрел на Сашку. – Твои, засранец?!
Засранец глянул на меня сначала с вызовом, но тут же покраснел и потупился.
– Ну давай, давай, кайся, – сказал я сурово. Признаюсь, такой подлости я от родного брата не ожидал. Наркота в нашем доме?! Если бы батя узнал, его точно кондрашка хватила бы.
– С Иринкой хотел… – промямлил Сашка. – Пикничок, чтобы все по-взрослому… На субботу договорились на турбазе. Они на перемене встретили и говорят, все равно не даст… коньяк – отстой, травка – круто! С травкой даст… Я и взял-то всего попробовать…
– Так, школа № 12, ты ведь в двенадцатой учишься? – задумчиво сказал длинный. – Они – это Балабанов с Разуловым? Ну да, кто же еще? Местные отморозки, но трава у них, надо признать, хорошая. Настоящая чуйка! У Разулова брат оттуда родом, передает с оказией. Пшел вон!
Братец удивленно посмотрел на длинного и, не заметив в его глазах ничего хорошего, послушно поднялся.
– Чтобы через полчаса был в школе! Проверю! А мы пока с твоим братом по душам побеседуем.
Дверь за братцем захлопнулась, длинный перестал вертеть папиросу в руках, засунул ее в рот, чиркнул красивой зажигалкой и с явным наслаждением затянулся. Вторую папиросу протянул мне:
– Закуривай, братан.
– Если честно, я никогда и не…
– Верю, верю, – махнул рукой длинный. – Но за пару косяков не привлечешь, а чего ж добру пропадать? Обычно у торчков принято одним косяком на всю шоблу затягиваться, но я несколько брезглив. Дыми, Попов, говорить будем.
Вот так дела, наркополицейский предлагает мне затянуться марихуанкой. Отказаться? А смысл? Провоцирует? Сейчас я затянусь, а он меня за шиворот и в отдел. Там – мочу на анализ. И что? За употребление у нас пока не привлекают. Испортить мне жизнь хочет? А смысл? Да и так бы мог, когда папиросы нашел. А, была не была – чем черт не шутит. Дым показался мне горьким и неприятным.
Длинный еще раз глубоко затянулся, вытащил из внутреннего кармана пачку фотографий и бросил на кушетку рядом со мной.
Я посмотрел фотки. Ваш покорный слуга в разных ракурсах. Вот я на остановке у цыганского дома, вот говорю с Яшей в кафешке, протягиваю ему пакет, вот он достает аптекарские весы. Слава богу, не видно, что именно он взвешивает. А они-то подумали, что я табор герычем снабжаю. Нет, ведь чуяло мое сердце – не надо было с цыганами связываться, особо, с теми, кто наркотой торгует. Так ведь других и нет. Разве что из театра Сличенко, те, если прессе верить, и без всякой наркоты прилично зарабатывают.
Возвращаю фотки длинному.
– Ну и?.. Что вы мне инкриминируете?
– Надо же! – очень натурально удивился длинный. – Какие мы слова знаем. Начитанные!
– Телевизор много смотрю, – буркнул я. – Детективы разные.
– Тогда не будем тянуть! – обрадовался длинный. – Сам знаешь, чистосердечное признание смягчает наказание…
– Но увеличивает срок. Вы все неправильно поняли, товарищ…
– Капитан. Капитан Демидов Михаил Павлович. Что мы не так поняли, тезка?
– Я принципиально против наркотиков.
– Ну да, конечно. И цыгане тебе эту машинку подогнали за красивые глаза.
– За золото.
– Что?!
По лицу капитана было видно, что он удивлен. Искренне.
А горьковатый дымок уже развязывал язык, будил фантазию:
– От бати нам золотые монеты достались. Батина коллекция. Хотели сохранить, но сами знаете, какая нынче жизнь. На зарплату санитара вдвоем особо не проживешь. Хотел продать по закону, но наше доброе государство очень любит налогами подобные сделки обкладывать. А лучше – просто отнять…
Не помню точно, что я еще плел, кажется, клялся в отвращении к наркотикам. Подумал, посмотрел на остаток папиросы и добавил: «тяжелым». Кажется, Демидов мне поверил.
Он сунул протокол обыска в карман, встал, приложил руку к пустой голове, сверкнул глазами и сказал:
– Гражданин Попов Михаил Сергеевич, от имени российской полиции приношу вам извинения за причиненное беспокойство. Можете обратиться по этому поводу с жалобой в установленной форме, в определенный законом срок.
– Да ладно, че уж там… – махнул я рукой и пошел провожать «гостя».
Обкуренный мент уселся за руль и с «буксами» удалился. Я зачем-то помахал вслед рукой, вернулся в комнату, улегся на кушетку и погрузился в наркотический сон. Снилось мне море с дельфинами и чайками. И еще одна картинка: мы с батей и Сашкой догоняем-таки пляжных бичей и скидываем их вместе с фургоном в море…
Проснулся я, когда за окном стемнело. Сашка уже вернулся из школы, привел комнату в относительный порядок и теперь, водрузив на уши толстенные наушники, наклоняясь в кресле «на виражах», гнал по узким улицам Монако болид «Формулы». Не наигрался еще. Ничего, братан, дай срок, я куплю тебе такой болид, такую тачку, что Шумахер позавидует…
По идее стоило устроить братцу трепку за эти папиросы, но какое-то благодушие напало.
Добираюсь до санузла, возвращаюсь. Братец снимает наушники, смотрит виновато. Ладно, живи пока, заразец, завоевывай свой Гран-при.
Плюхаюсь задницей на кушетку, открываю чемодан, начинаю в нем копаться, выставляя солдатиков в каре на журнальном столике. Потом выложил пакеты с монетами. На дне чемодана лежал лист бумаги, запаянный в пластик. Завещание. «Я, Сергей Михайлович Попов, будучи в трезвой памяти… все свое имущество… дом с участком… и коллекцию старинных золотых монет… своим детям Михаилу Сергеевичу и Александру Сергеевичу в равных долях. Опись коллекции прилагается». Подпись, печать нотариуса. Дата – за неделю до исчезновения.
Так что же, батя, ты все знал заранее? Что я прочту твою чертову алхимическую книгу, перенесусь в другой мир, добуду это чертов философский камень?! Что превращу твою фальшивую свинцовую коллекцию в настоящую – золотую?! Ну, спасибо, батя…
Я стер предательски накатившую слезу.
– Слышь, братец, – крикнул я сквозь рев движка из всех шести динамиков. – Да выключи ты свою бандуру на минутку!
Послушный братец нажал пробел, рев стих.
– Глянь-ка в Интернете, почем нынче золотые николаевские двадцатки?
Глава 9Второе пришествие меня
Вот уж никогда не думал, что опять увижу этот лес, это кладбище. Может, зря я все это затеял? Ну чего мне теперь, по жизни, не хватало? Хотя… назад ничего не вернешь, как говаривал Цезарь – перейдем Рубикон, если не потонем – накупаемся! А если честно – господин О.Раньи просто не оставил мне выбора. Он умеет убеждать. А что бы вы на моем месте сделали? Неделю назад мирно сижу дома, пялюсь в телик и вдруг вижу, как Сашка внезапно бросает мышь своего компа, встает и, как зомби, бредет в центр комнаты, там, где у нас пентаграмма. Встает в ее центр и начинает вещать голосом мага О.Раньи. А я-то, наивный, думал, что связь у нас односторонняя. Разбежался… Одним словом, маг посредством моего непутевого братца потребовал принести ему книгу из хранилища в районной библиотеке. Ту самую, которой батя очень интересовался и даже отксерил полностью. Все перевести хотел ту часть на неизвестном языке, да не вышло у него ничего, нету у нас пока специалистов по эльфийскому… И пообещал мне маг за это… В общем, маг сделал предложение, от которого я не смог отказаться. И вот я здесь!
В центре сферы появляется книга, беру ее, сую в суму. Где уже лежат свечи. Вот черт! Опять кровь из носу. Залью Реддису всю сутану, или как это у них называется. Ничего, постирает. Ой, что это за жуткий звук? Всего лишь сова. Все, пора отсюда двигать.
Дорога знакомая. Самая неприятная часть пути к городу – через кладбище. Не могу назвать себя, по понятным причинам, верующим, но и в юные годы, будучи убежденным материалистом, я кладбища в темное время суток тоже недолюбливал. Есть в них что-то такое… пугающее. А уж это конкретное кладбище и подавно! Особо склепы с изваяниями. Поди, разберись в такой темноте, что это притаилось у склепа с гарпиями – безобидная каменная статуя страдающей вдовы или что другое? А может, это призрак какой, дух неприкаянный бродит, за злодеяния свои прижизненные расплачивается.