– Я говорила, – сказала Свеа со вздохом, – что не хочу участвовать в этой войне. Ни командором, ни наместницей… Никем. Так что если ты снимешь с моих плеч эту ношу, я буду тебе только благодарна.
Раймон продолжал внимательно смотреть на неё.
– Дело не только в тебе, – сказал он наконец.
– Ах, да… У тебя же там Большая и Светлая любовь.
– Не смейся! – Раймон снова опустил руки на законное место.
– А ты не лапай меня, когда я о деле говорю!
Свеа вывернулась и отошла к письменному столу, стоявшему у окна. Пальцы её на секунду замерли на ручке верхнего ящика, а затем повернули её и потянули на себя.
– Я надеюсь, ты правильно поймёшь то, что я сейчас сделаю, – сказала она серьёзно и, поддаваясь настроению подруги, Раймон кивнул.
Свеа извлекла из ящика свиток и протянула его перед собой.
– Что это? – спросил Раймон, осторожно приближаясь, но даже не думая принимать бумагу из её рук.
– Прочти. Это письмо мы перехватили случайно, гонец вёз его из башни Синего Дракона.
Раймон осторожно, будто змею, взял в руки свиток и покрутил в пальцах. Печать уже была сорвана.
– Мы думали, это военное донесение, – произнесла Свеа, проследив за его взглядом.
Раймон кивнул и развернул свиток.
«Сим я, Владыка Белл, подтверждаю согласие и довольство нашего дома вашим предложением, – гласили витиеватые эльфийское знаки, выведенные тонким пером на пергаменте. – И я, и сестра моя Ингрид считаем честью заключить с вами союз и будем рады скорейшему его подтверждению. Нас также устраивает назначенный вами день – сердце лета. Да будет ваш путь в сумерках ясен и лёгок».
Раймон поднял глаза от свитка и невольно посмотрел в окно.
– Сердце лета, – пробормотал он и медленно повернулся к Свеа.
– Прости.
Раймон сглотнул. Хотелось разорвать письмо на куски. Обвинить Свеа во лжи и зависти.
И всё же остатки разума подсказывали, что Свеа не станет лгать. Даже ради себя.
Раймон снова опустил глаза на письмо и облизнул губы.
– Свеа… – прошептал он. – Завтра вся моя жизнь потеряет смысл.
Он замолк.
– Почему ты не сказала мне раньше?
– Не хотела, чтобы ты понял меня превратно.
Раймон покачал головой.
– Раймон… – Свеа обошла стол и опустила руки на плечи полуэльфу. – Ты всегда знал, что это случится.
– Я думал, что успею…
– Ты успел.
Раймон посмотрел на Свеа невидящими глазами.
– Ты добился в Империи большего, чем смог бы кто бы то ни было добиться за три десятилетия. Глупо посвящать твои победы той, кому ты не нужен. Твоя жизнь только начинается. Не привязывай её к той, кого ты встретил, когда был ещё ребёнком.
– Я успел… – повторил Раймон медленно, глядя куда-то сквозь собеседницу. Взгляд его Свеа не понравился, но ещё больше не понравилось то, что последовало за этими словами. – Да… – Раймон еле заметно улыбнулся. – Может, не всё… Но ведь мне есть, что ей предложить, как полагаешь, а, Свеа?
Свеа демонстративно ударила себя ладонью по лбу.
– Раймон, ты снова меня не слышишь.
Раймон повернулся лицом к окну.
– Только солнце… надо успеть к ней до полуночи, а солнце мешает. Я знаю, она сама выйдет мне навстречу, если не будет спать.
– Раймон…
Раймон снова повернулся к Свеа.
– Ты поможешь мне, Свеа?
Свеа закатила глаза и устало вздохнула.
– Конечно…
Здесь, в обители Саламандры, было больше скал, чем у башни Синего Дракона. Сами здания врастали в каменистые кряжи, разукрашивая их причудливым узором.
Сплошная стена ливня полупрозрачной занавесью накрывала серые глыбы. Капли воды разбивались о гранит и разлетались в стороны множеством колючих брызг.
Раймон всегда любил такие ночи. Ещё в те давние дни, когда он не был ни капитаном лейб-гвардии, ни сиром, а был просто-напросто мальчишкой-полукровкой, приживалой в доме Владыки Тауфина, он всегда выходил во двор и долго стоял, распахнув руки бушующему небу. Он грудью встречал стихию и представлял, как сливается с ней целиком.
А вот Ингрид никогда не выходила с ним. Она любила смотреть на дождь сквозь стекло, сидя в тепле и уюте собственной спальни… и улыбаться.
Раймон отпустил виверну и замер, вглядываясь в узкие, как крепостные бойницы, окна. Он переводил взгляд с одного на другое, пока всполох молнии не озарил небо, и вампир не увидел тонкую фигурку в одном из окон под самой крышей.
– Ингрид… – сердце гулко ухнуло и пустилось вскачь.
Фигурка исчезла.
Магический барьер окружал башню, и Раймон знал, что, попытавшись проникнуть внутрь, лишь поднимет тревогу. Но Ингрид видела его – в этом Раймон был уверен. Значит, теперь выбор оставался за ней. Оставалось ждать.
Минуты тянулись мучительно долго. Казалось, буйство стихии не прекратится никогда. Раймон стиснул кулаки, пытаясь справиться с жаждой броситься вперёд, наплевав на все барьеры. Он уже наметил траекторию для рывка, когда двери башни внезапно распахнулись. Луч света ударил наружу, и тонкая фигурка колыхнулась на ветру, будто пламя свечи.
– Раймон, – скорее угадал, чем услышал полуэльф бесшумный выдох.
Ингрид протянула руку, будто желая коснуться пальцами призрака того, кого не видела уже три десятка лет.
Раймон молча разглядывал эльфийку, представшую перед ним. Ингрид была точь-в-точь такой же, какой отпечаталась в памяти полуэльфа. Порой Раймону казалось, что их бесконечные дни в поднебесье, запахи цветов и лунные дорожки на глади океана – всё это сон. Не было ничего, кроме Гленаргоста и его вечной ночи.
Теперь он точно знал, что это не так. Ингрид была настоящей. Ингрид была светлой и чистой. Она всё ещё была той, кого Раймон любил.
Тонкие руки легли на шею Раймона, оплетая её будто виноградные лозы. Они казались невесомыми, точно крылья бабочки, и такими же хрупкими.
Раймон стоял неподвижно. Странное чувство завладело им. Ингрид была рядом. Ингрид была прекрасна…. И Ингрид была чужой. Фарфоровой статуэткой. Ледяной фигурой, которая растает по весне.
Прошла вечность, прежде чем руки полуэльфа сомкнулись на спине Ингрид и прижали её к груди.
– Ингрид, – произнёс он, проверяя, послушен ли ему голос. Только сейчас он заметил, что Ингрид одета в белоснежное одеяние, расшитое серебром… Свадебное одеяние. – Тебе идёт это… платье… – он убрал руки эльфийки со своих плеч и чуть отступил назад, скрывая лицо в полумраке.
Ингрид молчала. Только ветер шумел в ушах и трепал полы шёлковых одежд… Таких странных и чужих после вечной роскоши Гленаргоста.
– Завтра… – выдавила Ингрид, наконец, и снова замолкла.
– Знаю, – Раймон попытался улыбнуться, но так и не смог.
– Где ты был? Где ты был раньше? – голос Ингрид звенел… укором? Будто не она оттолкнула полуэльфа, когда тот просил её уйти вместе с ним… Раймон подавил всплеск ярости и усмехнулся.
– Помнишь, ты сказала, что мне нечего тебе предложить? – слова слетели с губ сами собой, и Раймон тут же пожалел о сказанном. Он не хотел упрёков. Он пришёл не для того, чтобы искать виноватых. Время было на исходе, и у них оставался только один шанс начать всё с начала.
– Я искал… что предложить, – продолжил он и внезапно понял, что всё ещё не знает, что может дать Ингрид. Понравится ли ей придворная жизнь? Сможет ли он оставаться на службе и при этом отдавать себя Ингрид целиком, как хотел когда-то? Он не знал, но начатую фразу нужно было закончить. И он сказал о том, в чём был уверен. – Надеюсь, особняка в Гленаргосте будет достаточно, чтобы ты в меня поверила?
Наступившая внезапно тишина казалось оглушительной. Даже свист ветра затих, и только капли дождя всё так же мерно шелестели по камням.
Ингрид молчала, и Раймон принялся искать новые слова:
– Ты будешь представлена ко двору Императора. Никогда не будешь знать ни нужды, ни чужой власти. Я не буду ограничивать тебя ни в чем, и ты будешь мой единственной.
Ингрид молчала… мучительно долго, прежде чем спросить:
– Я должна ответить сегодня?
Сердце кольнуло.
– Завтра будет поздно, – сказал Раймон, сдерживая внезапную злость.
Ингрид молчала. Так долго, что Раймону почудилось, что время замерло, и только он чувствует его бег.
– Нет.
Ингрид развернулась и так же легко, будто несомое ветром пламя, колыхнулась в направлении дверей.
Луч света, падавший из прихожей, погас.
Раймону показалось, что он умер.
Глава 22. Конец
И снова бесконечные коридоры резиденции Императора. Снова роскошные портьеры и дорогие портреты кисти лучших художников Империи.
Последнее время Раймон редко бывал при дворе и ничуть не жалел. Лицо его привыкло к свежему ветру, бьющему в лицо. Сплетни придворных больше не докучали. Он весь был погружён в единственное дело, которое его волновало. Пятьдесят лет. Они промелькнули как один миг. И вот дело сделано. Приказ Император выполнен. Только почему не отступает клокочущая злоба в груди? Почему всё ещё хочется разрушать?
Минуя гвардейцев, стоящих на карауле, Раймон одним движением руки распахнул дверь во внутренние покои Императора.
Атрей полулежит на диване, свесив одну ногу на пол, и двое миньонов старательно вылизывают его промежность. В холёных руках кубок с густой алой жидкостью – новое веянье при дворе. Кровь больше не пьют из живых тел. Будто чужая жизнь, перелитая в бокал, перестаёт быть жизнью и становится просто вином.
Атрей на секунду оборачивается к двери. Взгляд Императора фиксирует тёмный силуэт на фоне ярко освещённого коридора. Раймон не удосужился переодеться, явившись сюда в походном костюме и грязных сапогах, но это последнее, что волнует Атрея сейчас. И так же мало волнуют его новости с запада. Куда важнее то, что разворачивается где-то под носом. В каждом углу пахнет предательством, но запах гнили так силён, что Атрей не может определить источник. Ламия продолжает плести интриги. Её речи сладки, как патока, и такие же липкие. Когда-то давно Атрею казалось, что он её любил. А может, то была просто жалость… Странная тяга к беззащитному существу, присущая многим мужчинам, исконный инстинкт защищать. Но тысяча лет – слишком много для любви. Даже если она настоящая. И он давно уже не верит в слабость существа ещё более древнего, чем и он сам.