– Ты сама-то была бы готова, – Раймон уложил Свеа на постель и принялся раздевать.
– Что ты творишь? – спросила Свеа и попыталась сесть, но без всякого успеха.
– Поспи хоть до одиннадцати, – примирительно попросил Раймон, и Свеа, поколебавшись, кивнула. – Я скажу Алмонду, чтобы разбудил.
Свеа поймала его руку, уже готовую соскользнуть прочь.
– Раймон…
Раймон поднял взгляд на командора.
– Ничего, – Свеа отвернулась.
Раймон крепко сжал её руку в ответ и поспешил в библиотеку.
Сильвара дремала над раскрытой книгой.
« ...Сверкающий меч пронзил брюхо демона…» – виднелось из-под её взлохмаченного затылка.
– Сильви, – Раймон потряс её за плечо, и девочка вскинулась. Затуманенный взгляд медленно сфокусировался на Раймоне.
– Атхэ… – Сильвара помотала головой, будто мокрая кошка. – Я нашла. Вот здесь, – она откопала среди других потрёпанную книжку «Об ароматах крови». – Всё очень просто. Запах создаёт кровь. Сир чует в обращённом свою кровь. И так же можно почуять принадлежность вампира к определённой семье. Но кровь состоит из двух частей: вечная – та, что присуща самому носферату. И временная – та, что приходит к нему с едой. Так кровь могущественных существ даёт выпившему их силу, но только на время. Другое дело – кровь, использованная для обращения. Запах и сила сира сопутствуют вампиру постоянно. Но после еды ненадолго свойства его организма меняются, и он пахнет едой.
– То есть, чтобы присвоить себе чужой запах, нужно выпить его крови?
– Да, но это поможет лишь ненадолго. Запах и сила сира будут возвращаться вместе с жаждой.
Раймон усмехнулся. Так просто.
– Спасибо, – он потрепал Сильвару по затылку, а затем рука его замерла. Девочка выглядела необычайно… аппетитно. Будто булочка с апельсиновым джемом. И самым отвратительным оставалось то, что Раймон прекрасно знал – сегодня ему в самом деле нужна кровь. Он вымотался и устал, а день, по сути, только начинался.
Сильвара поймала его взгляд и замерла, будто кролик перед удавом.
– Атхэ… – сказала она неуверенно, сама не осознавая, что пытается надавить на жалость.
Раймон только кивнул.
Сильвара облизнула губы.
– Если хочешь, можем попробовать по-другому, – предложил Раймон, – тебе должно быть приятно, если я…
Девочка покраснела.
– Я никогда… – выдавила она. – Если вы хотите… гос… Раймон. Но если можно, я бы сделала как в прошлый раз.
Раймон кивнул.
– Уйдём отсюда.
Они переместились в уже знакомую гостиную, и снова Сильвара упала на колени – изящная, будто птица, подбитая стрелой охотника.
Её губы мягко обхватили освободившийся от ткани член. Она старалась изо всех сил, но движения её были механическими, а вид беззащитного существа, сгорбившегося у его ног, вызывал у Раймона непреодолимое отвращение.
Раймон закрыл глаза, пытаясь представить на месте Сильвары кого-то другого. Вначале мысли его метнулись к Свеа, но он тут же понял, что коленопреклонённая Свеа вызывает у него только тоску. Свеа хотелось видеть лежащей рядом и обнимающей его. Или стоящей в полный рост на плацу и принимающей парад гвардейского полка. Мысли же о том, что можно поставить Свеа на колени, заставляли думать о её изуродованном сейчас теле и неведомом глумящемся сире.
Раймон прогнал их и представил между своих ног бледные губы на безупречном лице фарфоровой статуэтки. Влажные длинные ресницы и растрепавшиеся белые кудри.
Он не заметил, как с силой вдавил в свой пах голову Сильвары и бурно кончил, представляя, как изливается в девственное и ранимое нутро Ингрид, стоящей на коленях, целующей, принимающей его в себя. Только услышав испуганное мычание, он открыл глаза и, поняв, что натворил, притянул к груди перепуганную Сильвару.
– Прости, прости, прости, – зашептал он торопливо, приглаживая промокшие от пота пряди волос.
– Всё хорошо, – Сильвара отвела взгляд, и совесть больно кольнула Раймона под ребро.
Чуть успокоившись, Сильвара отвела в сторону волосы и изогнула шею. Сегодня она выдержала заметно дольше, хотя всё ещё была слаба.
– Иди спать, Сильви, – прошептал Раймон, отпуская девушку и поглаживая её по волосам. – Хочешь, провожу?
Сильвара покачала головой. Она всё ещё выглядела обиженной, но, посмотрев на часы, Раймон понял, что успокаивать её уже нету времени. Поднявшись, он вернулся в спальню Свеа, чтобы переодеться в парадную форму. Та лежала, закрыв глаза, но явно не спала. Уже на лестнице Раймона остановил Алмонд и молча протянул запечатанный свиток.
Раймон покрутил его в руках и с недоумением посмотрел на Алмонда.
– Это от Ламии, – сказал он, – я подумал, вам будет интересно узнать.
Он забрал свиток и шагнул наверх.
– Стой… – Раймон поймал его за плечо. – Когда?
Алмонд пожал плечами.
– Я не читаю. Но обычно она уезжает к принцессе сразу же, получив письмо.
Алмонд отвернулся и пошёл дальше.
Раймон стиснул зубы. За окнами уже грохотали трубы, приветствуя приближение Императора.
__________________________________________________________
* Атхэ – у эльфов что-то типа японского сэмпай. Старший товарищ, старший друг.
Глава 17. Древняя
Когда грохот труб огласил округу, Свеа уцепилась пальцами за спинку кровати и попыталась встать. Проклятый Раймон обвёл её вокруг пальца – будить командора никто не спешил.
Преодолевая боль в груди – остальные раны почти затянулись – она подошла к шкафу и, сняв с вешалки первую попавшуюся сорочку, принялась одеваться.
Уже застегнув парадный китель, она на секунду замерла перед зеркалом. Нехватка крови всё ещё чувствовалась, несмотря на все старания домочадцев. Под глазами залегли тёмные круги, и сама себе Свеа вовсе не казалась достойной взгляда Императора.
Звук открывающейся двери прервал её размышления, и Свеа обернулась.
Алмонд замер на пороге.
– Простите, – юноша протянул перед собой свиток и отвел взгляд.
В груди похолодело. Свеа облизнула внезапно пересохшие губы и, забрав свиток у помошника, непослушными пальцами попыталась сломать печать. Получилось не с первого раза, но, наконец, она смогла развернуть бумагу и прочитать такие знакомые строки:
«Мне жаль, что наша прошлая встреча расстроила вас, – писала Ламия. – Надеюсь, сегодняшняя пройдёт успешней. Жду».
Ещё раз облизнув губы, Свеа подняла глаза на Алмонда, но тот старательно отводил взгляд.
– Я пойду, – сказала она тихо. – Приготовь карету.
– Свеа! – перебил её голос полуэльфа, и Свеа разглядела в полумраке коридора ещё одну фигуру.
– Я знаю, что ты скажешь, Раймон. Не трать наше общее время.
Раймон покачал головой.
– Я пойду с тобой, – заявил он тоном, не терпящим возражений.
Свеа лишь усмехнулась.
– Нет, – сказала она и шагнула вперёд, но Раймон тут же отступил глубже в тень, – тебя ждёт твоё будущее, Раймон. Кучер доставит меня обратно. Ты там не нужен.
Раймон молчал.
– Ты же прибыл сюда, чтобы добиться успеха при дворе, – продолжила Свеа. – Так давай. Второго шанса не будет. Император не прощает ошибок.
Раймон продолжал молчать. Свеа приблизилась ещё на шаг, и Раймон снова отступил.
– Удачи, – выдохнул полуэльф и невесомой тенью скрылся во мраке.
Свеа кивнула.
– Удачи мне, – сказала она тихо и медленно, придерживаясь рукой за стену, стала спускаться.
Когда командор появился у ворот, кучер метнулся к нему, чтобы помочь забраться в карету, но Свеа остановила его уверенным жестом и всё сделала сама.
Колёса застучали по мостовой в такт с ударами сердца, которое давно уже не должно было биться. Дворцы и фонтаны Гленаргоста проносились за окнами, такие знакомые – и такие чужие.
Она знала этот маршрут так же хорошо, как дорогу от кабинета до спальни. Порой ей казалось, что эта дорога – её плата за вечную жизнь, за второй шанс, которым она так и не сумела воспользоваться.
Когда-то давно – хотя, что такое давно по меркам вампиров? И всё, же ей казалось, что это было сотни лет назад, в прошлой жизни. Когда-то давно она так же ехала в карете по этому пути, мучимая головной болью, которая казалась ей самой страшной болью в мире. В руках она сжимала бумаги – множество черновиков, исследования по истории, которые так и не были закончены. Она стояла перед Ламией на коленях и просила дать ей возможность изменить мир. Тогда она ещё не знала, как часто ей придётся ездить этой дорогой, не знала, сколько ещё раз она встанет на колени перед принцессой, вечной как само небо и наполненной неведомой, непонятной живому злобой.
Карета остановилась, и Свеа выбралась наружу. У дверей дворца привычно стояла стража – двое мужчин в чёрных плащах с алым гербом Ламии на груди. Лица скрывали низко надвинутые капюшоны и алые как кровь маски – Ламия не любила видеть лиц тех, кто ей служит. Все они были для неё марионетками. Никто не имел места в её маленькой груди.
– К госпоже, – бросила Свеа, останавливаясь.
Стражи переглянулись и кивнули друг другу.
Один из них открыл дверь, и Свеа вошла внутрь. Страж последовал за командором.
Оба миновали анфиладу комнат, повернули направо и вышли к святая святых особняка – будуару принцессы.
Здесь у дверей стояло ещё двое стражей в таких же безликих костюмах.
Снова обмен взглядами и кивки.
Ещё один страж отделился от стены и присоединился к процессии.
Двери открылись.
В просторной зале, где легко могла бы поместиться сотня гостей, царил полумрак. Света свечей, расставленных вдоль стен, хватало лишь на то, чтобы осветить края комнаты. Много раз Свеа задавала себе вопрос – почему Ламия не использует магию, чтобы сделать это место уютней, и сама же себе отвечала: она была слишком стара. Она пришла из тех времён, когда магия ещё была чудом, а воск для свечей ценился едва ли не на вес золота. Ламия была порождением другой эпохи – дикой, жестокой, наполненной хищными инстинктами и кровью настоящих жертв. Быть может, потому ей так трудно было принять новые законы, отказаться от того, что было её частью – от желания убивать. Именно эти тайны привлекли Свеа к такой хрупкой на вид, вечно обречённой носить лицо ребёнка, старейшей из женщин Империи. Они стали судьбой Свеа – и её гибелью.